Освобождая Тесс из своей хватки, я подхватил на руки обмякшее тело и понес ее на руках, пересекая пространство комнаты. Следуя мимо камина, мы удалялись подальше от цепей, которые свисали с потолка, где я подвесил ее в первый раз, направляясь в дальнюю часть башни. Тесс сморгнула, ее взгляд все еще был затуманенным от недостатка кислорода. — Куда мы направляемся? Втягивая с жадностью воздух в легкие, пребывая в полной власти своего пульсирующего члена и сильного желания, я немного изменил положение Тесс в своих руках, чтобы резко сдвинуть влево массивную вельветовую занавеску, что скрывала огромный проход. Темно-зеленый материал скользнул на пол, растекаясь по полу зеленой лужицей, словно растаявший лес. Тесс задержала дыхание и прижалась ближе ко мне, не отводя взгляда от креста, который был величиной с человеческий рост. Это был крест Х-образной формы из темного дерева и ремешками-фиксаторами из ярко-красной кожи, которые внушали чувство средневекового ужаса. Такой инструмент использовался, чтобы лишать человека частей тела или же для того, чтобы заживо снимать кожу. Это было дико. Ужасающе. Восхитительно. Тесс будет полностью распята и обездвижена. Будет находиться в моей полной власти. Будет полностью моей. Она застонала и вздрогнула, посылая волны неистовой потребности сквозь все части моего тела. Мой голос полностью пропитался порочной темнотой. — Пришло время ввести тебя в мой мир, эсклава. Глава 2 Тесс Я получаю наслаждение от шлепков, приветствую ожог, не останавливайся, сейчас все еще моя очередь. Усиль свою хватку, заставь меня истекать кровью, этот голод должен быть пресыщен. Две эмоции боролись во мне: неуверенность и волнение. Я выиграла бой, который вела на протяжении четырех дней: я заставила Кью сдаться. Но какой ценой? Я не могла больше понимать его язык тела — он испытывал слишком сильную душевную боль, источая вожделение. Его бледно-зеленые глаза были совершенно нечитаемыми, отстраненными от всего происходящего, кроме опаляющего жара доминирования. Пока я смотрела на крест, все в одно мгновение замедлилось, переходя в полное состояние бездействия. Жизнь замерла, и я стояла переполненная мыслями. Моя инициация в его таинственный мир началась, но я колебалась на пороге, гадая, увижу ли когда-нибудь свет снова. Мое горло саднило там, где он держал его. Его большая ладонь безжалостно обрушилась на мою трахею с явным желанием вырвать ее. Бороться до того момента, пока он меня не отпустит, было совершенно бессмысленно. Но каким-то образом, я знала, что Кью нуждается в том, чтобы ему преподали урок самого основополагающего момента в отношениях. Ему необходимо было понять, что для любого рода любви, что зарождалась между нами, нужна была устойчивая основа, чтобы она могла существовать дальше. Эта основа опиралась на непоколебимое доверие и веру друг в друга. Я сказала, что доверяю Кью. Но я не доверяла. Пока еще нет. Я была также уверена, что и он мне не доверял. Мы оба блуждали в темноте, пытаясь понять природу нашей связи, а пока мы не научились распознавать ее и верить друг в друга, мы были обречены. Мои подушечки пальцев прикоснулись к саднящей шее, я вздрогнула, когда сглотнула. Боль была оправданным экспериментом, чтобы познать, насколько далеко мог зайти Кью. Я была всего в шаге от того, чтобы потерять сознание, но он не перешел границы дозволенного. Я позволила своей вере в Кью немного увеличиться. Кью слегка подвинулся ко мне, наблюдая за тем, как я поглаживаю кожу горла пальцами. Его глаза вспыхнули неприкрытым стыдом и сожалением, перед тем как были поглощены сверкающим жаром и тьмой. — Я не стану извиняться за то, что причинил тебе боль. Ты меня спровоцировала. Je ne peux pas me priver si longtemps (прим.перев.