— Конечно, конечно, — чрезвычайно благодушно сказала мадам Т. — Все знают, что в этом сезоне нас ждет нечто необыкновенное… повеселитесь на славу сегодня, дорогие мои. Все знают, это хорошая примета. На этом аудиенция, к радости Даниэля, оказалась окончена. Добравшись до фуршетных столов, он привел себя в чувство несколькими глотками ледяного, приятно покалывающего язык шампанского, затем нашел взглядом Лили — она, изображавшая Коломбину в черно-белом платье и такого же цвета маске, разговаривала с мужчиной в маске лесного царя и его спутницей-наядой, стройной, богато разодетой, держащейся непринужденно, но с подчеркнутыми достоинством. Слушая очередную реплику Лили, наяда протянула руку, чтобы снять с ее волос нечто невидимое глазу, что-то мягко сказала ей, и они обе рассмеялись. — Несравненная Адель, — раздался вдруг рядом с Даниэлем насмешливый голос Эжени; изображавшая снежную королеву в расшитом стеклянными льдинками платье пронзительно-голубого цвета, она взирала на наяду со странным выражением, где можно было прочитать одновременно оттенки презрения и зависти. — Теперь ее мало кто так называет, конечно. Ходят слухи, что скоро она станет баронессой фон Хольцер и навсегда покончит со своим прошлым, которое ее так тяготит. Ее спутник — Хольцер и есть. Поверенный немецкого атташе в Париже. Они часто появляются вместе последнее время. Он от нее без ума. Почуяв, верно, каким-то шестым чувством, что говорят о ней, Несравненная Адель обернулась в их сторону. Даниэль встретился с ней взглядом, и глаза ее заманчиво блеснули в прорезах маски, и она улыбнулась, мимолетно облизав губы кончиком тонкого языка. — Не заглядывайся, — рассмеялась Эжени, посмотрев на стушевавшегося Даниэля. — Фон Хольцер страшно ревнив. Может и на дуэль вызвать, не побоится скандала. — Нет уж, — с усилием отводя взгляд от наяды, сказал Даниэль, — к таким историям я пока не готов. Оркестр, ведомый повелительным движением дирижера, заиграл вальс, и образовавшееся в зале пустое пространство мгновенно наполнилось танцующими парами. Поставив бокал на стол, Эжени без всякого стеснения протянула Даниэлю руку, кивком головы приглашая его влиться в этот кружащийся, бурлящий поток: — Потанцуем? Или будешь врать, что не умеешь? — И мысли не было, — сказал он, не кривя душой, и крепко сжал ее запястье. Краем глаза он видел, что Лили тоже не осталась без партнера — ее в центр зала повел фон Хольцер, но, судя по тому, как у нее мимолетно скривились губы, куда больше его общества ее привлекали разложенные на столе закуски. На секунду она пропала из поля зрения Даниэля, скрывшись за спинами танцующих, и он вытянул шею, чтобы убедиться, что с ней все в порядке, но для него это кончилось тем, что его едва не сшибли с ног. — Не сворачивай голову, — посоветовала ему Эжени с усмешкой. — Барон, конечно, человек очень скучный, но танцор неплохой. Он ее не затопчет. Даниэль только вздохнул, признавая резонность ее замечания. Лучше было сосредоточиться на вальсе, хотя в компании Эжени сосредотачиваться ему не пришлось — она двигалась так свободно и непринужденно, будто родилась под звуки разносящейся по залу музыки или, по крайней мере, впитала ее с молоком матери. Во взгляде ее, как ему показалось, застыло несколько скучающее выражение; не успели они описать по залу и полкруга, как она нетерпеливо заявила: — Давай не будем молчать, а то я, того и гляди, засну. Ты бывал раньше на маскарадах? Он качнул головой: — Никогда. — На самом деле, — произнесла Эжени, ожидавшая, казалось, такого ответа, — они ничем не отличаются от прочих светских сборищ. Только почему-то все нацепляют еще одну маску поверх тех, что носят и так. — О чем ты? Лили с Хольцером проплыли мимо них, и Даниэль успокоился про себя, увидев, что барон действительно неплохо танцует — а заодно и держит свою партнершу на уважительной дистанции. Лили, перехватив его взгляд, подмигнула ему; он состроил улыбку, показывая, что его дела тоже идут далеко не худшим образом. — Забавно, — произнесла Эжени, проследив за его взглядом. — Ты видишь людей, пусть и скрывших себя под другими личинами. — А ты? — спросил он, возвращая взгляд к ней и видя, как выражение ее глаз постепенно протравливает что-то ироничное и вместе с тем горькое. — А я вижу их прегрешения, — ответила она, понижая голос, и ему пришлось наклониться, чтобы услышать