Часть 42 из 73 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Я, уже порядком охмелев: А я какой?
Тиффи наклоняет голову. Смотрит в упор, да так внимательно, что хочется то ли отвести взгляд, то ли потянуться через стол и поцеловать ее над чайником со свечой.
Тиффи: Надежда, это определенно. За нее держится твой брат.
Застигнут врасплох. Очень мало кто вообще знает о Ричи; еще меньше тех, кто сам о нем заговаривает. Она смотрит на меня, проверяя реакцию, готова сдать назад, если мне больно. Улыбаюсь. Мне приятно о нем поговорить. Как будто так и надо.
Я: Значит, купить лосьон после бритья с запахом розы?
Тиффи корчит гримасу.
Тиффи: Для мужчин, наверное, свой набор ароматов. Я разбираюсь только в женской парфюмерии.
Хочется еще повыведывать, что она обо мне думает, однако спрашивать неприлично. Сидим молча, пламя свечи мечется в чайнике. Прихлебываю виски.
43. Тиффи
Я не пьяна, но и не то чтобы трезвая. Говорят, что, когда поплаваешь в море, хочется есть. Что сказать? Когда чуть не утонешь, становишься легкомысленным.
И виски со льдом очень крепкий.
Хихикаю, не могу остановиться. Леон тоже под градусом; расслабились плечи, кривоватая улыбка почти не сходит с губ. А еще бросил приглаживать волосы, и время от времени очередной завиток вырывается на свободу и, пружиня, оттопыривается в сторону.
Рассказывает мне о детстве в Корке и хитроумных ловушках, которые они с Ричи придумывали, чтобы позлить маминого бойфренда, я хихикаю.
– Погоди, то есть вы натягивали проволоку в коридоре? Так ведь и остальные спотыкались?
Леон качает головой.
– Нет, мы тихонько, после того, как мама нас укладывала. Умник всегда засиживался в пабе. Слушали, как он матерился, когда навернется, – очень расширяет словарный запас.
Смеюсь.
– Его звали Умник?
– Ага. Не по паспорту, естественно.
Его лицо становится серьезным.
– Один из худших маминых мужчин. Вытирал о нее ноги, обзывал дурой. А она его все не бросала. Выгоняла, потом пускала обратно. Когда они познакомились, она училась на вечернем, и он скоро заставил ее бросить.
Я хмурюсь. История про капканы перестает быть веселой.
– Серьезно? Мудак хренов!
Леон глядит несколько ошарашенно.
– Что-то не так?
– Да нет, – улыбается он. – Нет, просто не ожидал. На состязании по сквернословию ты бы вполне составила Умнику конкуренцию.
Наклоняю голову.
– Благодарю. А как же ваш с Ричи отец? Его не было?
Леон почти в такой же горизонтальной позе, как я: закинул ноги на тот же стул, скрестив в лодыжках, и покачивает стакан в воздухе, болтая виски туда-сюда в огоньке свечи. Кроме нас, почти никого не осталось; официанты тихонько убирают со столов на другом конце зала.
– Он бросил нас, когда родился Ричи. Уехал в Штаты. Мне было два года. Я его не помню. Только силуэт и… – Поводит рукой. – Смутное ощущение. Мама о нем почти не говорит, знаю только, что он водопроводчик из Дублина.
Широко раскрываю глаза. И это все? Невероятно! А Леон рассказывает как ни в чем не бывало. Замечает мой взгляд и пожимает плечами.
– Меня никогда особенно не интересовало. Я не выяснял. Ричи озаботился в старших классах, чем кончилось, не знаю – мы не обсуждали.
Такое ощущение, что еще не все сказано, но я не хочу на него давить и портить вечер. Кладу руку ему на запястье; он снова бросает на меня удивленный, любопытный взгляд. Официант подбирается ближе, чувствуя, что, если нас не подтолкнуть, мы с места не сдвинемся. Начинает уносить тарелки; я с запозданием отпускаю руку Леона.
– Пора спать, да?
– Наверное… Бэбс еще не ушла? – обращается Леон к официанту.
Тот качает головой.
– Ушла.
– О… А вы не знаете, где моя комната? Бэбс говорила, мы с Тиффи можем переночевать.
Официант переводит взгляд с Леона на меня.
– Э-э-э… Она решила, что вы…
Леон понимает не сразу. А когда понимает, легонько стонет и закрывает лицо руками.
– Ничего, – говорю я, опять давясь от смеха, – мы привыкли спать в одной постели.
– Ага, – произносит официант еще более удивленно. – Значит, все в порядке?
– Но не в одно время! – возражает Леон. – Мы спим в одной постели, но в разное время!
– Ага, – повторяет официант. – Так мне… Хотите, чтобы я что-нибудь организовал?
Леон примирительно машет рукой.
– Да нет, идите домой. Я лягу на полу.
– Кровать большая, – возражаю я, – поместимся.
Вскрикиваю – осмелела и, вставая из-за стола, оперлась на больную ногу. Леон мгновенно оказывается рядом. Для человека, который залил в себя столько виски, у него на удивление хорошая реакция.
– Я в порядке, – успокаиваю я, но позволяю себя обнять и поддержать.
Скачу на одной ноге. Когда добираемся до лестницы, он произносит «да ну на хрен» и берет меня на руки.
Взвизгиваю от неожиданности и хохочу. Не протестую – пусть несет. Мимо снова проплывают полированные перила и картины в вычурных рамах с позолоченными завитушками. Леон медленно поднимается по лестнице, толкает локтем дверь в мою – нашу – комнату, заносит меня и ногой закрывает дверь.
Опускает на кровать. В комнате почти темно, мягкий свет от фонаря за окном ложится желтыми треугольниками на одеяло и золотит волосы Леона. Его большие карие глаза – в нескольких дюймах надо мной. Осторожно убирает из-под меня руку, и моя голова опускается на подушки.
Не шевелится. Смотрим глаза в глаза. Напряженное ожидание, сулящее бесконечные возможности. На периферии сознания на секунду вспыхивает страх – что, если я снова запаникую? – но мне до смерти хочется его поцелуя, и страх гаснет, благополучно позабытый. Чувствую на губах дыхание Леона, вижу в полутьме его ресницы.
Он закрывает глаза и отстраняется, отворачивает голову с едва слышным вздохом, как будто долго не дышал.
Уф… Я тоже отстраняюсь, накатывают сомнения, и напряжение исчезает. Может, я неверно истолковала взгляд глаза в глаза и почти касающиеся губы?
Кожа моя горит, сердце колотится. Он опять смотрит на меня, в глазах то же пламя, между бровями морщинка. Нет, он точно хотел меня поцеловать. Может, я как-то все испортила – в конце концов, давно не практиковалась. Или проклятие Джастина теперь портит поцелуи еще до их начала?
Леон ложится на спину; вид у него ужасно смущенный, и, пока он возится с футболкой, я раздумываю, не сделать ли первый шаг самой? Приподняться, повернуть его лицо к себе и поцеловать… А что, если я все неправильно поняла, и это – тот случай, когда надо оставить все как есть?
– Спим?
– Да, – отвечает он низко и тихо.
Откашливаюсь. Ну, значит, на этом все.
Шевелится. Задевает рукой мою руку, и у меня по коже сразу бегут мурашки. Чувствую его легкий удивленный выдох, когда наши руки касаются. Резко встает и идет в ванную, а я, с мурашками и колотящимся сердцем, гляжу в потолок.
44. Леон