Миссис Ланкастер, несмотря на свои тридцать пять, питала к нему очень теплые чувства, и Алекс в очередной раз этим воспользовался: – В прошлом он принимал наркотики, и, боюсь, сейчас ему вновь может потребоваться… допинг. Мы близко общаемся, и у него тяжелый период… Может, я себя накручиваю, но… – О-о-о… Ты уверен?.. – Не беспокойтесь, я помогу ему не сорваться снова, но опасаюсь, что он может ускользнуть из моего поля зрения и залезть в ваш кабинет. Поэтому советую обезопасить свои шкафчики. – Я… я должна сказать директору… – Нет, пожалуйста. Дайте ему шанс. Я обещаю присмотреть за ним. И если вдруг не получится, то сразу же сообщу. Идет? Я ведь ни разу вас не обманул. Во время разговора Алекс ни на секунду не отвел от нее взгляда, и миссис Ланкастер неуверенно кивнула. Одарив ее теплой улыбкой и пожелав хорошего вечера, он вышел из кабинета. Мари была подавлена, злилась, все время плакала, и ее эмоции уже несколько дней гулким звоном жили в его голове. Он даже перестал отличать ее мысли от своих – так сильно они давили на сознание. Алекс горстями глотал снотворное, но за последние четыре дня больше чем на час в сутки глаз не сомкнул. Он был морально и физически истощен, толком не ел, плохо соображал, исколол пальцы и изрезал руки сильнее, чем обычно требовалось, но не помогло. Новый день и новая ночь приносили очередную порцию головной боли и убивали желание жить. Алекс чувствовал, что сходит с ума. То, что случилось в ночь Хеллоуина, все чаще всплывало перед глазами. Он так хотел рассказать об этом хоть кому-то, но единственным, кто мог его выслушать, была Мари, а она за последние два дня ни разу не взглянула на него. Да и как говорить с ней о Дэвисе? Она ведь сблизилась с ним нарочно, думала, что Алекс обуздает своего монстра ради ее счастья. Если бы он только мог это контролировать… После инцидента в комнате отдыха решение пришло само собой. Харт-Вуд поняла, что он сделал с Джорданом, – нужно быть дураком, чтобы считать иначе. Но она до сих пор ничего не предприняла. Алекс голову ломал, пытаясь понять ход ее мыслей. Он бродил за ней буквально по пятам, наталкивался в коридоре, стоял рядом в очереди в столовой, но Ника либо просто его игнорировала, либо тотчас же убегала – стоило лишь подойти. Но вчера вечером он кое-что заметил. Ника сидела в библиотеке, как всегда вдали от всех, и что-то читала, и, когда она переворачивала страницы, ее руки тряслись – так сильно, что она с трудом могла разделить листы. Алекс притаился на первом этаже за столом с кипой неразобранных книг, откуда открывался хороший вид на балкон. Вид на то, как Ника достала пузырек с таблетками и проглотила последнюю, а потом долго смотрела внутрь опустевшего пузырька, разочарованно хмурясь. Она пыталась читать, но часто отвлекалась: закрывала глаза и стискивала зубы так, что челюсть становилась невообразимо острой, и ритмично била кулаком по полу. Тогда он решил, что это ломка, и еще удивился, как же она прошла тест на наркотики. Алекс мог бы забыть произошедшее в танцклассе и оставить Харт-Вуд в покое, но Дэвис… То, что она узнала о нем, опасно. Алекс не имел права так рисковать. Ему пришлось манипулировать миссис Ланкастер, чтобы не дать Харт-Вуд снова украсть таблетки. Ведь то, что ей нужно, должно быть только у него. Выйдя из медпункта, Алекс выждал несколько часов и после отбоя поднялся на крышу. Как он и ожидал, замок был открыт. Холод ноябрьской ночи на время отрезвлял сознание, и Алекс впервые за последние дни с упоением вдохнул ледяной воздух и почувствовал прилив сил. Ника стояла на краю крыши без обуви и балансировала на одних носочках. Ее черные волосы трепал ветер, а кожа в лунном свете была неестественно белой, как у мертвеца. Руки она спрятала в карманы толстовки и смотрела ровно перед собой. – Если прыгнешь, твою смерть свяжут с Дэвисом и вашим злоупотреблением наркотой по старой дружбе, – сказал Алекс, медленно подходя к ней. Ника облизала потрескавшиеся губы, но и виду не подала, что слышит его. – Я дам тебе дозу. – Алекс вытащил из кармана пузырек с таблетками и потряс им в воздухе. – Иди ко мне. Грудь прожгло огнем, и стало больно – словно чья-то рука давила на грудную клетку изнутри, стремясь разорвать ее и выпустить нечто на волю. Такое знакомое, ненавистное чувство, которому точно не было места здесь, рядом с Никой. Алекс сделал несколько глубоких вдохов в надежде подавить необъяснимый инстинкт. Успокойся, кем бы ты ни было, успокойся, прошу. – Иди ко мне, – с расстановкой произнес он. – Тебе станет легче. Ника медленно повернула к нему голову. Она походила на маленькое испуганное