— Выиграла! — Я же говорил, — тут же заявил Роз, разом утрачивая свой скептический настрой, — новичкам в этой игре везет. Лили получила свой выигрыш; Даниэль, оценив взглядом выросшую перед ней горку фишек, поспешил вновь раскрыть кошелек. — Погоди-ка, — сказал он, выгребая оттуда все, что захватил из дома сегодня утром, — сейчас мы поправим наши дела… Игра пошла своим чередом. Лили больше не повторяла своей первоначальной оплошности, ставила осторожно, но так, что непременно оказывалась в выигрыше; потом, утомившись, она отошла в сторону, уступив место Даниэлю, который, суеверно не отпуская ее руки, повторил ее успех. Вокруг них нарастал возбужденный гул; сидевший напротив Пассаван, напротив, мрачнел. Несмотря на присутствие Эжени, которую он во всеуслышание назвал своим талисманом, игра у него не шла. — Я что-то делаю не так! — заявил он, поняв, что деньги, несмотря на все его усилия, утекают из его карманов. — Кажется, вся удача на другом конце стола! Перехватив его взгляд, Лили невольно вздрогнула, и Пассаван, решаясь про себя на что-то, поманил ее рукой. — Дорогая, подойдите-ка сюда. Мне кажется, вы поможете мне приманить удачу обратно. Даниэль, занятый тем, чтобы более-менее упорядочить все доставшиеся ему фишки, не успел ее остановить. Спустя несколько секунд она оказалась возле графа, между делом оттеснив, хоть и ненароком, Эжени; та только приподняла брови, но ничем не выказала своего отношения к происходящему, только отступила на шаг, внимательно наблюдая за тем, что делает граф. А сделал он между тем весьма забавную вещь — потребовал дать ему кости и, сжимая их самыми кончиками пальцев, поднес к самому лицу Лили. — Поцелуй-ка их для меня. Не волнуйся, — улыбнулся он, заметив, что Лили колеблется, — ядом их не смазывали. Собравшиеся у стола затаили дыхание. Даниэль забыл даже про выпавший ему выигрыш; напряженный, как струна, он смотрел на то, как Лили прикрывает глаза и, приоткрыв напомаженные губы, коротко касается ими костей в руке Пассавана. Несмотря на всю свою кажущуюся невинность, сцена отчего-то выглядела игриво и даже непристойно; в задних рядах кто-то присвистнул и тут же подавился, ибо его с силой пихнули под ребра. — Ставлю все! — провозгласил Пассаван, сдвигая все свои фишки на пресловутую двойку, а затем небрежно, точно выбрасывал использованную салфетку, отправил кости гулять по сукну. Лили прижала ладонь ко рту; кажется, никто из собравшихся даже не вздохнул. — Выиграла! Воздух над столом едва ли не разорвался от многоголосого вопля. Кости вновь легли единицами вверх; Пассаван захохотал во весь голос, скаля крупные белые зубы. — Вот так-то! — заявил он, обхватывая покрасневшую Лили за талию. — Эта прелестница приносит удачу! Ответом ему был дружный смех всех присутствующих. Даниэль, отмирая, засмеялся тоже: в тот момент, когда кости летели над столом, он успел испугаться так, будто Лили грозила смерть в случае проигрыша, но теперь, осознавая, что страх его был глуп и беспочвенен, мог вздохнуть с облегчением. «И что такое нашло на меня», — подумал он, не догадавшись, что то было предчувствие; отвернувшись от стола, он заметил Мадам — та стояла, не принимая участия в игре, у стены, и выпускала изо рта клочья табачного дыма. Взгляд ее не отрывался от Лили и Эжени, будто никого больше в зале не было; со сосредоточением бывалого игрока Мадам явственно пыталась что-то взвесить и подсчитать. — Еще шампанского! Тост в честь моей Фортуны! — почти прокричал Пассаван, силясь заглушить все прочие голоса. Лили, выглядевшая смущенной, но счастливой, под шум всеобщих аплодисментом изобразила полупоклон. В руках она все еще сжимала бутон, подаренный Розом: заметив это, Пассаван забрал цветок из ее пальцев, чтобы с ласковой улыбкой вплести в ее причудливо уложенные волосы. — Ты прекрасна, как эта