Плечи избитого резко дернулись вверх, и он издал слабое кряхтение. Долохов ухмыльнулся и взглянул на наручные часы: если продержится еще полчаса – его стоит развязать. Он не был в списке, и продолжительность его жизни для Влада не имела никакого значения. Но Долохову нравилось быть тем, кто принимает решение – жить или умереть. Эти бедолаги так радуются своему спасению, что начинают чувствовать себя обязанными. Их сейчас много. Повсюду. И никто толком не помнит, с чего начался их мнимый долг за свою никчемную жизнь. В голове лишь страх. Долохов никогда этого не понимал, и, будь он на месте этого или любого другого, он бы немедленно покончил с собой. Ведь жизнь, полная повинности кому-то, слишком дорого нам обходится. От мыслей Долохова отвлек шум на улице. Он выпрямился и настороженно уставился на входную дверь, запустив руку за спину и нащупав рукоять пистолета. Через мгновение дверь распахнулась, впуская в помещение поток яркого света, устремленного прямо на стул с привязанным к нему беднягой. Долохов недовольно прищурился. – Как меня бесит эта тварь! – раздалось шипение. Дверь захлопнулась так же резко, как и открылась, и перед Долоховым предстала Ада Блодвинг. Раздраженная, помятая, с нечесаными волосами. Вместо привычного элегантного наряда – спортивный костюм с капюшоном и кроссовки, тушь осыпалась и растеклась, образуя под глазами синяки. Ада метнула на Долохова злобный взгляд и обратила свое внимание на пленника. – С ума сошел, ему же больно, – выдохнула она, скривившись. – Зачем ты его мучаешь? Влад вскинул брови и в полном недоумении наблюдал, как Блодвинг бросилась к мужчине и ловко развязала его руки. – С-с-спаси-и-бо, – едва шевеля губами, прошептал тот, дернул головой, видимо желая взглянуть на свою спасительницу, но завалился на бок. Ада подхватила его, заключив лицо в ладони и развернув к себе. Она несколько секунд напряженно всматривалась в его заплывшие кровью глаза, а затем сделала руками резкое движение в сторону. Раздался хруст, и пленник замертво упал на деревянный пол. Ада закрыла глаза и с шумом втянула воздух. – Вообще-то, это был мой потенциальный должник, – фыркнул Долохов, картинно вытягивая губы в трубочку. – Найди другого, – буркнула Ада. Переступив через тело, она отодвинула стул в сторону и села на него. Долохов с усмешкой отметил изменения в ее внешности, но тактично промолчал. Девчонка была очень вспыльчивой, и обычно ему нравилось подтрунивать над ней, но сегодня атмосфера располагала к спокойствию. – Почему ты так долго? – спросил он. – Потому что эта дрянь устроила за мной слежку, – выпалила она и скрестила руки на груди. – Два часа убила в Лондоне, чтобы оторваться от нее. – Зато город посмотрела, – парировал Долохов. Ада одарила его презрительным взглядом и, вытащив из кармана маленькое зеркальце, принялась поправлять макияж. – Получается, Николина знает о тебе? – Да у нее ума не хватит! Но Алекс мог поделиться с ней своими догадками. Как же! – горестно выдохнула она и на мгновение стиснула зубы. – Они же такие друзья, прямо подружки с пижамной вечеринки! Долохов выпрямился в кресле и заинтересованно уставился на Аду. А это что-то новенькое… – Они подружились? – Подружились… – фыркнула Ада. – Да он втрескался в нее по самые уши! И за ручку, и под ручку, в лобик поцелует, к себе прижмет… Ненавижу ее! Девчонка в сердцах замахнулась, и зеркальце, пролетев через всю комнату, разбилось о стену. – А она? – Влад проигнорировал ее эмоциональный выброс. Ада нахмурилась: – Близко не подпускает, хотя свечку я им не держала. Да и какая, к черту, разница! Долохов задумчиво уставился на свои пальцы. Какой интересный поворот…. Просто Ромео и Джульетта. Вот эти небесные угодники обрадуются, когда узнают, что их будущий правитель души не чает в соседской принцессе. Но нет, не стоит принимать поспешных решений, лучше тщательно все обдумать и получить максимум из этого союза. – А на кровные земли она собирается возвращаться? – Не знаю. – Ада вновь скрестила руки на груди и равнодушно пожала плечами. – Мне редко удается что-то услышать. Как-то пробовала последить в городе, да только с января за ней один амбал таскается. – Блондин? – Именно. Кто-то из псов Стамерфильда? – Да, эльф Домор. Опасный тип. Слышал про его способности, да все повода не было проверить. Ну ничего, ничего. – Долохов вздохнул, и его губы растянулись в улыбке. – Больше не рискуй. Лучше залечь на дно на время. Харт-Вуд далеко не глупая, и пока она ни черта не знает о потустороннем мире. Мне бы хотелось, чтобы с ее возвращением на земли так и оставалось. – А если она не вернется? – Вернется. – Долохов откинулся в кресле и затянулся сигарой. – Она же наркоманка, и terra для нее как доза – магия, шарады, только дай повод разгадать всё. Ада скептически вскинула брови, но промолчала. Конечно, она одурманена чувствами к наследнику и не видит сути. Но ведь всё на поверхности. Николина далеко не простая девчонка: что-то в ней есть такое