Для дополнительного сведения. Среди несознательных подростков в СССР ходит миф, что статическая свастика – это не что иное, как соединенные между собой в одну фигуру четыре русские буквы «Г». При таком толковании свастика расшифровывается как Гитлер, Геббельс, Геринг и Гиммлер. Естественно, слияние русских букв в немецкую аббревиатуру является абсурдом». Я свернул листочек, положил в карман, откинулся к окну и уснул. 17 Последний автобус из Верх-Иланска приходил в город в половине девятого вечера. Пока я добрался до родителей, пока перекусил с дороги – наступила полночь, так что поругаться мы просто физически не успели, но перед сном я выслушал лекцию о том, что если бы не пошел работать в милицию, то «жил бы как человек». Утром маманя приготовила мне бутерброды с маслом и кофе – скромненький такой завтрак. То ли дело потенциальная теща! В четвертом часу утра яичницу пожарила – кушай, дорогой зятек, набирайся сил! После моего отъезда в Верх-Иланск я виделся с родителями всего один раз, когда приезжал по делам в город. Ни мать, ни отец на новом месте жительства у меня не были. Впрочем, они и в рабочее общежитие ко мне ни разу не наведывались. Городской морг работал с восьми утра. В пропахшей формалином прозекторской шел спор: патологоанатом Поклевский что-то горячо доказывал санитарам, с которыми работал в одну смену. – Привет, Самуил! Привет, мужики! – Я был рад, что сегодня дежурит Поклевский, с которым у меня с первых дней знакомства сложились приятельские отношения. – Вот он, знаток западной культуры! – Поклевский картинно показал на меня рукой. – Он рассудит нас, и если я выиграл, то вы оба должны мне по пять бутылок пива. – По две бутылки, – возразили санитары. – Хорошо, по две. Андрей Николаевич, прослушай вначале песню, – Поклевский включил стоящий на металлическом столике катушечный магнитофон «Маяк-202». Грянула задорная композиция «Москау» западногерманской группы «Чингисхан». Не дослушав песню до конца, я замахал руками: – Самуил, я прекрасно знаю все песни в этом альбоме! Что ты хотел от меня? – Как ты думаешь, Андрей Николаевич, есть в этой песне такие слова? – Доктор откашлялся и пропел: Москау, Москау, забросаем бомбами, будет вам олимпиада, ах-ха-ха-ха-ха! – Я уже слышал эту ересь насчет олимпиады и могу с уверенностью сказать, что ни о какой бомбардировке Москвы в этой песне речь не идет. – Ты что, немецкий язык так хорошо знаешь? – набросились на меня санитары. – Спокойно! – осадил я спорщиков. – Не надо знать никакого немецкого языка. Вы вслушайтесь в слова песни – есть там слово «бомба» или нет? Даю гарантию, что по-русски и по-немецки «бомба» будет звучать приблизительно одинаково. Так же, как слово «олимпиада». – Спор разрешен! С вас пиво, господа! – Поклевский довольно потер руки. – Вечерком будет чем заняться. – Самуил, труп с Верх-Иланска кто вскрывал? – спросил я. – Коллективно работали. Я вполне серьезно говорю. Меня из дома подняли ассистировать на вскрытии. Редкий случай, очень редкое орудие убийства. Поклевский вышел в коридор и вернулся с метательным ножом в руках. – Пошли, кое-что покажу. – Он увлек меня в угол прозекторской, где на каталке лежал обнаженный труп пожилого мужчины. – Смотри! Самуил взмахнул ножом и с одного маху вонзил его в грудь покойника по самую рукоятку. – Это не нож – это сказка! Он входит в тело человека, как раскаленный гвоздь в брусок сливочного масла. На, сам попробуй! Я тыкать ножом в старческий труп побрезговал. – Самуил, а это кто? – Я показал на каталку. – Какой-то бродяга. – Судмедэксперт вытащил из груди покойника нож, обтер его о полотенце, прикрученное к ручке каталки. – У нас сегодня студенты из мединститута на практику приходят, мы им подготовили парочку бесхозных тел. Ты точно не хочешь попробовать? Я повторно отказался. – Твоего покойника убили с расстояния примерно метров пять. Бросок был просто мастерский – прямо в сердце. – Он стоял, сидел? – Кто, покойник, что ли? Стоял, судя по всему. Эй, индеец Джо, иди сюда, расскажешь инспектору про нож! К нам подошел молодой санитар, взял в руки клинок. – У этого ножа, – он поместил орудие убийства у себя на вытянутом указательном пальце, – исключительно интересная центровка. Я думаю, что при его изготовлении использовался сплав на основе иридия. Смотрите сами. Нож на пальце санитара