Часть 2 из 80 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Я издал рычащий звук в груди от комментария про продажу. Я ненавидел тех мудаков, что похитили и продали ее. Каждый раз, когда задумываюсь, что могло бы произойти с Тесс, если бы ее отдали другому, я так желаю разразиться гневом — сорвать с себя маску добропорядочного бизнесмена и окрасить свои стены их кровью. Я хотел послать в задницу все культурные деловые встречи с уголовниками. Я устал от этого дерьма.
Образы связанной, избитой, изнасилованной и убитой Тесс беспрерывно преследовали меня. Но ирония заключалась в том, что сейчас, я был тем мудаком, который был ответственен за ее ушибы. Но, разрешая себе использовать ее, я осознавал, что желаю предложить ей все, что у меня было, в обмен на страх и стоны от боли. Я не чувствовал себя достойным ее, я считал, что никогда не смогу расплатиться с ней за подарок, который она преподнесла мне.
Мои кулаки сжались, я задрожал от скрытого гнева. Гнев этот был направлен на меня самого.
Я чертов больной ублюдок.
Я глубоко вдохнул, впитывая в себя храбрость дать Тесс то, в чем она так нуждается — приоткрыть ей крошечную частичку моей испорченной души.
— Я не могу быть нежным с тобой. Я презираю ощущение того, что у меня сносит крышу, когда я наказываю тебя.
Все? Она удовлетворена? Я признался ей в тех вещах, от которых бы хотел очистить свою внутреннюю суть. Вырвать когтями тьму, что живет в глубине моей души; исцелить и очистить мое сердце, чтобы я мог стать милым и нежным, идеальным мужчиной, для нее. А не диким, изголодавшимся по сексу животным.
У нее перехватило дыхание, и она нежным прикосновением пальца очертила мое предплечье.
— Благодарю тебя. Ты не представляешь, насколько огромно облегчение, потому что ты говоришь со мной. А теперь, ты можешь рассказать мне о своем кошмаре?
Я сердито посмотрел на нее и сел, выпрямив спину. Настырная женщина. У нее получается весьма успешно выводить меня из себя и злить надоедливыми вопросами.
Перебираясь на другую сторону огромной кровати, я уселся на край, опуская голову на ладони. Я не хотел быть трусом и убегать, но это все было так ново для меня. Комната в башне с огромным камином и гигантским белым ковром выглядела все так же, внешне ничего не претерпело изменений, но внутренне Тесс привнесла состояние хаоса в мою душу. Я не знал, смогу ли выжить, если позволю ей проникнуть чуть глубже в мой темный порочный мир.
Кошмар вновь во всех красках предстал перед глазами. Вся та кровь, такая яркая с резким медным запахом, практически сладковатым.
Нет. Я не смог бы сделать этого. Я был недостаточно сильным. Каким-то образом порочность моего отца заставила бы меня в конце концов сделать одну единственную вещь, от которой я бежал всю жизнь. Я проживал свою жизнь, ограничиваясь правилами, заковывая себя в кандалы. Я не был готов к тому, чтобы позволить хрупкой и нежной маленькой птичке поддразнивать меня, и тем самым заставлять меня подчиниться ее прихоти и преследовать ее.
Я одержу победу.
Но я проиграю, когда отниму у нее жизнь.
On dirait une fille, putain, mercer (прим.пер. фр. Мерсер, ты говоришь, словно гребаная девчонка)!
Я вздрогнул, когда Тесс устремилась ко мне по легкому постельному покрывалу и прижала свое тело к моей обнаженной спине. Она нежно проследила подушечками пальцев мою татуировку: взмывающих ввысь воробьев и колючей проволоки. Я с силой стиснул челюсти, в то время как ее невесомые прикосновения опускались все ниже и ниже, обводя рельеф пресса и устремляясь вниз к моему члену.
Я намеревался остановить ее. Я правда этого хотел, но она стиснула мою твердую плоть через материал боксеров; я издал мучительный стон. Одно единственное прикосновение это все, что было нужно, чтобы сделать меня невероятно твердым и затопить темным вожделением.
Тесс убеждала меня, чтобы я был жестоким с ней, нашептывая мне на ухо:
— Если ты боишься причинить мне боль, Кью... не стоит. Я всецело доверяю тебе, что ты не позволишь себе зайти далеко.
Я огрызнулся:
— Но я не доверяю тебе пока еще. Я не хочу сломать тебя.
А про себя я подумал, что совершенно не доверяю себе, что могу в нужный момент остановиться.
Она прекратила поглаживать член и отстранилась от меня. Ее тепло покинуло меня, и я вздрогнул всем телом.
— Я обещала тебе, что буду бороться с тобой. Я сплю с тобой в одной постели уже на протяжении четырех дней, а большее из того, что ты делаешь, так это даришь мне поцелуй в щеку, когда желаешь спокойной ночи. Ты не используешь свой ремень или цепи, или же игрушки, которые я видела в зеркальном комоде.
