110 На уровне — ветер. Скрипит, раскачиваясь, железная кабинка «Американских горок», полусползшая с рельсов и нависшая над самой головой Неудачника. Прекрасно, ещё один способ смерти нашёлся. — Эй! — кричу я, подходя. — Это я! Неудачник поднимает голову. Может быть, это добрый знак. — Скучаешь? Я сажусь рядом с ним, и Неудачник сам стягивает респиратор. Смотрит на меня, устало и безнадёжно. — Ты программа или человек? — в лоб спрашиваю я. Неудачник качает головой. Относи отрицание к чему хочешь… — Ты в курсе, что тебя прозвали Неудачником? — говорю я. — Но, знаешь, даже Иову везло больше чем тебе! Твоя невезуха — это что-то уникальное! Он, наконец, отвечает: — Это не только моя… невезуха. — Хочешь сказать, тебя плохо спасали? Я говорлив и оживлён, как после выпивки. Мне надо немножко растормошить Неудачника. И, как ни глупо это звучит, убедиться, что он — не программа. — Меня хорошо спасали. Просто никто не вышел за барьер. — Какой барьер? — Сознания. Неудачник терпелив в своих объяснениях, но что с того? Ясности они не прибавляют. — Давай мы отойдём из-под этой дряни, — глазами указываю на качающуюся кабинку. — Времени у нас мало. — Ты всё равно не сможешь… — шепчет Неудачник, но послушно встаёт и пересаживается в сторону. — Посмотрим, посмотрим… Я жду, сам не зная чего. Обещанной Урманом акции, закрытия уровня? — Неудачник… можно тебя так звать? Ты любишь стихи? Молчание. Программа может имитировать беседу, черпая ответы из моих же слов. Но творить программы не умеют. — Мой дядя, самых честных правил, — декламирую я. — Продолжай! А? Неудачник? Он смотрит на меня с такой иронией, что делается не по себе: — Когда не в шутку занемог… Стрелок, все русские дайверы знают наизусть лишь Пушкина? — Анатоль? — Да. Он вспомнил «чудное мгновенье». Можно засмеяться над своей глупостью. Над теми клише, что вколочены в сознание. Но вместо этого я спрашиваю, и что-то во мне ломается, может быть пресловутый барьер, может быть — здравый смысл: — А что читал Дик? Шекспира? — Кэрролла, — отвечают мне со спины. Дик стоит рядом. Анатоль метрах в пяти, с «BFG» наизготовку. — Я точно так же сел рядом, — говорит Дик. — Сел… Он садится перед безучастным Неудачником и произносит: Twas brillig, and the slithy toves, Did gyre and gimble in the wabe: Я зачарованно жду. И Неудачник продолжает: All mimsy were the borogoves, And the mome raths outgrabe. Из далеко далека «Виндоус-Хоум» издаёт тревожный писк и шепчет: — Непереводимо! Нет в основном словаре. Непереводимо! Дик поднимает на меня взгляд и спрашивает: — Так, значит, по твоему мнению Неудачник — русский? А ведь Урман задавал тот же вопрос. — Кто ты? — спрашиваю я Неудачника. Тот улыбается, встаёт. — Кто ты?! — кричу я. Он стал под дерево и ждёт, И вдруг граахнул гром… — говорит Неудачник. Анатоль хохочет и подхватывает: Летит ужасный Бармаглот И пылкает огнём! Сумасшедший дом. И я в нём — самый тупой пациент. — Уходи, дайвер, — приказывает Дик. — Игры в спасение кончились. Всё куда серьёзнее, чем ты думаешь. Словно в подтверждение его слов над уровнем разносится густой, механический рёв сирены, такой сильный, что закладывает уши. Потом наступает тишина — только ухают, визжат, свиристят потревоженные монстры. Перекрывая их с неба вещает женский голос: — Attention! Внимание! Всем, находящимся на тридцать третьем уровне «Лабиринта Смерти»! Немедленно покинуть игровую зону! Это официальное предупреждение. Тридцать секунд на выход из игровой зоны! Вы можете воспользоваться своим оружием для совершения самоубийства и вернуться в колонный зал «Лабиринта». Все необходимые объяснения будут даны, компенсации выплачены. Внимание! Всем… — Тебе помочь? — спрашивает Анатоль, наводя на меня «BFG». — Или сам? — Ты заденешь Неудачника, — говорю я. Анатоль кивает, бросает «BFG» и скидывает с плеча гранатомёт. Но в это мгновение я рву из-под защитного комбинезона кожаный пояс Стрелка. Это самый обычный пояс — пока он находится на моём теле. В руке полоска кожи с гулом сжимается, удлиняясь, окутываясь синими искрами. «Варлок-9000» сделан Маньяком в форме плети.