неправильное, дурное, плохое, и ей самой от этого нехорошо. Она выплюнула вино. Каким-то образом ей удалось почувствовать яд, хотя вряд ли она поняла, что это было. Может быть, дело все же в ее матери и ведьмовских генах? Долохов улыбнулся этим мыслям и в который раз насладился тем, что никто, кроме него, не знает этой правды. – Она тебе понравилась, да? – с вызовом спросила Ада. Влад с удивлением посмотрел на девчонку. – Не совсем… не могу пока понять, как сломать ее, одной встречи мало, – задумчиво произнес он. – Нужно понять ее слабости. – Нет у нее слабостей, она – надоедливый сухарь! Влад ухмыльнулся. – Слабости есть у всех. Ты видела ее глаза? В них много страсти. Она просто умеет себя контролировать. Вот понять бы почему… Ада скептически поджала губы, и ее лицо в одночасье затянулось равнодушной пеленой. Она молча наматывала прядь волос на палец. – А как поживает Рита Харт-Вуд? – Да что с ней будет, все прекрасно: мужики, шмотки, тачки и рестораны. Твоя Николина, похоже, своим уходом сделала ей огромное одолжение. – Ада принялась рассматривать свои ногти. – Мне кажется, юной принцессе будет очень грустно без своей матушки в родной terra, – заговорщически произнес Долохов. Безликая одарила его удивленным взглядом и через мгновение расплылась в улыбке. Часовня Святого Саквия, пригород Лондона Март 2017 года – Хотите сказать, что за все это время совсем ничего не узнали? В голосе Владислава Долохова было столько едкой желчи, что по рукам Мари пробежали мурашки. Хорошо, что в часовне холодно и этот ужасный мужчина не мог разгадать ее истинных чувств. Они сидели на последнем ряду. Мари – с краю, ближе ко входу. Она старалась не коситься на дверь, но была готова в любой момент унести ноги. – Вы бы сказали, что конкретно вам нужно. Может, мне было бы проще. А так, – Мари лишь надеялась, что говорит достаточно равнодушно, – ну что вам рассказать? У нее есть пузырек с одной таблеткой. Мне кажется, она уже не принимает, но пузырек все время таскает с собой. По ночам спит, днем сидит на занятиях. – А как же дружба с вашим дражайшим братом? – Долохов скрестил руки на спинке впереди стоящей скамьи и уперся в них подбородком. – Вам-то какое дело, с кем она дружит? Долохов скосил на нее лукавый взгляд. – Скажите еще, что не знаете, кто ее отец. – Видимо, выражение лица Мари выдало ее, потому что улыбка Долохова стала шире и осветила его хищное лицо. Даже уродливый шрам на щеке поблек. – Ну вот, а говорите, что ничего не выяснили. – Так это и вам очевидно. Да и… я не одобряю их дружбу. Мари прикусила щеку, буравя взглядом иконостас. Об этой часовне она узнала минувшим летом как раз от Долохова, когда они впервые встретились вне дворцовых стен и он вынудил ее внимательно следить за новенькой. Кем была новенькая, Мари не знала, – даже имени. Он так и сказал: «В этом году в вашем классе появится новая ученица. Присмотрись. Подружись. Если узнаешь что-то интересное, сообщи». Вот Мари и присматривала, даже дружить пыталась, в перерывах роясь в ее вещах. Разве что проверить телефон совесть не позволила. – Милая принцесса, – снисходительно начал Долохов, – вы поймите одно: список, над которым так усердно работает ваш брат, – это не предел. Закончить его может любой, уж что-что, а найти существо на эту роль легче простого. Если мне надоест, я просто разорву контракт, который ваш обожаемый Александр так любезно подписал, и сердце его остановится. Не доводите до крайности… – Вы так до конца жизни будете нас шантажировать? – прошептала Мари. Злость кипела в ней, заряжала кровь, и она впервые пожалела, что не обладает этой звериной яростью брата, чтобы в один миг свернуть этому ястребу шею. – Да нужны вы мне. – Долохов даже рассмеялся – так, будто она глупость сморозила. – У Александра осталось одно имя, и всё. Человек умрет – контракт ликвидируется, вы свободны. Но пока… – Долохов опустил ладонь в белой перчатке на ее плечо, и Мари вздрогнула. – Пока у вас нет выбора, станьте, наконец, уже полезной. И даю слово больше никогда не использовать вашу любовь к семье в своих целях. Мари хотела завыть, но лишь закатила глаза и нехотя взглянула на него. Она не питала теплых чувств к Нике, но, если выбирать сторону, уж лучше она будет на ее стороне, чем на стороне этого скользкого чудовища. Однако Долохов прав: нельзя целый год кормить его отговорками, пора бы уже что-то дать. – У нее есть какая-то книга. Валяется на дне чемодана… – Что за книга? Опишите, – резко перебил Долохов. Голос его сразу стал серьезным, взгляд – колючим и сосредоточенным. – Старье какое-то. Обложка затертая, коричневая, названия нет, внутри – пусто. Даже не книга, а… Долохов развернулся к ней, и Мари инстинктивно отползла на самый край скамьи. – И тебе удалось ее открыть? – Э… ну да, замка там не было, – неуверенно протянула Мари. В его глазах плескался неподдельный интерес, и она уже стала сомневаться, что поступила правильно, рассказав ему об этой своей находке. – Что это за вещь? Ценная?