лежал как приклеенный. Он повертел рукой, нож не упал, а только заколыхался вверх-вниз. – Клинок этого ножа несколько тяжелее рукоятки. Если приспособиться, то таким ножом можно вертеть вокруг кисти руки, как веревкой. Летает этот нож как молния! Санитар перехватил оружие за лезвие, взмахнул рукой и от плеча метнул нож в стоящую от нас метрах в трех крышку гроба. «Чпок!» – лезвие ножа вошло в дерево на пару сантиметров. – Долго тренировался? – заинтересованно спросил я. – Ночью два раза рукояткой в мишень попал, а потом, с разного расстояния, все броски точно в яблочко! Я подошел к не обитой материалом крышке гроба. Вся она была в отметинах от попаданий клинка. – Попробуйте, Андрей Николаевич, у вас получится! – Санитар вытащил нож и протянул его мне. – Чей это гроб? – для приличия спросил я. – Бродяги. Ему и такой сойдет! Я метнул нож трижды: в первый раз попал плашмя, два последующих раза поразил мишень примерно в то место, куда целился. – Если с месяц потренироваться, я таким ножом не хуже вашего убийцы в грудь человека попаду, – заверил нас санитар. – Да я и сейчас не промажу. Не верите? Давайте бродягу поднимем, вы его подержите, а я ему точно в сердце по самую рукоятку нож всажу! – Нет, нет, нет! – запротестовал я. – Это вы как-нибудь без меня экспериментируйте. Самуил, пошли к тебе, отдашь заключение экспертизы. В кабинете Поклевского на стене висел детский рисунок: краснозвездный танк стреляет по немецкому «Тигру» со свастикой на башне, по небу летят самолеты, взрывы по всей земле. Война. Обычный мальчишеский рисунок, но… в кабинете патологоанатома, в двух шагах от лежащих в коридоре трупов? С другой стороны, а где любящему отцу хранить художества сына, если папа работает в морге? – Это статическая свастика, – уверенно сказал я, показывая на немецкий танк. – Какая-какая свастика? Статическая? Ни фига себе, какой ты умный стал в деревне! Ты так скоро немецкий язык выучишь и все песни «Чингисхана» нам переведешь. – Самуил, как ты думаешь, действительно можно научиться прицельно кидать эсэсовский нож за пару вечеров? – Смотря как и куда кидать. Если фигней заниматься, то можно за один час наловчиться бросать нож в центр мишени. Ты сам видел: летит он красиво, вонзается глубоко. А если ты попробуешь применить этот же нож в боевой обстановке, то у тебя ничего не выйдет. Стресс, внешние звуковые помехи, тремор рук с похмелья, плохое настроение после ссоры с женой – для промаха всегда будут сотни и сотни объективных причин. Для эффективного применения метательного ножа в экстремальной обстановке ты должен довести владение им до автоматизма. Я думаю, что автоматизм в данном случае – это примерно год ежедневных тренировок по десять-двадцать бросков в ростовую мишень с различного расстояния. «Учитель ежедневно тренировался в своем сарае, издолбил там все стены и перед убийством Паксеева сжег стайку, чтобы не оставлять никаких следов. – Я вспомнил обугленные стены на огороде у Седовых. – Расчетливый малый, его так просто, с наскоку, не возьмешь». – Ты чего призадумался? – Поклевский протянул мне заключение судебно-медицинской экспертизы вскрытия трупа Паксеева. – Самуил, ты картошку выкопал? – Запомни, Андрей: евреи картошку не сажают, они ее только едят. Мы нация интеллигенции, нам проще купить овощи на зиму, чем целый день кверху задницей в поле торчать. Из морга я поехал в областное УВД, поднялся в отдел кадров, отдал запрос на личное дело Сыча. Кадровичка, уже немолодая женщина в форме, изучала мой запрос минут пять, не меньше. «Что можно вычитывать из документа, состоящего из десяти строк машинописного текста? Как неприятно она шевелит губами. Ей, наверное, лет сорок, а все еще в лейтенантах ходит. А вдруг она раньше, до милиции, работала учителем русского языка в школе? Стоит сейчас, мысленно проводит фонетический разбор каждого слова». – Здесь что-то не так? – начиная раздражаться, спросил я. – Да нет, все так. – Она отложила запрос в сторону. – Когда, вы говорите, он умер? – Он не умер. Его убили первого сентября этого года. – Жаль, конечно. – Кадровичка авторучкой посчитала на календаре, сколько дней прошло с момента гибели Сыча. – Почему вы раньше не сообщили о его смерти? – Я не уполномочен заниматься кадровыми вопросами, – мне показалось, что она откровенно издевается надо мной.