Единственное, что я мог, — это отказывать себе на протяжении долгого времени). Мое тело откликнулось на его слова, плавясь, расслабляясь, приготавливаясь принять его тело. Глаза Кью действовали, как катализатор для постепенно нарастающего пламени, что разгоралось в моем животе, но внезапно оно вспыхнуло и распространилось, за счет чего поглотило все вокруг, превращая мои внутренности в пепел. — Я не ожидаю твоих извинений, — прошептала я. — Хорошо. — Он положил ладонь на мою щеку. Это предполагалось как нежная ласка, но внутренне Кью все еще клокотал от тихой ярости. Я стояла неподвижно, когда Кью провел пальцем за моим ухом, поправляя выбившуюся прядку. Вздрагивая, я впилась в него взглядом. Уставившись глубоко в сердце монстра, которого я предпочла такому милому парню, как Брэкс. В то время как Брэкс был ярким солнцем, Кью был бесконечной тьмой, затягивающей в пучину своего пустого пространства. Черная дыра полная тайн и загадочных миров. Мои глаза переместились к кресту. Готова ли я ступить в мир боли? Освободился ли он, наконец, от своего состояния контроля? Приход в его мир означал то, что у меня было множество вещей, которым нужно научиться. Насколько я могу быть смелой, и какой у меня пороговый лимит боли? — Я была глупа, maitre. — Мои глаза опустились к его соблазнительным губам. Они были чуть влажные от его языка, наполняя мой рот слюной от одной мысли о том, чтобы поцеловать его снова. Его рука скользнула вниз от моего уха, легким касанием задела сосок. Я дернулась всем телом, а моя киска сжалась от безобидного прикосновения. — Ты была такой глупой. Отчаянно глупой, эсклава. Я кивнула, мое дыхание было поверхностным, когда Кью склонил голову и прикоснулся к моим губам в легком, еле ощутимом поцелуе. Я потеряла от него голову, отчаянно желая обвить руки вокруг его шеи и прижаться грудью к его мощной силе. Какая-то важная часть меня, неразумная, но все еще неизменно осознающая все, знала, что мне необходимо сломить Кью полностью, прежде чем он опять поддастся влиянию своей мягкой стороны характера. Он боялся. Но боялся чего? Может, потому что у него никогда не было такой мощной связи, как наша, до этого. Возможно, Кью и правда думал, что он — порождение дьявола и неспособен на чистую любовь. Но я ни за что бы ни отказалась от него. Кью углубил поцелуй, и я застонала. Обвивая руки вокруг его шеи, я притянула его ближе к себе. Он издал тихое рычание, прижимая нас к твердой поверхности деревянного креста за моей спиной. Затем его руки с силой поймали мои запястья и убрали их, приложив определенную силу, чтобы разомкнуть их вокруг его шеи. — Ты сама знаешь, насколько глупая и все равно продолжаешь провоцировать меня. Попыталась бы ты погладить пантеру, когда та охотится? Non, parce que la mort te trouverait rapidement (прим. пер. Нет, потому что смерть найдет тебя незамедлительно). — Его слова были отрывистыми и четкими, как пули, выпущенные из пистолета. Образы безжалостных хищников, убийства и крови заполнили мой разум. Кью был рожден в полнейшей мгле, что была вызвана жизненными обстоятельствами, которыми он не стал бы делиться со мной, но, если кто-то из нас и был поврежден, то это был определенно он. Я желала, чтобы он больше не боялся себя. Ему больше не нужно быть одному. С моими запястьями, что крепко удерживали его пальцы, я проговорила: — Хочешь знать, о чем я думала, когда вернулась к тебе? Обещание, которое я дала сама себе. Кью замер, ноздри затрепетали. Я восприняла его молчание за положительный ответ и продолжила: — Я сказала себе, что буду сражаться за тебя. Ты достоин того, чтобы за тебя боролись. Я не знала тогда, что нужно было делать, и я не знаю сейчас, через что мне придется пройти, чтобы... — я устремилась вперед всем телом, чтобы поцеловать его. Он отодвинулся, и его крепкая хватка не дала мне пространства совершить задуманное... — но я никогда не прекращу бороться за тебя. Я была права. Ты стоишь каждого боя, что мне приходится преодолевать. Каждой ссоры и преграды, что встречаются на моем пути. Я буду сражаться за тебя, потому что влюбляюсь в тебя, Кью. Как можно было не любить этого мужчину? Этого невообразимого сложного, эмоционально запутанного человека. Спасителя рабынь и имущественного магната. Кью был всеми моими кошмарами, фантазиями и нуждами, что завернуты в развратную подарочную упаковку. Он был моим лучшим наркотиком, и я желала его на протяжении долгих четырех дней. — Не нужно влюбляться в меня. — Он с неистовой силой схватил меня за плечи. Его прикосновение несло жар, а кончики пальцев отмечали мою кожу властью. — Я не могу быть ответственным за это. Мое сердце забилось быстрее, когда я втянула аромат сандалового дерева и цитруса, исходящий от него. Его тело было так близко, оно опьяняло меня своим вожделением и нуждой, от которой испытываешь самые