привидение: лицо побелело настолько, что выглядело почти прозрачным, глаза впали и потускнели, щеки ввалились, и от этого казалось, что кожа обтягивает череп. Алекс заморгал. Несколько секунд Ника безмолвно смотрела на него, а потом резко бросилась вперед и с необъяснимой силой ударила его кулаком в нос. От неожиданности Алекс пошатнулся и чуть не упал. Он вытаращился на нее и едва успел открыть рот, как вдруг получил второй удар в челюсть. – Мерзкий урод… ублюдок… хочу, чтобы ты сдох… – рычала Ника, замахиваясь снова. Новая порция боли разбудила чудовище внутри. Алекс плохо соображал, что делал дальше, отдавшись во власть незнакомому существу. Он перехватил руку Ники и резко вывернул ей за спину, а второй рукой схватил за горло и сильно сжал. Алекс отчетливо видел, как ее лицо посерело, рот открылся и как она безмолвно глотала воздух, издавая хрипящие звуки. Где-то на задворках сознания он понимал, что убивает ее, но ничего не мог поделать с собой. Алекс сжимал ее горло все сильнее и сильнее и, к своему ужасу, чувствовал радость от ощущения того, что жизнь медленно уходила из ее тела. Так не должно быть. Остановись. Это плохо. Плохо… В этот момент он с силой дернул рукой в сторону, и над темным пустынным двором зависло звериное рычание. Ника упала на крышу лицом вниз. Алекс несколько раз открыл и закрыл глаза, прежде чем сознание полностью вернулось к нему. Он машинально вскинул руку к разбитому носу, проверил, не сломан ли, пальцами вытер кровь и поморщился: челюсть изрядно саднило. Кряхтя, Ника перевернулась и, сев на крыше, откинула с лица растрепанные волосы. Ее грудь судорожно вздымалась. – Да кто ты, блядь, такой?.. – прошипела она. Алекс опустился напротив нее. Тело бил озноб, и он сжал руки в кулаки. То, что случилось несколько минут назад, испугало его. Он хотел убить ее так же, как и во сне. Живо представил, как вонзает зубы в ее бледную шею. – У тебя – ломка, у меня – лекарство, – пробормотал Алекс, с трудом отводя взгляд от ее шеи. – Ланкастер знает, что ты наркоманка, и она позаботилась обо всех таблетках, которые ты можешь стащить снова. Мне едва удалось уговорить ее не доносить Шнайдеру… Так что доза есть только у меня. Ника исподлобья посмотрела на него. Ее глаза снова посинели, огромные зрачки бешено пульсировали. – И что взамен? – прохрипела она. – Просто поговори с Мари. По непонятным мне причинам ты единственная, кого она слушает. Ника криво ухмыльнулась и отползла назад к технической будке: – Ты убил ее парня. Сказать, чтоб не обижалась на тебя? Она прислонилась к кирпичной подпорке и выдохнула. Было видно, что каждое движение давалось ей с большим трудом. – У Мари было много времени, чтобы к этому подготовиться. Она не поэтому так… так… – Алекс вздохнул. Ну не мог он ей всего объяснить. Все слишком запутанно. Некоторое время он молча крутил пузырек с таблетками между пальцами, а потом кинул Нике. – Кеторол. Тебе должно хватить. Не раздумывая, Ника схватила лекарство и, высыпав в трясущуюся ладонь приличную горсть таблеток, закинула их в рот. Алекс заметил жуткие лиловые синяки на ее шее. – Притормози, убьешься… – Тебе-то что? Ника убрала пузырек с оставшимися таблетками в карман толстовки и с шумом вздохнула, закрывая глаза. – Каким-то образом ты поселилась в моих мозгах, – прошептал Алекс, искоса наблюдая за ней. – Проела каждую извилину своими таинственными припадками в балетном классе, этими видениями. Ты даже сниться мне начала. А потом ты все узнала и никому ничего не сказала… Ты кто такая вообще? Какого черта ты приперлась сюда, в эту школу? Ника открыла глаза и окинула его насмешливым взглядом. В считаные секунды она вновь стала выглядеть нормально: кожа вернула привычный оттенок, руки перестали трястись, зрачки сузились. Алекс поймал себя на мысли, что никогда не видел, как меняются наркоманы после принятия дозы, но почему-то был уверен, что это не происходит так быстро. Ника схватила себя за ворот толстовки и отодвинула его в сторону, демонстрируя синяки. – Прости, – буркнул Алекс. Звериная жажда ушла, уступив место стыду за содеянное. – Ты меня накачал, мне теперь снова все до лампочки, – фыркнула она, проводя рукой по волосам. – Можешь втирать что угодно. – Хочешь сказать, ты здесь все время что-то принимала? – Нет, просто смерть Дэвиса подкосила мое душевное равновесие. Ее голос был насмешливым, но на лице читалось равнодушие – жуткое сочетание эмоций для одного человека. – Не заливай, тебе плевать на Дэвиса. Сдается мне, тебе вообще на все плевать. А эта истерика просто ломка. Ты уже два дня знаешь о том, что я сделал, но ничего не