ее. — Я ведь могу любому кюре дать фору в количестве тех исповедей, что мне пришлось выслушать. Знал бы ты, сколь многим не хватает… не хватает просто беседы по душам. — И что же ты видишь? — шепнул он ей, снедаемый интересом, принимающий правила игры. Она заговорила торопливо, касаясь его щеки жарким дыханием: — Вон танцует директор Ателье. Он прижил двух дочерей от двоюродной племянницы и теперь не знает, как сказать об этом жене. Леблан, ближайший помощник Зидлера. Покалечил любовницу, застав ее в постели с каким-то капитаном. Господин Николя, владелец кафе тут неподалеку. Его любимое занятие — растлевать юных девочек, причем чем жертва младше, тем больший в нем просыпается пыл. Пелье, бывший картежник и хозяин небольшого предприятия в Сент-Антуан. В пьяной драке убил какого-то парня, а потом на себе волок истекающий кровью труп до самой набережной, чтобы избавиться от него. И это я не говорю про господ из политических кругов, там каждый первый — подонок, убийца или хотя бы простой казнокрад. Все эти жуткие вещи она произносила совершенно спокойно, иногда даже посмеиваясь; краска отлила у Даниэля от лица, и он резко подался назад, едва не выпуская свою партнершу — но она, очевидно готовая к подобному демаршу, цепко схватила его за плечо. — Здесь у каждого есть своя тайна, — произнесла она, улыбаясь чрезвычайно любезно и ни на миг не сбиваясь с ритма. — И я их все знаю. Ну, а что же ты? Какой у тебя секрет? Даниэль долго смотрел на нее, собираясь с мыслями. На секунду ему почудилось, что ледяная маска его партнерши — вовсе не маска, а ее настоящая сущность, и тело ее в самом деле сделано из льда, нет в нем ничего живого и человеческого; по крайней мере, от ее руки, привольно лежащей на его плече, рябью разбегалась по всему его телу мелкая дрожь. — Должно быть, — произнес он, глядя в ее глаза, в которых отражался свет свечей — но отражался совершенно безжизненно, — должно быть, у меня нет особенных секретов. Она не выглядела расстроенной. Разве что в голосе ее прорезалось непонятное сочувствие: — Что ж. Значит, они обязательно появятся. Здесь никогда не было по-другому. Даниэль не успел осознать в полной мере мрачное и зловещее значение этих слов; музыка остановилась, и они с Эжени замерли, а она с шаловливой усмешкой потянулась коснуться его щеки. — Ты ведь мне расскажешь? Он хотел отступить или отстраниться, но в этот момент совсем близко от него раздался разъяренный рык, могущий в равной степени принадлежать льву или тигру, но никак не человеческому существу. Даниэлю не дали опомниться — схватили за шиворот и грубо оттащили в сторону, почти швырнув в ряды гостей, разлетевшихся, как вспугнутые птицы. — Какого еще черта ты о себе возомнил? — в новоявленном противнике Даниэля, хоть тот и скрывался за маской Каменного Гостя, сложно было не узнать господина Эли А.; он был изрядно пьян, и выпитое вино послужило прекрасным топливом для вспышки ревности, единомоментно превратившей его в жадного до крови зверя. — Кто дал тебе право к ней прикасаться? Даниэль инстинктивно поднял руки, чтобы защититься, но не смог — Эли сорвал с него маску, и молодой человек, ощущая себя беспомощным, выставленным на посмешище, панически заозирался по сторонам в поисках поддержки. Его надежды были напрасны — никто не смел приходить к нему на помощь, даже наоборот — грозившая вот-вот случиться смертельная схватка возбуждала одно лишь всеобщее азартное любопытство. Даже Эжени, оставшаяся в стороне, напряженно наблюдала, сцепив руки, за разгорающейся ссорой, но не делала ничего, чтобы предотвратить ее. — А я что-то не припомню, чтобы она была вашей исключительной собственностью! — заявил Даниэль, понимая, что его единственная возможность не опозориться окончательно — принять брошенный вызов, сколь бы ни было у него мало желания оспаривать у кого-то право на общество Эжени; но наглость Эли вывела его из себя, и он попытался расхрабриться при мысли, что на него сейчас смотрит весь зал. — Или вы начали путать ее со своими картинами? — Мальчишка! — Эли каркающе хохотнул и продолжил угрожающе, надвигаясь на свою жертву; Даниэль лихорадочно зашарил рукой в воздухе за своей спиной, думая разыскать что-то, чтобы защититься, но пальцы его хватали лишь пустоту. — Бездарь! Поработай с мое, а потом задирай нос! Никакая дешевая известность не заменит хорошего тона!