Ника понимающе кивнула и скосила взгляд: через несколько столов от них Алекс и Доминик тоже штурмовали учебники. Неужели он планирует побег? Хм. – А что ему мешает получить образование, а потом вернуться домой? Мари тяжело вздохнула и задумчиво уставилась в учебник. После памятной вечеринки у Барбары недомолвки между ними сошли на нет. В тот день вечером Ника призналась, что видела ее у дома Риты, и Мари без запинки заверила ее, что всего лишь хотела извиниться, поэтому и искала. «Решила, что писать сообщение глупо и нужно лично. Я ведь очень обидела тебя». Была ли эта действительно правда или правда, которая устраивала Нику, – неважно. Она не стала допытываться и только радовалась тому, что Мари, вопреки всем своим секретам и странному поведению, стала куда откровеннее в потусторонних вопросах. – Понимаешь, – тихо сказала она, – у Алекса с отцом всегда были проблемы. Ты же видишь, какой он… Я не про то, другое, а про… – Я поняла, Мари. – Да, знаю, – снова вздохнула она и придвинулась ближе. – Он такой творческий, мечтательный, грезит об архитектуре и прочей ерунде – не тот наследник, которого жаждал отец. А тут еще я… – А что ты? – Наша эмпатия… ну… – Мари заерзала, комкая страницы учебника. Заметив, что Ника сверлит взглядом ее пальцы, она быстро убрала руки на колени. – В детстве бывало всякое. Я падала или просто расстраивалась, плакала, и он тоже. Это происходило ненамеренно, мы только-только познавали эту нашу особенность и никак не могли контролировать ее. Но сложность была в том, что мои эмоции настигали Алекса в самое неподходящее время – в компании советников отца, например. А наш отец… он… – Мари подняла на нее взгляд, полный боли и раскаяния. – Нам было лет по двенадцать. Помню, я забежала в его кабинет и увидела служанку, оттирающую ковер рядом с письменным столом. А угол стола… Она, наверное, не заметила, потому что точно стерла бы все раньше. В общем, весь угол был в крови. А у Алекса… – Мари потерла левый висок, хмуро уставившись в раскрытый учебник. Ника сглотнула. Так вот откуда шрам у него на голове! Тогда, в новогоднюю ночь Алекс так беззаботно рассказывал ей о причудливых последствиях, которые доставляла им эта эмпатическая связь. А она еще улыбалась. Вот блин. Ника скосила взгляд в сторону Алекса и поняла, что всеми фибрами души ненавидит его отца. Сколько еще шрамов он оставил на теле своего сына? – Он же сам вызвался на это дело, ты знала? – шепнула Мари. – Он просто сбежал сюда от того, что там происходило… Если бы я знала, к чему это приведет! Мари закусила губу, ее глаза заблестели. Ника растерянно смотрела на нее, совершенно не радуясь открывшейся правде. Нездоровая, фанатичная преданность этой девчонки, метания Алекса между долгом и желанием угодить отцу. Какой, к черту, долг? Он же просто сбежал, хотел передохнуть от насилия и постоянных унижений, а в итоге… В итоге стал убийцей. Существом, способным дать отпор отцу, и тем не менее уже четыре года избегает встречи с ним. Несложно догадаться почему. Вот, значит, как. Даже в этом они были похожи… – В общем, его ждет военный лагерь, – закончила Мари, быстро стерев со щек слезы. Она улыбнулась Нике. – А сама ты что будешь делать? – У меня все просто. В Эхертауне – это у нас на юге – есть потрясающий колледж. Хочу заняться музыкой. Если честно, мне бы хотелось преподавать малышам. Ника удивилась. Она и не знала, что Мари музицирует. А что еще? Ника всматривалась в ее грустное лицо, спотыкаясь взглядом о дрожащие, силящиеся улыбнуться губы, и вдруг поняла, что вообще ничего о ней не знает. Что любила Мари? Чем увлекалась? Весь год образ сестры Маркела был связан только с ним: встречалась с беднягой Дэвисом, чтобы повлиять на поступки брата, оберегала Алекса, ссорилась из-за него с ней, ходила в церковь, чтобы замолить его грехи. Мари Маркел была неотделима от него, и хоть теперь Ника понимала