44 Красное око коричневого карлика обвиняюще глядело на Белизариуса. А тот смотрел, как буровая машина медленно, метр за метром, вгрызается в твердый, словно бетон, лед. Вибрация от ее работы отдавалась в его ботинках. Лед был насыщен пыльцой, тысячи лет хранившейся в нем отдельной, не связанной квантовой спутанностью – песок, а не часть великого квантового сознания. Его собственное сознание пребывало в немоте, в ничтожестве, какого он никогда раньше не ощущал. Мозг работал в обычном для человека режиме. Эмоции были слишком сильны, чтобы позволить ему погрузиться в savant, где они, пусть и более отдаленные, ранили еще сильнее. И в фугу он уходить не желал. После того, что случилось с Hortus quantus, он уже не был уверен в том, что еще может случиться с миром вокруг. Его мысли зациклились, повторяясь, как компьютерная программа, не в состоянии развязать узел алгоритмов. У нормального человеческого мозга, не измененного генной инженерией, есть инстинкты и определенный порядок действий, чтобы пережить ситуации, слишком глобальные или слишком болезненные для осознания. Мозг просто выключается, как поврежденная нога или позвоночник. Приглушает эмоции, отрешается от ужасающих переживаний, не связывает себя с ними. А вот его мозг с легкостью может рассыпаться. Он уже разделен на части. Белизариус может даже обрадоваться разрушению личности, если это избавит его от отчаяния, подобного которому он до сего момента не знал. Но нет, он не позволит себе этого сделать. Если он сдастся, если даст себе рухнуть, его народ ждут плен или смерть. Точно так же, как Hortus quantus. Медленные волны отчаяния накатывали в такт вибрации под ногами. Он не замечал возвращения Иеканджики, пока она не коснулась его плеча. Они долго смотрели друг на друга. Даже в таком онемевшем состоянии мозг Белизариуса привычно воспринимал закономерности, анализируя их с умением, отточенным более чем за десяток лет в роли афериста. Что-то ее беспокоит, и это не нормальная тревога военного, когда операция идет в задницу. – Что случилось? – спросил он. – Ничего, – ответила она, совершенно очевидно пытаясь лгать. Ее лицо, разбитое на пиксели его зрительными имплантами, увеличившими чувствительность, становилось то жестче, то мягче. – Мы уходим, Архона. – Что? – Вы мне больше ничего не должны. Может, вы хотели эти врата времени для себя. Может, хотели, чтобы они не попали в руки Конгрегатов, когда мы неизбежно проиграем в войне с ними. Каковы бы ни были наши разногласия раньше, теперь вам придется хранить их. Спрячьте их подальше от остального человечества и продолжайте бегать. Она ощутила слабое облегчение, смешанное с чувством вины. Почувствовала себя чуть менее одинокой. – Война лишь усугубится, да? – спросил Белизариус. – Война становится диким зверем сразу же, как появляется на свет. Ты можешь пытаться приручать этого зверя, сажать его в клетку, управлять им, но хозяина у него все равно никогда не будет. – Это похоже на определение математического хаоса. – Или квантовую реальность. – Благодарю. – Мы не спим, хотя наша вахта закончилась, – сказала Иеканджика. – Вам надо бы поспать, но я не знаю, могу ли доверять вам на самом деле. – Я не нарвусь на неприятности. – Когда я в прошлый раз оставила вас одного, вы ушли, чтобы поглядеть на растительные разумы. – Такое не повторится, – с горечью ответил Белизариус. Иеканджика вернула ему служебный браслет со Святым Матфеем внутри. – Можете поспать половину времени. Примите душ. Поешьте. Возвращайтесь сюда. И ни с кем не разговаривайте. Ее приказы были короткими и убедительными. Белизариус принялся выполнять их даже прежде, чем осознал это. Мир вокруг был туманен, а она говорила с железной уверенностью. Белизариус пошел по льду, покрытому черной слизью, к казарме D. Но ни его состояние, ни усталость не могли отключить мозг, который искал квантовую логику, использовал в мышлении суперпозиции вероятностей, размывающие и расширяющие его чувство настоящего. Он пытался решить вопрос, смогут ли Hortus quantus когда-нибудь ожить снова. Они созданы невероятной случайностью, чудом, почти так же, как и врата времени. Может ли природа Вселенной обратить эффект наблюдения, будто его не было? Могут ли повторяться чудеса? – Вы хотите поговорить, мистер Архона? – прервал его мысли Святой Матфей. – Не знаю, – ответил Белизариус, замедляя шаг. – Я размышлял, можешь ли ты оказаться прав и нет ли способа вернуть Hortus quantus к жизни. – У вас есть мысли по этому поводу? – Наверное, мне необходимо чудо. – Мы наконец разговариваем о Боге? – Разрушение суперпозиции квантовых состояний необратимо – по крайней мере, для наблюдателя, который их разрушил. Ты не можешь открыть коробку с котом Шрёдингера, увидеть, что он мертв, а затем вернуться к суперпозиции квантовых состояний, которая существовала ранее. Наблюдение нельзя отменить. – А Hortus quantus не могут существовать без ненаблюдаемой суперпозиции квантовых состояний. – Да. – Вы не можете нарушить законы физики, мистер Архона. – Все, что находится за пределами нашего понимания, – область, где существует Бог, – сказал Белизариус. – Философия Главного наблюдающего, придуманная Homo quantus? – спросил ИИ. – Я наблюдал природу Hortus quantus, основанную на квантовой спутанности, и вынудил систему выбрать одно из состояний. Но с точки зрения Кассандры, ничто не было выбрано. Я часть квантовой системы, где есть Hortus