– Вы с Леоном, видимо, разминулись. Я пришла минут тридцать назад, и его уже не было. – Вкалывает на работе как про?клятый. Я не сообразил, что уже полшестого. Во сколько вы там сменяетесь? – Обычно в шесть, но я сегодня рано закончила. Звони ему на мобильный. – Видишь ли, Тиффи, не могу. Хмурюсь. – Не можешь позвонить на мобильный? – Это длинная история… В общем, я в тюрьме строгого режима, и единственный номер, на который мне разрешено звонить, – домашний телефон Леона. Кстати, звонки на мобильные еще и дороже в два раза, а я зарабатываю четырнадцать фунтов в неделю за уборку в блоке. Причем, чтобы получить это место, пришлось кое-кому дать на лапу… Так что не разбежишься. Я в легком трансе. – Хреново!.. Реально хреново! И как ты там? Слова сами срываются с языка. Не лучшее, что можно сказать в данных обстоятельствах, но дело сделано. К моему – а может, и к своему – удивлению, Ричи начинает хохотать. – Я нормально, – отвечает он спустя секунду. – Но все равно спасибо. Уже семь месяцев. Видимо, я – как это Леон называет? – акклиматизируюсь. Учусь здесь жить, терпеть минуту за минутой. Киваю. – Уже что-то. И как там по шкале от «Алькатраса» до «Хилтона»? Снова смеется. – Зависит от настроения в конкретный день. Хотя, скажу тебе, по сравнению со многими я – везунчик. У меня теперь отдельная камера и два свидания в месяц. С моей точки зрения, везением тут и не пахнет. – Раз звонок платный, не хочу сильно тебя задерживать. Леону что-нибудь передать? В трубке воцаряется трескучая тишина, слышны только фоновые шумы. – И ты не спросишь, за что я сел? – Нет, – огорошенно отвечаю я. – А ты хочешь рассказать? – Обычно люди спрашивают. Пожимаю плечами. – Не мое дело тебя судить. Ты брат Леона и позвонил с ним поговорить. И потом, мы говорили об ужасах тюрьмы, а они одинаковы для всех, неважно, что ты сделал. Тюрьмы неэффективны, это любому понятно. Так? – Так. В смысле правда понятно? – Конечно. Снова тишина. – За вооруженное ограбление. Только я этого не делал. – Господи, ужас какой! Тогда действительно хреново! – Ага, как-то так… Ты мне веришь? – Мы даже не знакомы. Какая разница? – Не знаю. Почему-то мне не все равно… – Чтобы сказать «верю», мне нужны факты. Иначе какой смысл? – Тогда передай Леону вот что: я хочу, чтобы он сообщил тебе факты, и ты смогла бы ответить, веришь или нет. – Постой… – Тянусь за бумагой и ручкой, пишу и проговариваю вслух: – Привет, Леон, это записка от Ричи. Он говорит… – Я хочу, чтобы Тиффи знала, что со мной произошло. Хочу, чтобы поверила, что я этого не делал. Она, по-моему, хорошая девушка и, держу пари, еще и красивая. Это сразу понятно, брат, такой особенный голос – низкий и сексуальный, знаешь, как… Смеюсь. – Такое я писать не буду! – На чем остановилась? – Сексуальный, – признаюсь я, и Ричи смеется. – Хорошо. Ставь точку. Только последнее предложение не вычеркивай, пожалуйста, Леон повеселится. Качаю головой и улыбаюсь. – Хорошо. Оставлю. Рада познакомиться, Ричи. – И я, Тиффи. Присмотри там за моим братиком, ладно? Молчу, удивленная просьбой. Во-первых, присматривать, по-моему, надо за Ричи, а во-вторых, я не лучшая кандидатура для присмотра за братьями Туми, ибо ни разу не видела ни того, ни другого. Открываю рот, однако Ричи уже вешает трубку, и слышны только гудки. 16. Леон Смеюсь. Ричи в своем амплуа. Очаровывает комплиментами мою квартирантку даже с тюремного двора. Кей заглядывает через плечо. Кей: Ричи, как вижу, не изменился. Напрягаюсь. Она это чувствует и тоже напрягается, однако на попятную не идет. Я: Он храбрится, шутит. Кей: А Тиффи что? Не против подцепить мужика? Я: Зачем так грубо? Кей: Какой ты зануда, Леон! Я просто спросила. Не собираюсь я подсовывать бедную девушку брату. И что-то еще здесь не то, хотя я слишком устал, чтобы разбираться. Я: Она одна, но все еще влюблена в своего бывшего. Кей, внезапно заинтересовавшись: В самом деле? Не пойму, какая ей разница. Стоит упомянуть Тиффи, она или перестает слушать, или сердится. Сегодня впервые за много месяцев мы встретились у меня. Кей сегодня не надо на работу, и она зашла на «зужин», пока я не лег спать. Увидела повсюду записки и почему-то начала огрызаться. Я: Ее бывший, кажется, самый заурядный. Гораздо хуже каменщика-ди… Закатывает глаза. Кей: Хватит уже о треклятом каменщике! Прочти она книгу, не была бы так категорична. Прошло несколько недель, на дворе солнечный день, какие обычно бывают только за границей. Англия не привыкла к жаре, особенно когда та приключается внезапно. Сейчас всего лишь июнь, начало лета. Пассажиры электричек бегут на работу, опустив головы, будто под дождем, на голубых рубашках темнеют треугольники пота. Мальчишки-подростки стягивают футболки и разгуливают полуголыми, с бледными руками, грудью и несуразными острыми локтями. Куда ни шагни, натыкаешься на обожженные плечи или неприятный жар тел, облаченных в деловые костюмы. Я возвращаюсь из военного музея, где предпринял очередную попытку отыскать Джонни Уайта и добыл список из восьми имен и адресов. Адреса собраны путем бесконечного копания в архиве, звонков родственникам и поисков в интернете. Совсем от ошибок не застрахуешься, но все же это начало или, точнее, восемь начал. Я вытянул из мистера Прайора достаточно информации, чтобы детализировать поиск. Разговоришь – и, оказывается, он помнит гораздо больше, чем утверждал. Всех зовут Джонни Уайтами. Не знаю, с которого начать. Самого приглянувшегося? Живущего ближе всего?