Иду прямо к стойке бара, за которой стоит плотный молодой мужчина, на ходу стягивая наушники. — Здравствуй, Андрей. Иногда хозяин ресторана сам обслуживает виртуальных клиентов. Однако сегодня явно не тот случай. Глаза бармена оживляются, но это чисто механическая любезность: — Здравствуй! Что будешь пить? — Джин-тоник, со льдом, обычный. Смотрю, как бармен смешивает напиток. Тоник — настоящий «швепс», джин — приличный «бифитер». Компании, производящие спиртное, позволяют использовать в виртуальности образы их продукции за самую символическую плату. Реклама… «Пепси-кола» вообще бесплатна — это был их рекламный ход. Зато «Кока-кола» стоит ровно столько же, как и в реальности. И её покупают. Беру стакан, присаживаюсь за свободный столик. Наблюдаю за посетителями. Это всегда интересно. Мужчин и женщин приблизительно поровну. Женщины, все как на подбор, красавицы. Самые разные, от блондинок скандинавского типа и до негритянок с антрацитовой кожей. Мужики, в основном, уроды. Нет, на самом деле это не так. Просто моё подсознание подмечает все глупости в виртуальных личинах мужчин — и диспропорцию излишне мускулистых фигур, и слишком узнаваемые физиономии киноактёров, налепленные на тела культуристов. Для женщин милостиво делается исключение. Они все прекрасны. Делаю глоток джина, расслабленно опираюсь на стойку. Хорошо. Ни один настоящий бар или ресторан не сравнится с виртуальным. Здесь всегда вкусно готовят. Здесь не приходится ожидать официантов. Лошадиная доза спиртного не вызовет похмелья. А вот опьянеть можно вполне. Как-никак опыт в этом деле есть… и подсознание радостно ныряет в алкогольный дурман. Может быть, в это время организм начинает вырабатывать естественные наркотики — эндорфины, не знаю. Во всяком случае, после выхода из глубины опьянение проходит не сразу. — Можно? — ко мне подсаживается девушка. Светлые волосы, чистая, чуть бледная, матовая кожа, простой белый костюм. На груди медальончик на золотой цепочке — наверняка, какая-то программка. Симпатичная, и, слава Богу, неузнаваемая. Или сама конструировала лицо, или опиралась на редкую картину, или нашла в каком-то фильме симпатичную, но не примелькавшуюся мордашку. — Конечно, — разворачиваюсь к ней. Бармен уже подаёт девушке бокал белого вина. Чилийское, «Император». У девочки хороший вкус. — Я часто вас здесь вижу, — сообщает девушка. Дзинь-дзинь! — тревожный звоночек в мозгу. — Удивительно, — замечаю я. — Не так уж часто я тут появляюсь. — Зато я — постоянно, — говорит девушка. Ложь. Я могу выйти из виртуальности, и проверить те два десятка контрольных фотографий, что хранятся на компьютере. Посетители бара за последние два месяца, всегда полезно запомнить новые лица. Но зачем, я и так помню, что никогда не встречал этого лица… — Я носила другие лица, — девушка словно угадывает мои мысли. — А вы всегда ходите в одном. — Это дорогое удовольствие, менять образ, — начинаю самоуничижаться. — Лепить себя из Шварцнеггера и Сталлоне — глупо. А нанимать специалиста мне не по карману. — Глубина сама по себе — дорогая штука. Девушка называет виртуальность глубиной, и мне это нравится. В отличие от всего остального поведения. Пожимаю плечами. Странный разговор. — Простите, вы ведь — русский? — спрашивает девушка. Киваю. В виртуальности очень много русских — нигде в мире контроль за машинным временем не поставлен так плохо, как у нас. — Простите… — девушка покусывает губки, она явно волнуется. — Я, наверное, крайне бестактна, но… как вас зовут? Я понимаю. — Не Дмитрий Дибенко. Вас ведь именно