Я наблюдаю за террасой на крыше со своего укрытия во дворе. Несколько минут назад включился свет. Теперь я вижу, как кто-то подходит вплотную к перилам. Я улавливаю звук голоса, мелодию разливающейся музыки. Такой резкий контраст со звуками, что доносятся с соседних улиц, – воем полицейских сирен. Я только что услышала по радио: сегодня вечером беспорядки снова усилились. Но те, кто был там, наверху, вряд ли об этом переживали, если вообще знали. На самом деле, радио – это его подарок. И всего несколько недель назад я тоже наблюдала, как он там, на террасе, на крыше курил сигарету с женой алкоголика с первого этажа. Когда фигура рядом с перилами поворачивается, я узнаю в ней ее – девушку, живущую в его квартире. Каким-то образом она проникла в пентхаус. Ее пригласили? Конечно нет. Но ее не смутило заявиться без приглашения. За пару дней она получила доступ в те части дома, куда я никогда не входила, хоть и проработала здесь столько лет. Но это неудивительно. Я, конечно, не одна их них. За все время, что я здесь работаю, я могу вспомнить разве только, как великий Жак Менье дважды взглянул на меня и один раз заговорил. Но, конечно, для такого мужчины как он, я едва ли сойду за человека. Я – нечто еле заметное. Но эта девушка тоже изгой. Такая же, как и я, а может и еще больше. И, видимо, так же склонна карабкаться наверх, как и ее брат. Втирается ли она в доверие так же, как он? Понимает ли она на самом деле, во что ввязалась? Думаю, что нет. Я вижу, как сзади к ней подходит еще один человек. Это молодой мужчина со второго этажа. У меня перехватывает дыхание. Она действительно стоит очень близко к перилам. Остается надеяться, что она знает, что делает. Взобраться так высоко, так быстро: только потом придется падать. НИК Второй этаж Разговор с Джесс пробудил воспоминания. Суматоха, переезды, бесконечные игры в покер старой потрепанной колодой карт, распитие теплого пива из банок. Мы несли ерунду, а порой говорили о серьезных вещах – часто смешивая одно с другим. Нечто стоящее. Принадлежащее мне одному. Нечто, чего не купить за деньги. Вот почему я ухватился за шанс воссоединиться с Беном несмотря ни на что. Уже не в первый раз я мечтаю вернуться туда, к этой невинности. Я осекся. Я видел все в розовых очках. Но не все было таким невинным, разве нет? Не тогда ли в берлинском ночном клубе у нашего приятеля Гая чуть не случился передоз и он чуть не захлебнулся? Не тогда ли нам пришлось дать взятку венгерскому железнодорожнику, потому что срок действия наших билетов истек и он пригрозил высадить нас посреди леса? Не тогда ли в глухом переулке в Загребе банда чуть не перерезала нам глотки, забрав все наши наличные? Только не в Амстердаме. Теперь я наблюдаю за Джесс, пока она затягивается сигаретой. Я помню Бен рассказывал мне о ней в пражской пивной: «Моя сводная сестра Джесс… Именно она обнаружила маму. Она была всего лишь ребенком. Дверь в спальню была заперта, но я научил ее открывать замок проволокой. Восьмилетний ребенок никогда не должен был видеть ничего подобного. Это… черт… – я помню, как его голос немного дрогнул, – меня гложет, что меня не было рядом». Интересно, что бы это сделало с тобой. Я изучаю Джесс, вспоминаю, как нашел ее вчера, она как раз собиралась прихватить с собой бутылку вина. Или как она появилась в этой квартире без приглашения. В ней что-то есть, что-то безрассудное, опасное – такое чувство, что она может устроить все что угодно. Непредсказуемая. И, учитывая сегодняшнюю утреннюю вылазку, у нее явно какие-то проблемы с полицией. – А я никогда не была за пределами Великобритании, – внезапно произносит она. – Кроме этого места, конечно. И видишь, как все здорово складывается. Я пристально смотрю на нее. – Что… ты впервые за границей? – Да. – Она пожимает плечами. – Раньше у меня не было надобности куда-то ехать. И денег. Итак… Амстердам, он какой? Я возвращаюсь к воспоминаниям. Вонь каналов в августовскую жару. Компания из четырех парней, мы прямиком отправились в район красных фонарей. Он называется де Валлен. Неоновое сияние окон: оранжевое, розовое, цвета фуксии. Девушки в нижнем белье, прижимающиеся к стеклу, дают понять, что готовы показать больше тем, кто готов заплатить. А потом вывеска: «Секс-шоу в подвале». Парни воодушевились, и, конечно, они пошли. Нам ведь было по восемнадцать лет. Спустились вниз по туннелю, вниз по какой-то лестнице. Блеклый свет. Маленькая комната. Запах застарелого пота, застоявшегося сигаретного дыма. Дышать становилось все труднее, как будто воздух становился все разреженнее, а стены теснее. Открывается дверь. – Я не могу