почему, но все равно удивилась, что помимо Алекса у девушки были свои интересы и желания. – Могу представить тебя с детьми. – Ника заставила себя улыбнуться. – Уверена, тебя ждет блестящее будущее. Мари коротко рассмеялась и бросила быстрый взгляд в сторону брата. – Ну а ты? Ника покачала головой, давая понять, что не хочет говорить о своем будущем. Она действительно до сих пор не понимала, что будет делать через три месяца. На вопросы одноклассников отвечала, что пропустит год и будет путешествовать, но пока так и не определилась, по какому адресу отправить такси из пансиона. Наверное, она могла бы и в колледж поступить, возможно, даже в Кембридж – туда, где преподавал профессор Самартин (с ее-то способностями к языкам!), – или в хореографический и профессионально заниматься балетом (ведь когда-то ей пророчили огромный успех). Но чем больше она об этом думала, тем чаще приходила к мысли, что все это не ее. Язык она изучала из-за бабушки, а балет и литературу – в угоду Рите. Ника не понимала, любила ли все это на самом деле или ей это было нужно для других целей. Слишком много всего в ее жизни было связано с этими занятиями, и пока еще она не могла ответить на этот вопрос. Кто она такая? Что из себя представляет? И на фоне этих размышлений идея отправиться в путешествие уже не звучала как отговорка для одноклассников. Впервые ей по-настоящему захотелось узнать себя. Понять, что она любит. Кого. И куда хочет пойти. Иногда вечерами они с Алексом размышляли о будущем, даже думали о том, как было бы здорово вернуться сюда на встречу выпускников спустя несколько лет, увидеть одноклассников, восхититься новой прической Стейси и от души посмеяться над Барбарой и ее новым якобы бойфрендом из Италии. Пустые разговоры, вымысла в которых для них было больше, чем в самых нелепых фэнтези. Ника все чаще держала Алекса за руку, давя на шрам на запястье, а взгляд парня все реже наливался кровью. Этот нелепый жест и эти ничтожные разговоры стали для Ники единственным, что в череде недавних открытий она могла контролировать. Сдерживать монстра и глупо мечтать. Вот так просто, но и этого достаточно. Если она может такую малость, то и все остальное в силах подчинить. В те дни в ней зародилась надежда, что рано или поздно она научится управлять своей жизнью. «Надо встретиться. Жду в холле под лестницей в два часа ночи. Об охране позаботилась. Блодвинг». Любопытство не позволило Нике проигнорировать сообщение. Наверное, их встреча рано или поздно должна была состояться, и Ника даже обрадовалась, что именно Блодвинг выступила инициатором. Захватив с собой вещи, Ника юркнула в коридор, быстро оделась и вышла из гостиной. Никого. В коридорах было темно, даже настенные лампы не горели. Ночью здесь часто патрулировали охранники, но сегодня даже их след простыл. Блодвинг не обманула. Ника понимала, что эта встреча не сулит ей ничего хорошего, но легко отмахнулась от мыслей и, на цыпочках спустившись в холл, обошла лестницу. Все ее существо обратилось в слух, мышцы напряглись. Она замерла. Не видела ее, но кожей чувствовала присутствие. – Зачем столько таинственности? – прошептала она в пустоту. Вокруг царила звенящая тишина, и от нее исходило такое напряжение, что ушам становилось больно. Ника огляделась по сторонам. Напряжение нарастало, и каждая клеточка ее тела откликалась тревогой. Блодвинг была рядом. Ступала бесшумно, но быстро, словно ветер. И хотя инстинкты всегда предупреждали Нику, в этот раз она уступила существу в проворности: Блодвинг резко схватила ее за руки, завела их за спину и крепко прижала. Хватка была чудовищной, обездвиженная Ника запаниковала и начала брыкаться, но Блодвинг без лишних слов вдруг вцепилась ей в лицо, просунула пальцы в рот и затолкала что-то в глотку. Маленькое и вязкое. Ника замычала, пытаясь выплюнуть нечто, но не смогла: оно пристало к нёбу, как