это интересует? Девушка испытующе смотрит мне в лицо, потом кивает. Залпом допивает вино. — Я не лгу, — мягко говорю я. — Честное слово. — Верю, — девушка кивает бармену, потом протягивает мне руку. — Надя. Пожимаю ладонь, представляюсь: — Леонид. Вот и познакомились, теперь можно на «ты». Глубина демократична. Излишне вежливый тон здесь — оскорбление. Девушка откидывает волосы назад, жест естественный и красивый. Протягивает бармену бокал, тот шустро наполняет его вновь. Окидывает взглядом зал. — Как ты думаешь, а он действительно посещает виртуальность? — Не знаю. Наверное. Ты журналист, Надя? — Да, — она секунду колеблется потом достаёт из сумочки визитку, протягивает мне: — Вот… Визитка полная — не только интернетовский адрес, но и голосовой телефон, имя и фамилия. Надежда Мещерская. Журнал «Деньги». Репортёр. «Виндоус-Хоум» молчит — значит, визитка чистая, это и впрямь только адрес, без всяких сюрпризов. Прячу визитку в карман, киваю: — Спасибо. Ответной любезности, увы, не будет. Но Надя на неё и не рассчитывает. — Странная вещь, эта глубина, — бросает она, отпивая вино. — Вот я сейчас в Москве, ты — где-нибудь в Самаре, тот мальчик — в Пензе… «Мальчик», похожий на смазливого мексиканца из телесериала, замечает её взгляд и гордо выпячивает подбородок. Да, в наблюдательности Наде не откажешь, он и впрямь русский… — Вон толпа америкосов, — без малейшей почтительности продолжает Надя, — вон тот чудик — явный японец… видите, какие глаза себе нарисовал? У каждой нации свои комплексы… И вот мы валяем дурака в несуществующем ресторане, за бокалом воображаемого спиртного, сотни компьютеров жгут энергию, процессоры греются от натуги, телефонные линии перегоняют мегабайты бессмысленной информации… — Информация не бывает бессмысленной. — Да, пожалуй, — Надя бросает на меня быстрый взгляд. — Скажем так — неактуальной информации. И всё это — новая эра мировой технологии? — А чего ты ожидала? Обмена файлами и разговоров о частоте процессоров? Мы ведь люди. Надя морщится. — Мы люди новой эпохи. Виртуальность может изменить мир, а мы предпочитаем гримировать её под старые догмы. Нанотехнология, используемая для имитации выпивки — это хуже, чем микроскоп для забивания гвоздей… — Ты — «александровка», — догадываюсь я. — Да! — с лёгким вызовом отвечает Надя. Александровцы — последователи одного писателя-фантаста из Питера. Они не то выступают за сращивание человека с компьютером, не то ожидают от виртуальности каких-то немыслимых благ. — Так что же ты делаешь в этом бессмысленном заведении? — спрашиваю я. — Ищу Дибенко. Мне очень хочется спросить его… так ли он всё представлял? Правильно ли происходящее, с его точки зрения. — Понятно. Но неужели тебе не нравится это место? Надя пожимает плечами. Я протягиваю руку, касаюсь её лица. — Тепло руки, терпкость вина, прохлада вечернего бриза и аромат цветов, плеск тёплых волн, луна в небе и колкий песок под ногами, — неужели тебе не нравится всё это? — Для этого существует реальность, — она смотрит мне в глаза. — А часто ли всё это совпадает в реальности? Здесь достаточно открыть дверь, — я киваю на неприметную дверку в «японской» части ресторана, — и всё окажется на месте. А тебе никогда не хотелось холодным осенним утром стоять на опушке леса над обрывистым берегом реки, пить горячий глинтвейн из пузатого бокала… и вокруг никого… — Хозяин этого ресторана — романтик, — говорит Надя. — Конечно. — Леонид, всё, что ты назвал — правильно. Но этим удовольствиям — место в реальности. — Реальность не столь доступна.