Габриэль засмеялся, и извивающаяся собачонка снова захлебнулась неистовым лаем. – Входите, пожалуйста, – громко повторила Лия, перейдя на французский, и посторонилась, пропуская Габриэля. Он не мешкая прошмыгнул в квартиру, сопровождаемый злобным рычанием и лязгом зубов собачонки. Лия вздохнула. – Всего хорошего, мадам… – Имейте в виду, я могу устроить, чтобы вас отсюда выселили, – не унималась соседка. – Есть кое-какие связи… – Доброго дня, мадам Хофман, – пожелала Лия и захлопнула за собой дверь. – Очаровательная особа, – заметил Габриэль, прислушиваясь к доносящемуся из-за двери тявканью. – По-моему, она вполне безобидная. Одинокая просто. Как говорила моя grand mère: «Брехливой собаки не бойся, а соседа-молчуна берегись». Лия прошла в комнату, оставив после себя легкий аромат жасмина. – Первый раз слышу. Он огляделся, стоя в обшитой деревянными панелями прихожей. – Индейская поговорка. – Ваша бабушка – американка? – Нет, – Лия нахмурилась, но развивать тему не стала и просветлела лицом: – Благодарю за отзывчивость. Надеюсь, я не оторвала вас от дел? – Вовсе нет, – Габриэль опустил сумку. – Вы меня заинтриговали. Она даже не подозревает чем. – Картина здесь. Она наклонилась, чтобы достать небольшой пейзаж, прислоненный к стене около двери. И никаких следов холста с обнаженной натурой… Лия подала Габриэлю картину. – Узнаете? При ближайшем рассмотрении потуги художника угодить зрителю стали еще очевидней, чем на фотографии, но сюжет картины не узнать было нельзя. В правом нижнем углу был замысловатый автограф «Уильям Сеймур». – Это Милбрук-холл, наше родовое поместье уже несколько веков. Подпись моего деда. Такие пейзажи он десятками писал, и на всех Милбрук. – Так он художник? – Просто состоятельный землевладелец, не особо обремененный заботами, любитель искусства, – признался Габриэль. – Всегда мечтал устроить выставку своих работ. – И как, получилось? – Только у себя в столовой, как ни возмущалась супруга. – Габриэль криво улыбнулся. – По крайней мере, так говорят. Лия улыбнулась в ответ. Габриэль перевернул картину. На обороте не было ни единой пометки, способной пролить свет на то, как картина попала сюда. – Пейзаж принадлежал бабушке, – объяснила Лия, словно прочитав его мысли. – До сих пор ума не приложу, как она его заполучила. – Гм, – Габриэль перевернул картину лицом к себе. – Так вам ничего не говорит имя Эстель? Эстель Алар? Он покачал головой. – К сожалению, нет. Перед отъездом я созвонился с отцом, он тоже не слышал такого имени. Собирается при первой возможности спросить деда. – Он еще жив? Тот самый Уильям, что это написал? – Да. Ему девяносто восемь, годы, конечно, берут свое в смысле здоровья, но он еще в здравом уме. Может, мы получим ответ. Габриэль взглянул на Лию. – Эстель Алар была вашей бабушкой? – Да. Она скончалась как раз в этом возрасте. Девяноста восьми лет. – Вы были с ней близки? Лия вздохнула и потеребила маленький кулончик на шее, на котором сверкнули три крохотных красных камешка, инкрустированных в эмалевую поверхность. – Пожалуй… Насколько это возможно с не очень общительным человеком. Ей вдруг стало явно не по себе, и она осеклась. – Я думала, что хорошо ее знаю. А теперь она мне кажется совершенно незнакомой. Габриэль не нашелся, что на это ответить. – Простите. Не обращайте внимания на мою болтовню. Как вы считаете, ваша семья захочет вернуть картину? Может, с ней связаны какие-нибудь трогательные воспоминания? – Благодарю за предложение, но картина безусловно принадлежала вашей бабушке. Она ваша. Можете ею распоряжаться как угодно. Он вернул ей маленький пейзаж, размышляя, как бы невзначай завести разговор о заветном холсте. Черт возьми! Он не уйдет, не разглядев его как следует! – Скажите, а как вы меня нашли? – Через ваш сайт, – она окинула его проницательным взглядом карих глаз. – Вы ведь оценщик произведений искусства. – Да. Более десяти лет. А еще занимаюсь реставрацией. Если она нашла его веб-сайт, то и об этом знает. – Картин, – уточнила она. – Специализируетесь на произведениях ранних модернистов. – Но приходилось сталкиваться с работами пятнадцатого века и более поздними. Я также реставрирую мозаику и фрески, хотя в случае особо ценных произведений обычно рекомендую клиентам более опытных специалистов. Хватает ума понять, где могу не справиться. – Может, расскажете, что за клиенты? Габриэль внезапно усомнился в своей первоначальной оценке познаний этой женщины в области искусства – уж очень здорово этот разговор начал походить на собеседование. – Страховые агентства. Аукционные дома. Музеи. – Скрестив руки на груди, он сухо добавил: – Желаете их обзвонить, навести справки? Она сцепила перед собой руки и потупилась. – Вообще-то… уже. Вот так неожиданность. – И многих успели? – Всех. – Ого! Час от часу не легче. – Вас рекомендуют с самой лучшей стороны. И я практически убедилась, что вы не маньяк-убийца. – Ну что ж, и на том спасибо. – Должна признаться… – Признаться? Она поставила пейзаж на место. – На самом деле я вас пригласила не ради картины деда. Точнее, не только из-за нее.