роза, — заявил он и добавил, явно осененный внезапной идеей. — Роза без шипов! — За Розу без шипов! — подхватил кто-то, вызвав этим новую бурю тостов, шуток и смеха. Лили тоже вручили наполненный бокал, и они с Даниэлем под раздавшиеся отовсюду одобрительные возгласы отсалютовали друг другу. — Ну вот, — только и сказал Роз унылым тоном, вливая в себя очередную порцию токайского, — теперь на цветочном поле у меня появился соперник. *** За игрой последовали танцы, продолжавшиеся не один час, и разъехались гости только под утро, провожаемые непрекращающимися напутствиями и пожеланиями хозяина дома. Лили, пребывавшая в крайнем возбуждении от обрушившегося на нее внимания, не переставала болтать ни на секунду, пока все четверо садились в поданный экипаж: — Это было… так странно! Но так здорово! Я даже ничего не поняла, и вдруг… ой, у меня голова кружится… — Ты слишком много выпила шампанского, — доброжелательно пояснила ей Эжени, откидываясь на заднее сиденье; во время танцев она была нарасхват и, должно быть, все ее тело представляло из себя сейчас плотный комок чудовищной усталости. — Потом я научу тебя, как пить и не пьянеть. — Обязательно, — проговорила Лили, потирая пальцами виски. — Интересно, граф пригласил бы меня еще раз? — Ты еще спрашиваешь? — Эжени даже рот приоткрыла от удивления. — По-моему, и так ясно, что он от тебя в восторге. — Он всегда такой был, — заметила Мадам, сидевшая в дальнем углу и дымящая оттуда своей трубкой. — Он обожает дебютанток. Считает себя обязанным дать им боевое крещение. Будь Даниэль чуть менее уставшим и чуть более трезвым, он бы насторожился, поняв, какой смысл скрывается за ее словами, но у него до того шумело в голове, что он чувствовал себя не в состоянии реагировать хоть на какие-то проявления внешнего мира. Все его стремления в тот момент ограничивались желанием поскорее добраться до постели; но, конечно же, сначала они подъехали к заведению мадам Э., и Даниэль, обернувшись к Лили, увидел, что та спит, привалившись к его плечу. — Слишком много впечатлений за один раз, — проницательно заметила Эжени, выбираясь из экипажа. — Ее теперь не добудишься. Она оказалась права: Даниэль легко потряс Лили за плечо раз, другой, но добился этим лишь того, что она сонно что-то пробормотала и привалилась к стенке кареты, не делая ни малейшей попытки вынырнуть из царства Морфея. — Ну что там? — нетерпеливо окликнула их остающаяся снаружи Мадам, и Даниэль, решив не искушать судьбу лишний раз, похватил Лили на руки. Она оказалась неожиданно легкой, почти невесомой; Даниэлю пришло в голову, что ее платье и скромные украшения весят, возможно, больше, чем она сама. — Сморило? — риторически поинтересовалась Мадам, открывая двери заведения своими ключами; внутри было темно и тихо, но спустя минуту на лестнице показалась заспанная Дезире, поправляющая примятую юбку. — Помоги Эжени раздеться, — приказала ей Мадам и кивнула Даниэлю, когда девицы скрылись наверху. — Управишься с этой соней? Отнеси ее в постель. Хоть и с трудом, почти валясь с ног, но он все же добрался до нужной комнаты со своей драгоценной ношей. Дверь, по счастью, не была заперта, и Даниэль беспрепятственно уложил Лили на постель, вытащил несколько шпилек из ее волос, ослабил шнуровку на платье. Она проговорила сквозь сон что-то благодарное и, перевернувшись на бок, обняла обеими руками подушку. По ее телу, все еще разгоряченному с вечера, пробежали мурашки — с наступлением осени ночи стали холодными, а камин в комнате сегодня не топили, — и Даниэль укрыл ее одеялом, подумал, что ему стоило бы удалиться и отправиться домой, и лег рядом, привлекая Лили к себе, вслушиваясь в ее глубокое, размеренное дыхание. «Только пять минут», — промелькнуло у него в голове, прежде чем он погрузился в сон, тяжелый и муторный, похожий на обморок.