этого сделать, – внезапно говорю я. Остальные смотрели на меня, словно я совсем спятил. – Но ради этого и едут в Амстердам, – сказал Гарри. – Немного развлекухи. Ты же не хочешь сказать, что боишься потрахаться? В любом случае, здесь все легально. Так что вряд ли это попадет в газеты, если это тебя тревожит. – Я знаю, – ответил я. – Я знаю, но я просто… Я не могу. Давайте… я побуду здесь, а после всего встречу вас. Я понимал, они считали меня слабаком, но мне было все равно. Я не мог переступить через себя. Бен посмотрел на меня. И хотя он мог и не знать, но каким-то образом он все понял. В этом был весь Бен. Наш лидер. Взрослый среди детей: более опытный, чем остальные. Тот, кто мог уговорить пропустить нас в любой закрытый ночной клуб, в любой хостел, в котором закончились места – и выйти из любой ситуации сухим из воды. Я так этому завидовал. Такую харизму невозможно ни купить, ни натренировать. Но я думал, что если буду общаться с ним, хотя бы малейшая часть этой уверенности, этой раскованности перепадет и мне. – Я пойду с тобой, приятель, – решил он. Вопли разочарования других: «Странно, если мы пойдем только вдвоем» и «ребята, что с вами не так? Да вашу мать». Но Бен обнял меня за плечи. – Давай оставим этих неудачников с их дешевыми острыми ощущениями, – сказал он. – Может, нам поискать кафе с травкой? Мы вышли на улицу, и я сразу почувствовал, что мне стало легче дышать. Мы забрели в одно местечко в паре улиц отсюда. Присели с нашими свернутыми косяками. Он наклонился вперед. – Ты в порядке, дружище? – Да… хорошо. – Я затянулся косяком, наслаждаясь покоем. – Что тебя так напугало, – спросил он чуть позже, – в том месте? – Не знаю, – сказал я. – Сейчас я не хочу об этом говорить. Если можно. Мы начали курить вещи позабористее. Сперва казалось, что их не так уж и много. Но когда меня вставило, я ощутил изменения. На самом деле, теперь, вспоминая это, я думаю, что дело не столько в траве. А в Бене. – Слушай, – сказал он. – Я понимаю. Ты не хочешь говорить. Но если тебе нужно признаться в чем-то, ну, понимаешь? – Он поднял руки. – Никто тебя не осудит. Я подумал об этом месте, о девочках. Я так долго хранил это в себе, мой маленький мрачный секрет. Может быть, это своего рода катарсис. А потом я заговорил. Начал – и не хотел останавливаться. Я рассказал ему о своем подарке на шестнадцатилетие. Как мой отец сказал мне, что пора стать мужчиной. Его подарок мне. Лучший из лучших, для его сына. Он хотел подарить мне незабываемый опыт. Я помню лестницу там, внизу. Открываю эту дверь. Говорю ему, что не хочу. – Что? – Мой отец посмотрел на меня. – Ты думаешь, что ты слишком хорош для этого? Ты собираешься сказать мне это в лицо? Что с тобой не так, мальчик? Я рассказал Бену, как я остался. Потому что я должен был. И как я вышел из этого места изменившимся человеком – едва ли мужчиной. И это оставило на мне отпечаток. Все внезапно выплеснулось из меня, все мои секреты, эта грязь, которую я никогда никому не рассказывал. А Бен просто сидел и слушал в темноте кафе. – Черт возьми, – проговорил он с широкими зрачками. – Это реально хреново. – Я это отчетливо помню. – И никому больше об этом не рассказывал, – попросил я. – Не говори остальным, ладно? – Конечно, приятель, – заверил Бен. А потом нас вставило. Подначивали друг друга. Вот тогда-то все и произошло по-настоящему. Мы смотрели друг на друга и просто хихикали, хотя и не знали почему. – Мы не так уж много видели в городе, – сообщаю я Джесс теперь. – Так что вряд ли я тяну на эксперта. Если тебе нужно хорошее кафе с травкой, то я могу тебе подсказать. Если бы только та ночь на этом закончилась. Без того, что было дальше. Без темноты. Черная вода канала. ДЖЕСС – Подожди, – говорю я, – ты сказал, что вы с Беном не виделись больше десяти лет, так когда же вы вновь встретились? – Недавно. – И это же было после той поездки, правильно? – Да. С тех пор я его не видел. Я немного подождала, пока он продолжит свой рассказ. Тишина. – Я должна спросить, – говорю я, – что, черт возьми, произошло в Амстердаме? – Я пытаюсь свести все к шуткам. Но кажется, там случилось нечто важное. То, как изменился его голос, когда он заговорил об этом. На секунду лицо Ника превращается в маску. Тогда он будто вспоминает, что нужно улыбаться. – Ха. Да ничего, мальчики – это мальчики. Сама знаешь. Внезапно на нас обрушивается порыв ледяного ветра, срывая листья с деревьев и подбрасывая их в воздух. – Боже! – говорю я, обхватывая себя руками. – Ты дрожишь, – замечает Ник. – Наверное, продрогла. – Ну да – на самом деле, эта куртка не предназначена для холода.