Ее глаза устремились к изножью кровати, где располагался комод. Я не желал, чтобы она совала свой нос туда.
Я издал стон, с силой впиваясь пальцами в кожу головы. Какой монстр желает видеть кровь женщины, которой он готов посвятить свою жизнь? Что за животное могло желать вырывать ее крики снова и снова, чтобы они звучали как прекрасный хор.
Я действовал правильно, пока удерживал себя на некотором расстоянии, занимаясь работой. Пребывая в состоянии постоянного переутомления, у меня не оставалось времени на другие потребности.
Я не появлялся на работе уже четыре дня. Новые эмоции завладели мной, удерживая дома, чтобы я находился рядом с Тесс. Весь ужас был в том, что она могла проснуться одним утром и понять, что допустила огромную ошибку, оставшись со мной, из-за этого я чувствовал злость и волнение. Мне не давала покоя мысль, что вернувшись домой с работы, я обнаружу, что ее больше не будет со мной — эта идея была ненавистна, как мужчине внутри меня, так и жестокому монстру. Но было ошибкой предполагать, что я могу оставить свой привычный образ жизни и впоследствии не испытывать мучений.
Я должен найти способ излечить себя. Я должен прекратить, пока Тесс не заставит меня сделать то, о чем я буду жалеть.
Тесс что-то недовольно пробормотала и опустила ноги с кровати. Ее великолепная упругая задница была покрыта багровыми полосками от моего ремня. Как много ударов я нанес ей в тот вечер? Я насчитал примерно тридцать, но это уже было после тех, что я уже нанес. Мое сердце мучительно сжалось от мысли, насколько легко я терял себя рядом с ней, но спустя долю секунды эти мысли были оттеснены на задний план переполняющим желанием нанести новые, более сильные, яростные отметины на ее идеальную кожу. Я хотел ощущать ее тело на моих коленях. Я хотел чувствовать ее прозрачные слезы на моем бедре, пока я буду вознаграждать ее задницу новыми ударами.
Черт возьми, она сказала, что я оставил шрамы в ее душе... позволила бы она оставить шрамы на своей коже?
Тесс встала передо мной. Ее стройные ноги были разведены в стороны, ладони покоились на бедрах. Она царственно и гордо выставляла свое тело. Я не мог отвести от нее завороженных глаз. Животное внутри меня бесновалось и кидалось на клетку, стараясь добраться до нее. Разорвать. Уничтожить ее.
Я вновь сковал внутреннего монстра цепями, собирая себя воедино.
Тесс грациозно опустилась на колени между моих ног и прижалась своими манящими губами к возбужденной плоти, которая натягивала ткань боксеров.
Я вздрогнул всем телом, задыхаясь. Жар ее дыхания, нежность губ сводили с ума.
— Если ты мне не скажешь, что тебя тревожит, то я буду дразнить тебя до того момента, пока ты не сможешь сдерживать себя. У тебя есть я. Я твоя рабыня, пока мы находимся в этой спальне, и я хочу, чтобы мною пользовались. Я жажду этого. Почему ты до сих пор не сделал этого?
Она желала дразнить меня? Отлично. Я вскинул руку и вцепился пальцами в ее спутанные светлые волнистые пряди волос. Склоняясь к ее лицу, чтобы наши глаза были на одном уровне, я заглянул прямо в глубины ее внутренней сути, позволяя ей вглядеться в хаос в моем взгляде. Потребность, мучение, тонкая грань ненависти и любовь к ней, вынуждали меня принять эту часть себя.
Тесс втянула вздох, съеживаясь под тяжестью моего взгляда. Я встряхнул ее, наслаждаясь крошечным проблеском боли в глазах. Проклятье, смогу ли я когда-нибудь отвергнуть стремление причинять ей боль, вместо того, чтобы возбуждаться от этого?
— Я понимаю, что ты желаешь, чтобы я показал тебе, что кроется в моих фантазиях, но тебе нужно дать мне время, эсклава. — Мое сердце забилось быстрее от этих слов. На протяжении четырех дней, я не называл ее никак, кроме как Тесс. Но... Она не была моей рабыней. Она не была моей собственностью. Никогда не была и никогда не станет. Я ненавидел это, хотя прекрасно понимал, что она находится тут по своему собственному желанию, но внутренне я хотел полной власти над ней. Я хотел ее закованной в цепи и полностью зависимой от меня. Я хотел кормить ее и купать. Я хотел быть самой главной и единственной причиной, почему она оставалась в живых.
Бл*дь. Мне следовало бы найти себе зверушку, которая бы исполняла мои прихоти.
Тесс не такая, ты гребаный ублюдок. Она равная тебе. Она Тесс. Elle est a toi (прим.пер. фр Она твоя).
Она закрыла веки и покачнулась в мою сторону, ее губы слегка приоткрылись.
— Скажи это опять, maitre (прим. пер. фр. Господин). Напомни мне мое место.