ириска, а потом словно растаяло и потекло в горло. И тогда Блодвинг резко отпустила ее. Ника закашлялась и несколько раз усиленно сглотнула, наконец ощутив привкус. Соленый, как кровь. – Не понимаю… – растерянно прошептала Блодвинг. Стиснув пальцы в кулаки, Ника отскочила и уставилась на нее. Безликая стояла перед ней, слившись с темнотой. Ника видела лишь размытые контуры ее фигуры. – Что за дрянь ты в меня запих… Блодвинг подскочила к ней и, схватив за подбородок, задрала ее лицо вверх. И Ника наконец смогла разглядеть ее. Карие глаза, блеклые и забытые. Лицо болезненное, вытянутое и худое, волосы собраны в конский хвост. – Ах, ну конечно, – процедила Ника сквозь зубы. – Почему ты не изменилась? – Блодвинг резко отдернула руку, и ее заимствованное лицо начало меняться: ушла болезненная худоба, глаза насытились янтарным блеском, щеки, словно растянутые невидимыми пальцами, округлились. – Покажешь, что еще умеешь? – процедила Ника. Удивительно, но фокус с превращением не произвел на нее никакого впечатления. Нечто внутри бешено забилось, и ее охватила ярость. – Какое же ты все-таки ничтожество. – Казалось, Блодвинг пребывала в своих мыслях и даже не слушала Нику. Морщась от отвращения, она смотрела на нее, опасно растирая костяшки пальцев. Ника машинально отступила и уперлась спиной в лестницу. Черт. – Даже твой отец относится к тебе как к мясу. Ты просто инвестиция… – Давай ты не будешь отрабатывать на мне свои комплексы… В глазах Блодвинг вспыхнул огонь. Она бросилась к Нике и схватила за горло, стиснула пальцы так сильно, что та стала задыхаться. Ника вцепилась в запястья твари, тщетно пытаясь оторвать ее от себя. Ярость существа внутри поджигала кровь, бурлила, насыщала мышцы силой. – Я тебе одолжение сделаю, если шею сверну, – прошипела Блодвинг. – Ты просто не понимаешь, что тебе уготовано. Ника почувствовала, что вот сейчас… пора… она сможет отбиться, но вдруг замешкалась. В памяти внезапно всплыл рассказ Алекса о вине, которое подарила ему Блодвинг, и что он тогда ощутил, как чуть не сорвался. Вино это было или еще что, но вкус – металлический, соленый, как то, что сейчас раздирало ей горло. Блодвинг давила на ее шею все сильнее, голова закружилась, и Ника резко ударила ее по рукам. Девчонка вскрикнула, схватившись за запястье. Просто беги. Не показывай ей, на что способна. Она этого и добивается. Ника толкнула ее и бросилась к лестнице. Но не успела она добежать до первого пролета, как рухнула лицом вниз, ударившись носом о ступень. Голову пронзила жуткая боль, из глаз брызнули слезы, и Ника заскулила через стиснутые зубы. Блодвинг тащила ее вниз за лодыжку. Ника брыкалась, тщетно пытаясь ухватиться за ступени, жмурилась – правый глаз щипало от крови. Кажется, она разбила лоб. В жопу секреты, Харт-Вуд. Она убьет тебя. Блодвинг резко дернула – и Ника упала на холодный пол. Человеческую боль затмила ярость существа внутри, и в голове стало ясно. Она вскочила на ноги и, бросившись на нападавшую, обхватила рукой ее затылок, резко нагнула и ударила коленом в лицо. Безликая взвизгнула. Ника оторвала от футболки лоскут и набросила ей на шею. – Я… я знала, что ты… ты… Блодвинг сипела, пытаясь ухватиться за тряпку, но Ника давила слишком сильно, ткань впивалась в горло. Кожа лопалась, текла кровь. Безликая боролась, но глаза ее закатывались, она не дышала – сипела, надрывно и болезненно. Еще немного – и Ника не просто задушит ее, а оторвет ей голову. Она хотела этого, предвкушала, упивалась контролем, который дарила ей эта странная, необъяснимая ярость. Как тогда, с Сэмом. Чувство, в котором она никогда и никому не признается. Только себе. И вдруг Ада ударила ее ладонью в ухо. Дикая звенящая боль пронзила голову – и от неожиданности Ника ослабила хватку. Не успела отреагировать, как почувствовала еще один мощный удар в живот и упала на колени. Пятка Блодвинг