quantus, и я тот, кто разрушил вероятности. Я кот в коробке, которую не открыли. – Мисс Меджиа не может отменить наблюдение, – сказал Святой Матфей. – Принцип сознания, распространяющегося концентрическими кругами, разрушающего даже более сложные квантовые феномены и определяющего реальность, не нарушен. Вселенная может оказаться переплетением определенной и неопределенной реальностей. Единственными по-настоящему реальными являются ее крохотные островки, освещенные наблюдениями субъективного сознания. Но в этом и проблема квантовой философии антиреализма: нет ничего, связывающего эти островки событийно, нет даже того, что делало бы далекое прошлое и далекое будущее Вселенной реальным. Главный наблюдающий, некое сознание, столь огромное, что способно разрушить все перекрывающиеся вероятности космоса, скорее всего, необходим на самом деле, чтобы Вселенная сама по себе стала реальностью. – Вы верите в Бога Homo quantus? – тихо спросил Святой Матфей. Его вопрос был вызывающе простым и в то же время провидчески точным, не хуже, чем у лучших теологов Кукол. Ответ на него может изменить жизнь, философию, веру, но он также двоичен, взаимоисключающ – в истинно квантовом смысле этого слова. И он обладал еще более глубоким смыслом, будучи адресован Homo quantus. Мозг Белизариуса разделял между собой конфликтующие логические посылки и вероятности, чтобы воспринимать квантовую логику. Одна часть его мозга может быть твердолобым реалистом, думающим, что безграничное сознание, создавшее Вселенную, – слишком большое допущение. Другая же может уцепиться за надежду, что существует Главный наблюдающий, который может вернуть к жизни невинную красоту и умиротворение Hortus quantus. Оба эти мнения существовали в нем одновременно, с теми же последствиями, что кот, живой и мертвый разом. – То, что я сделал, может исправить лишь Бог. 45 Иеканджика проверила рабочую программу буровой установки. Все шло по плану. На загрузочной площадке грузовика были свежайшие пробы льда за последние десять тысяч лет истории Ньянги. Через шесть часов буровая достигнет слоя давности в пятьдесят тысяч лет. Вдалеке виднелись врата времени, окруженные кольцом прожекторов. Она сделала все правильно, пусть и не по своей воле. Врата времени – слишком могущественный инструмент. Иеканджика мало кому доверяла, но, если сравнивать с Союзом и Конгрегацией, Homo quantus могут оказаться наименее деструктивными владельцами врат времени. Чирикнул звуковой сигнал ее служебного браслета. Вызов от полковника Оконкво. У Иеканджики по спине пошел холодок. Она мрачно размышляла, кому можно доверять, а кому нельзя. Однако спустя двадцать минут уже постучала в дверь каюты полковника Оконкво. Дверь открыл рослый майор. Иеканджика отдала честь. Внимательно оглядев ее, майор оглянулся на полковника Оконкво, которая сидела за рабочим столом, и вышел. Иеканджика вошла. Майор закрыл дверь, и она осталась с полковником наедине. – Майор Тинаше Зиваи, я полагаю? – спросила Иеканджика, подразумевая мужа Оконкво и Рудо. – Я сказала ему, что нам надо поговорить наедине, – ответила Оконкво, не отрывая взгляда от работы. – Ему это не понравилось, но я полковник. Иеканджика села на свободный стул, но не стала пододвигаться ближе. Оконкво выключила монитор и повернулась к ней. – У меня для тебя новости. Мои источники информируют, что Служба военной безопасности взломала кабинет Рудо. Они нашли информацию о заговоре. Трое ее сообщников тоже арестованы, – сказала она. – У меня нет сведений о том, что ваши временные удостоверения скомпрометированы, пока что, но невозможно знать, что расскажет Рудо на допросе. Иеканджика даже не знала, как к этому отнестись. В своем роде справедливость торжествует. Однако ход истории нарушен. И Оконкво ничего не сказала насчет того, что Рудо – спящий агент Конгрегации. Она не знает. Они не знают. – Заговор против бригадира Иеканджики провален, – продолжила Оконкво. – Я, наверное, первая поздравлю вас с днем рождения, полковник. – Что? – ошеломленно спросила Иеканджика. – Бригадир Иеканджика только что родила ребенка. Назвала ее Айен. – Меня зовут Айен, – с трудом сказала Иеканджика. – Хотелось бы мне сказать, что все исправлено, но ситуация куда хуже. Заговор против бригадира Иеканджики и заговор лейтенанта Набвире, с целью подставить ее, усилили раздоры в Отряде. За последние четыре часа Служба военной безопасности приходила сюда дважды. Меня вызывают на слушания сегодня, в три часа. У меня несколько тайных запросов от командиров кораблей. Люди выбирают стороны. Отряд пожирает сам себя. – Зачем вы мне это говорите? – Я не могу спрашивать вас о том, как выглядит наше будущее, – сказала Оконкво. – Однако, судя по текущей ситуации, Рудо сгниет в тюрьме или будет казнена. Я не знаю, как ее из этого вытащить, и, честно говоря, вне зависимости от хода истории, знаю, что не хочу этого делать. – Я понимаю, что вы хотите сказать. – Никто не является для истории чем-то исключительным. Вселенная не может быть настолько непоследовательной, чтобы допустить существование устройства для путешествий во времени, будучи при этом уязвимой перед изгибами и водоворотами причинности. – Может. – Вы в будущем это проверяли? Иеканджика покачала головой: – Мы не посмели. – Я верю в то, что история может быть податлива, иначе создания, подобные растительным разумам, не существовали бы. – Но у вас также нет доказательств.