предпринимаешь. Могла бы хоть своему дружку настучать. – Справки обо мне наводил? – А как иначе? – пожал плечами Алекс. Ее спокойствие действовало на него странным образом и развязывало язык. – Мы видели что-то в балетном классе, и ты даже не захотела поговорить об этом. Потом узнала про Дэвиса. Пять минут назад я чуть не… и тебя это не удивляет? – Алекс подполз к ней и сел совсем рядом – можно было протянуть ладонь и дотронуться до ее лица. – Знаешь, зачем я принимаю? – спокойно спросила Ника. Она посмотрела Алексу в глаза, и он затаил дыхание. – Они притупляют эмоции – совсем. Я хорошо соображаю, но особо не могу отличить злость от радости, возбуждение от отвращения. Не могу плакать или искренне смеяться, не замечаю, если болит. Правда… иногда что-то идет не так, и я начинаю чувствовать и теряю над собой контроль. Начинаю вспоминать все, что было раньше, голова трещит так, что хочется сдохнуть, но я даже покончить с собой не могу… С этими словами Ника вытащила из кармана толстовки маленький нож и резко провела по запястью. Кожу в одно мгновение залила кровь. Алекс дернулся к ней, но Ника с усмешкой задрала руку вверх. – Говорю же, что не могу, – прошептала она и вытерла запястье о джинсы. Алекс моргнул, не веря глазам: глубокий порез на коже затянулся, и спустя минуту на его месте остался небольшой белый рубец. – Я не наркоманка, Маркел. Зависимости от таблеток у меня нет. Только от желания ничего не чувствовать. Ника хмыкнула. Алекс все еще таращился на ее запястье, игнорируя проснувшийся зуд в горле. Во рту скопилась слюна. Он схватился за край толстовки и уколол палец булавкой, которую всегда держал под рукой. Мимолетная боль немного отрезвила его. – Такое вот уродство… – добавила Ника. – Ну а ты? Чем оправдаешь свое? Стук его сердца заглушал собственные мысли. Он так хотел поговорить с ней, узнать больше, но к подобному не был готов вовсе. Алекс потряс головой и вновь посмотрел на нее: – Мы с Мари эмпаты. Мне больно, когда больно ей. Я… хм… я с самого начала знал, что должен сделать с Джорданом, но Мари… они начали встречаться, и я тянул до последнего только из-за нее. В Хеллоуин подвернулся удобный случай. Но я не смогу объяснить тебе, зачем это сделал. У меня есть обязательства перед семьей. На моей родине так принято. И Мари… – На твоей родине принято убивать школьников? М-м-м, понятно. Ника сделала неопределенный жест головой, похожий на кивок, и больше не проронила ни слова. Алекс не знал, что и думать. Глубоко в душе он хотел рассказать ей все, он ждал вопросов, осуждения, обвинений, да чего угодно, но в ответ получил лишь молчание. Ну что с ней не так? Алекс начал раздражаться. Неосознанно он схватил ее ладонь и приложил к своей груди – туда, где отчетливее всего чувствовалось биение сердца. – Я не верю тебе, не верю в то, что тебе все равно, – зашипел он. – Я знаю, твое сердце билось так же, когда ты нашла пакет со шприцем. Я видел тебя на кладбище, когда ты обнаружила тело Дэвиса. Он умер у тебя на руках. Я видел твои глаза, когда у нас случилось видение. Я не верю в твое равнодушие. Это игра для других. Ты не хочешь чувствовать боль, потому что боишься ее. Но ты не можешь всю жизнь игнорировать то, что причиняет тебе боль. Я должен знать, что… – Не трогай меня! – Ника резко выдернула руку. – Ты просто офигеть какой умный психолог, аж тошно! Какая тебе разница, почему я это делаю! По каким-то причинам я умею заглушать боль, но это не значит, что я не помню, почему она возникла. И если ты… – Знаешь, в чем преимущество боли? Ты можешь преодолеть ее, когда разберешься в причинах. А если ты ее не чувствуешь, то принимаешь все как данность. Твоя душа травмируется, но ты не способна излечить ее, потому что не слышишь, что ей нужно! Ты знаешь, что я сделал, но это не задевает тебя, и ты даже понять меня не хочешь. Просто ищешь какую-то логику… Что с тобой случилось в прошлом? Что сделало тебя такой? Она должна была ответить, объяснить ему хоть что-то, дать крючок, за который он может зацепиться и разобраться в собственной природе. – Что случилось – все мое, эту правду тебе не узнать, – процедила она, исподлобья уставившись в темноту перед собой. Ведьма – ни дать ни взять. – Правда не всегда решает проблему, – ухмыльнулся Алекс, скрывая досаду. – Порой нужно копать глубже, чтобы понять… Я убил, потому что мне приказано, – это факт. Но за приказом что-то же кроется, разве тебе… – Ах, так ты научился оправдывать свои дела? Поделись же, как чувствовать себя хорошо после убийства, напиши пособие! – На мгновение ее глаза вспыхнули. Алекс поджал губы, прекрасно понимая, что она права.