острые ощущения. — Быть ответственным за что? — Я рискнула, склоняя голову, чтобы приникнуть поцелуем к его предплечью. Его жилистая рука дернулась под моими губами, и он быстро отпустил меня, как если бы я укусила его. — Я уверен, что в будущем сломаю остальные части твоей личности, но я не желаю быть ответственным за твое разбитое сердце. — Ты не можешь разбить что-то, что по своему желанию преподносится в дар. — Маленькая часть меня желала до безумия, чтобы он сказал, что будет ценить это, дорожить этим, оберегать это вечно, но нежности уже и след простыл. Каждый день он боролся с моими ожиданиями и требованиями. Я знала, что так и есть. Я отчетливо видела это в его глазах, то, как он смотрел на меня со смесью трепета и раздражения, даже с примесью легкого страха. В один момент он отвечал на мои с виду безобидные вопросы, но в другой — закрывался от меня с такой же легкостью, как грозовая туча поглощает луну. Каждый новый день я надоедала ему, подталкивала его. Будучи несносной и надоедливой, ожидая дня, когда его самоконтроль иссякнет, и он разорвет меня на части. — Достаточно! — взревел Кью. Его грудь напряглась, когда он прижал меня к кресту. Моя спина впечаталась в непривычно теплую поверхность дерева. Я вздрогнула, когда Кью прижался во весь рост к моему телу, полностью заключив меня в ловушку между деревом и своим телом. — Сейчас не самое подходящее время говорить о сердце и влюбленности, эсклава. Сейчас настало время для боли и жесткого секса. Хочешь посмотреть, как эти два понятия не стоит смешивать? Он отпрянул от меня, проводя яростно по своему лицу ладонью. — Я устал. Слишком устал, чтобы продолжать борьбу. Я хочу тебя. Я хотел заставить тебя кричать на протяжении четырех долгих и изматывающих дней. Я старался вести себя как следует. Я старался остановить наступление тьмы, что поглощает меня, но ты просто не позволила этому произойти. А теперь настала моя очередь. Ты дашь мне все, чего я так желаю. Примешь всю до остатка одержимую больную потребность, что исходит от меня, и поможешь получить мне небольшую передышку от этого всего. Что-то темное промелькнуло в глубине бледно-зеленных глаз Кью. Что-то, что пугало меня наравне с тем, как и восхищало. — Больше ни слова, или я использую кляп. Единственные звуки, которые я хочу слышать, — это твои стоны и мое имя, что срывается с твоих губ, когда я буду кончать глубоко в твоем теле. Понятно? — Он тяжело дышал, и кончик его члена прижимался к эластичным боксерам, чертовски твердый и взывающий ко мне, словно моя самая сильная зависимость. Я никогда еще не чувствовала себя более живой и напуганной. — Я понимаю, maitre, — прошептала. Мой голос был подобен стартовому пистолету. Кью стиснул зубы, заметно вздрагивая. С самого начала он искал моего разрешения — понимал ли он этого или нет. Он освободился от яростного напряжения и расслабился, преобразовываясь в сдержанного мастера. Я ожидала, что он застегнет вокруг меня миллионы ремешков, но он медлил. Ожидала и наблюдала. Дышала и размышляла. Затем он резко склонился вперед, его рот обрушился на мои губы. Моя шея отвергала его натиск там, где он душил меня, и я не могла дышать от того, как неистово его язык атаковал меня, проскальзывая между моих губ, и брал все, что ему хотелось. Мой гребаный Бог, он просто брал, что хотел. Он требовал и ласково упрашивал меня, с каждым следующим сплетением его языка с моим. С каждой следующей лаской и движением. Его поцелуй нес в себе ярость и обещание. Его губы говорили мне о том, насколько он заботился обо мне, пока он поглощал меня заживо. Свободными руками я позволила себе сделать то, что так давно желала. Я позволила себе прикоснуться к нему. Я вскинула руки и проскользнула пальцами в его густые, короткие волосы. Кью простонал, когда я вонзила свои ногти глубже в его кожу, вспоминая о его приступах мигрени, и как он позволял мне массировать его голову, чтобы помочь избавиться от головной боли. Как, позволив мне заботиться о нем, мои чувства расцвели и разрослись. Я была эсклавой — собственностью — тогда. А теперь я принадлежала ему. Я была во всех смыслах его, но только потому, что сама хотела этого. Я нашла того человека, которому безраздельно принадлежала. Я устала бороться со своими желаниями. Кью был всем и даже больше.