угодила ей в спину – и Ника свалилась ничком. Левую руку обожгло, послышался хруст. В голове помутнело. Боль осколками разливалась в теле, разрывала мышцы, впивалась в кости. Она попыталась подняться, но тщетно – лишь едва приподняла голову и увидела ноги Блодвинг у своего лица. Без единого звука безликая схватила ее за запястье и куда-то поволокла. Нике казалось, что от боли она начала кричать, а может, это лишь кто-то внутри нее. Послышался звук отворяемой двери. Ада затащила ее в какое-то небольшое помещение. А потом резко вцепилась в волосы и, дернув на себя, запихнула в рот тряпку – ту, которой еще минуту назад Ника могла ее задушить, – и, схватив ее за левую руку, резко вывернула. Ника закричала, но ее крик утонул в окровавленном кляпе, из глаз посыпались искры. – Я могу оторвать тебе руку, – вкрадчиво сказала Ада, присаживаясь рядом с ней на корточки. – Могу, не сомневайся. Но гораздо интереснее будет посмотреть, как ты сама сдохнешь… Когда все поймешь. Мгновение – и дверь закрылась, погрузив помещение в кромешную темноту. Хотелось, чтобы все прекратилось. Хотелось умереть. Боль пронзала каждую клеточку ее тела, и понять, что конкретно повреждено, было невозможно. Ника заставила себя глубоко дышать, лишь бы не отключиться. Давай, вторая душа, просыпайся. Лечи меня. Это же наше тело. Ну же! Ника попыталась перевернуться на спину и вновь заскулила. Левое плечо сломано или это просто вывих? Непонятно. Но жуть как больно. Здоровой рукой она ощупала нос и, крепко зажмурившись, дернула хрящ в сторону, возвращая на место. Из глаз катились слезы, ее тошнило от боли. Ничего. Не в первый раз. Ника знала, что, если будет медлить, все срастется не так, как надо, и придется снова ломать. Вытащив кляп изо рта, она нашарила в кармане телефон и включила фонарь. От яркого света пришлось зажмуриться, но глаза привыкли быстро. Полки с одеждой, корзины, пакеты – ну конечно, это прачечная. Ника изо всех сил стиснула зубы и предприняла еще одну попытку перевернуться и сесть. Новое пламя, новая боль. Получилось. Тяжело дыша, она подползла к одной из корзин и, стащив с нижней полки подушку, подложила под ногу: кажется, лодыжка тоже сломана. Хорошо. Дыши. Еще. Молодец. Тебе нужна помощь. Ника откинулась на корзину и трясущимися пальцами набрала сообщение Алексу: «Прачечная». Ночь в самом разгаре. Конечно, он спит. Но если не поможет ей, все закончится очень плохо. Ника нажала кнопку вызова. Еще и еще. Казалось, прошла целая вечность. Душа яростно билась внутри, посылая мозгу живительные импульсы. Не спи, только не спи. Ника заставляла себя вспоминать конспекты по латыни, мысленно воспроизводить какие-то фразы и читать стихи, лишь бы не отключаться. В прошлый раз (года два назад, не меньше) она сломала палец, но из-за таблеток вообще ничего не соображала и заметила травму только на следующее утро, когда кости срослись, и теперь мизинец на левой руке от фаланги заметно кренил в сторону. Ника не знала, сколько прошло времени: пять, десять минут, может, час, – прежде чем дверь снова открылась. Алекс поспешил щелкнуть выключателем и повернуть замок. – Твою мать… – выдохнул он и подскочил к ней. – Потом повздыхаешь. Посмотри плечо, что с ним? Алекс опустился рядом с ней на колени и быстро осмотрел, едва касаясь. – Вывих… очень силь… – Вправляй. – Ника скосила взгляд, но голову словно огнем прожгло, и она поморщилась, не в силах разглядеть, насколько все плохо. – Маркел, не тупи… ну пожалуйста, – взмолилась она в ответ на его растерянный взгляд. – Если срастется – будешь ломать. Алекс набрал полный рот воздуха и с шумом выдохнул. Затем он вытащил из ящика небольшое полотенце, скрутил в жгут и протянул ей: – Кричать нельзя, на втором этаже кто-то из преподов. Ника прикусила полотенце и, как только Алекс взял ее за руку, плотно зажмурилась. Он аккуратно ощупал травмированное место. – Держись…