Черт, это гребаная женщина. Она не помогала мне излечиться. Она делала меня еще хуже. Как я мог ожидать, что смогу избегать своих кошмаров, когда она принуждала меня ступить на эту тропу?
Что-то внутри открылось, темнота внутри меня неистово клубилась, заслоняя свет, за сияние которого я так отчаянно боролся.
Тесс заметила это. Ее тело напряглось, пальчики с силой впились в мои бедра.
Я склонился еще чуть ниже, смотря на нее с неприкрытой яростью. Мое сердце в груди тяжело стучало, когда неумолимое возбуждение распустилось пышным цветком.
— Ты не подчиняешься моей воле, эсклава. Я полагаю, что могу за это наказать тебя. — Слово «наказать» заставило мои мышцы напрячься до предела, и я схватил ее сильнее.
Она вздрогнула под моим прикосновением, ее глаза распахнулись, и в них вспыхнула сексуальная искорка. Черт, эта же искорка давала мне понять, что она готова противостоять мне, и это стало причиной потери моего контроля. Проклятье, у меня не было больше сил сдерживать себя. Мои силы были на пределе. Врата распахнулись, и монстр захватил всю власть в свои руки.
Тесс погладила мое бедро.
— Тебе не позволено меня наказывать. Я сбегу от тебя. Я брошу, покину тебя.
Мои руки грозно сжались в кулаки, стискивая ее плоть только сильнее. Ее угроза была так близка к моим истинным страхам, и в следующее мгновение я содрогнулся от всепоглощающей ярости. Даже несмотря на то, что я прекрасно осознавал, что она сделала это специально, чтобы спровоцировать меня.
— Ты не посмеешь сделать это. Ты сама вернулась ко мне. Это тебе не отдых, эсклава. Ты не можешь возвращаться и уходить, когда тебе заблагорассудится. Ты принадлежишь мне, и я могу делать с тобой все, что пожелаю.
Ее рот приоткрылся, и она втянула судорожный вздох, но ее глаза пылали серебристым огнем.
— Не смей прикасаться ко мне. Я разрушу тебя.
Ах, проклятье, я был загублен. Я полностью и бесповоротно находился в ее власти, был влюблен в эту женщину.
Я сглотнул, подступивший к горлу сильный привкус вожделения, и пробормотал низким голосом:
— Слишком поздно, эсклава. Я полностью разрушен без надежды на спасение. — Цепляясь изо всех сил за последние проблески нежности, я прижался к ее лбу своим и глубоко вдохнул. — Я потерян. — В следующий момент нежность испарилась, будто ее и не было, на смену ей пришла острая потребность причинять боль.
В одно мгновение я набросился на Тесс, поднимая вверх. Ее руки схватились за мои, когда я с силой сжимал ее шелковистые волнистые волосы. Взгляд подернулся поволокой, идеальные розовые губы дрожали.
— Тебе и, правда, не следовало подталкивать меня к действиям. Я просил время. — Я жестко встряхнул ее, обдавая волной ярости оттого, что она стала причиной потери моего контроля. Контроль был моей слабостью — забери его у меня и последствия были поистине ужасающими. — Я сыт по горло борьбой. Теперь ты довольна?
Ее грудь резко приподнялась, и она втянула еще один несмелый вдох. Вспышка нерешительности отразилась в ее взгляде, прежде чем была поглощена сильным, обжигающим желанием.
— Да. Очень. Вот мужчина, к которому я вернулась. Единственный, кого я желаю, тот, что должен трахать меня.
Мой член дернулся, сдерживаемый эластичным материалом боксеров, испытывая болезненную нужду глубоко ворваться в ее тело. Я дернул ее к себе, облизывая губы. Я трахну ее со всей жестокостью. Я не желал быть покладистым. Я хотел быть диким.
Ее веки затрепетали и глаза закрылись, когда я жестоко обрушил свой рот на ее губы.
Она издала тихий вздох, когда я лизнул ее нижнюю губу своим жаждущим языком. Ее тело повиновалось моему прикосновению, уступая в притворном сражении, показывая мне, насколько она нуждается в этом — в жестокости.
Я отпрянул, отпуская ее волосы, но лишь для того, чтобы схватить за запястье. За то же запястье, на котором нанесена татуировка: решетка штрих-кода и взмывающий ввысь воробей. Одновременно гребаная насмешка над ее статусом рабыни и талисман свободы.
— К настоящему моменту ты уже должна была уяснить, что я не делаю того, что хочешь ты, эсклава. Твое разрешение не побуждает меня к действиям.
Она нахмурилась, когда я поволок ее по густому ворсу белого ковра и принудил опуститься на колени перед зеркальным комодом. Тяжело дыша, я направился к тому месту, где ранее прошлой ночью оставил брюки и выудил из кармана ключ.
— Открой. — Я передал ей ключ своей решительной рукой, но сердце в груди стучало как сумасшедшее.