Кажется, это тот вопрос, на который он готов ответить. — Некоторые исследования групповой психологии. — Проводи их в другом месте. Белесые глаза обшаривают меня с ног до головы. — Ты здесь работаешь? — Нет. — Значит — мутант. Я теряюсь от этой странной характеристики, и Кепочка поясняет: — Утрата социальной и этической ориентации. Распад личности. Какая неизбежная и отвратительная метаморфоза. Уже открывая дверь он добавляет: — Неинтересно… …Голос Вики догоняет меня на выходе: — Подожди, Леонид. Не надо! Прийти в себя — довольно трудная задача. Оказывается, моя правая рука вцепилась в пояс, а левая сжата в кулак. Смотрю на Вику, ощущая, как медленно спадает ярость. — Это был Кепочка? — уточняю на всякий случай. — Да. — Кажется, я начинаю понимать вашу реакцию… — Остыл? — интересуется Вика. — Молодец. Пойдём. Мне уже не по себе от недавней вспышки. Странно, не ожидал, что меня можно так легко завести — ничего, в общем-то, не значащими словами. — Кто он такой, Вика? Она чувствует, что на этот вопрос придётся дать ответ. — Ничего особенного. Просто человек, считающий себя вправе судить окружающих. — Например — виртуальных проституток? — Не только. Я знаю ещё пару мест, где Кепочка ставит свои эксперименты. — Он что-то говорил о психологии… Непонятно почему, но эти слова Вику смешат: — Личность, неспособная к созиданию, обязательно ищет оправдания деструктивному поведению. Очень часто они принимают форму отстранённого наблюдения за несовершенствами мира. Особенно за такими, как наш бордель… Мы входим в дверь, с которой улыбается чёрный котёнок, и Вика продолжает: — Психология, в общепринятом понимании, крайне простая наука. Люди, неспособные самостоятельно вбить гвоздь или срифмовать пару строчек, ни капли не сомневаются в своей способности понимать — и судить других. В крайних проявлениях это становится смыслом жизни и источником самоутверждения. — Кто ты, Вика? — Психолог. Кандидат наук, если тебе интересно. Она садится, стряхнув со стула каменную крошку. Комната после землетрясения явно нуждается в уборке. Поскольку второго стула всё равно нет, я опускаюсь на корточки. — А тема твоей диссертации? — «Сублимация аномальных поведенческих реакций в условиях виртуального пространства». Словно извиняясь, она добавляет: — Принято формулировать таким языком. Вот оно что… — Ты изучаешь таких, как Кепочка? — спрашиваю я. — Настоящий охотник за охотниками липовыми? — Нет. Уже давно нет, Лёня. Изучать было интересно полгода, год. А сейчас — все они на одно лицо. И Кепочка, и остальные подобные ему. Все патологии едины, и если ты знаешь одного психопата, то можешь предсказать поведение тысячи. — Тогда зачем… — Потому что они есть. Здесь деструкция, прущая из них, может причинить боль одному, нескольким людям. В реальной жизни они оставят за собой след из сломанных судеб, отравленной любви, осмеянной дружбы. Может быть, даже из крови. А здесь они безвредны. Весь их гонор, звериные реакции, интриги и самомнение — пыль. Пыль на ветру. — Но ведь тебе тяжело — здесь! — И что с того? Больно не мне настоящей. Больно мне нарисованной. — Вика… — Я тебя прошу — не вмешивайся в дела заведения. А то Мадам снимет твой доступ. Она улыбается, и я теряюсь. — Ладно. В заведении я в ваши дела не вмешиваюсь. — А за его пределами? — Это уже вопрос личной свободы. Вика разводит руками. — Леонид, тебе сколько лет? — Меняемся? — быстро спрашиваю я. — Информация на информацию? В виртуальности никто не афиширует свои биографические данные. Но Вика даже не подозревает, насколько их не привык афишировать я. — Хорошо. Мне двадцать девять, Леонид. Прежде чем ответить, я ещё успеваю обрадоваться. — Тридцать четыре. — Никогда бы не подумала. Я тебе давала двадцать с небольшим. Не стоит говорить, что мои опасения были прямо противоположными. — Виртуальность лжива. — Нет. Виртуальность — как лёд. Мы вмерзаем в неё раз и навсегда. Нашу первую маску невозможно снять. Потом можно придумать сотни тел, но то, первое, всегда будет заметно. — Твоей первой маской была Мадам? Вика берёт со стола сумочку, достаёт сигареты, закуривает: — Да, Лёня. Мы получили грант на исследование сексуального поведения людей в виртуальном пространстве. Западники были немножко на этом повёрнуты… как-никак треть информации в сети касалась секса. Вот я и придумала такой образ — уверенная, тёртая жизнью, всё повидавшая хозяйка борделя. — Он получился, — признаю я. Вика выдыхает дым и спрашивает с лёгкой иронией: — Может быть, я такая и есть? В глубине души? — А мне плевать. Вру я, вру. Но Вика не спорит. — Зуко тебя успокоил? — Почти.