Килограмм золота – сколько это стоит? В райотделе я отыскал начальника БХСС. Он разъяснил: – Грамм золота 583-й пробы в ювелирном изделии в магазине стоит 50 рублей. Обычное обручальное кольцо весом 2,5 грамма стоит 130 рублей. С рук на руки у тебя его купят рублей за 60–65. Скупают золото подпольные ювелиры, зубные техники и цыгане. За риск они снимут свой процент, но рублей по 25 за грамм ты покупателя найдешь. Если будешь продавать оптом большую партию, скажем, граммов сто, то можешь накинуть рубль-два за грамм. – Почему накинуть, оптом же всегда дешевле? – поинтересовался я. – Купля-продажа золота – это всегда нелегальная операция, это риск. При большой партии риск быть пойманным снижается, следовательно, цена товара возрастает. Но, Андрей, есть одно «но» – сто граммов золота ты никогда продавать не станешь. Такова природа человека. Если у тебя есть одно колечко, ты можешь его продать, пропить, обменять или подарить. Если у тебя десять таких колец, то на продажу ты их выставишь только в самом крайнем случае, когда вопрос будет касаться жизни и смерти. Если у тебя сто колец, ты их не продашь никогда, даже если с голоду подыхать будешь! Ты будешь перебирать колечки, чистить их, взвешивать, прикидывать, сколько за них получишь, но расставаться с ними никогда не решишься. Это называется «магия золота». Знаешь арию «Люди гибнут за металл»? За него, родимое, за золото. За его блеск и вечное сияние. Кстати, а с чего это ты золотом заинтересовался, это же не твоя тема? – Еще в городе у меня была кража золота. Сейчас что-то вспомнил, думаю, а за сколько воры могли кольца продать? – Бери половину магазинной цены, не ошибешься. Придя в кабинет, я прикинул, что если в банке осталось треть от первоначального объема, то это в нынешних ценах – не менее пятнадцати тысяч рублей. На новенькую «Волгу» точно хватит, еще и на кооперативную квартиру в городе останется. Три года назад в семье Паксеевых было два события: сын женился, а к дочери посватался учитель. Анатолия Сергеевича Юрий Иосифович послал куда подальше, и осталась Неля без мужа, но с зарытым на огороде богатым приданым. Наступил вечер, на улице потемнело. Я закончил работать с бумагами, забрал из сейфа колготки и пошел к Инге. После убийства Паксеева я с ней не виделся, так что нам было о чем поговорить. – Еще раз вспомни, – спрашивал я Ингу, – кто-нибудь мог слышать, как вы договариваетесь встретиться в ДК? – Клянусь тебе, никто рядом не стоял! Я уже сама об этом думала, но ничего на ум не приходит. Мы о встрече здесь, у меня в комнате, договорились еще в четверг. Здесь же никто не может подслушать? Перед уходом я достал колготки. – Инга, я никогда в своей жизни не дарил женщинам подарки. Никогда, ни одной. Матери всякую мелочь дарил на Восьмое марта, но это не считается. – Я протянул ей упаковку с надписями на английском языке. – Это фирменные японские теплые колготки, мой подарок тебе. Колготки эти, по моей просьбе, купили за чеки в валютном магазине «Березка» в Новосибирске. Стоят они двадцать пять рублей. Инга взяла подарок, я обнял ее, чмокнул в щеку и на ушко зашептал: – Я уверен, никто тебе таких подарков за твою жизнь не делал, и ты запомнишь сегодняшний день навсегда. А если станешь забывать, то возьмешь в руки колготки и вспомнишь меня. Я обхватил ее лицо ладонями, нежно чмокнул в губы. У Инги на глазах выступили слезы, она расчувствовалась: девочке, родившейся и выросшей на городской свалке, – такой подарок! Ни у кого в поселке таких колготок нет и никогда не будет. Ни один мужик не позволит жене купить колготки по цене пяти бутылок водки. Я немного отстранился от Инги, чтобы лучше видеть ее глаза. – Инга, запомни, что я сейчас тебе скажу. Если ты еще раз перейдешь мне дорогу, я тебя, падла, этими колготками удавлю и в гроб их тебе положу, чтобы ты и на том свете про меня помнила. Запомни, второй раз я тебя предупреждать не буду. Предашь меня – я тебя, как таракана, раздавлю, только панцирь хрустнет. Инга высвободилась из моих рук, сделала назад два шага и уперлась спиной в стену. – Не делай глупостей, не оставляй ребенка сиротой. Носи колготки и помни про меня. Она заплакала, ребенок, глядя на нее, заревел в голос. Я вышел на улицу. К ночи распогодилось. На небе высыпали крупные сентябрьские звезды. Они были рядом, над крышами домов – рукой достать можно. – Вот так-то! – сказал я звездам. В ответ у соседнего барака залаяла собака. На другой день весь Верх-Иланск знал, что я подарил Инге Сурковой невиданной красоты японские колготки за пятьдесят рублей. Марина спросила: «Это правда?» Я кивнул головой. Она собралась и ушла к родителям. 22 В четверг утром Гордеев приказал собрать весь личный состав РОВД в актовом зале. На посту остался только дежурный по отделу. «Один в поле не воин», – решил дежурный и закрыл райотдел до конца совещания. Две старушки-посетительницы, пришедшие со взаимными жалобами друг на друга, подергали входные двери, постучались, повздыхали, обругали дежурного сквозь окно, помирились и пошли по домам. Внеплановое совещание открыл начальник милиции. – Все собрались? – спросил Гордеев, выйдя к трибуне. – Товарищ замполит, доложите явку личного состава на совещание. При слове «замполит» в зале переглянулись. Обращаться к своему заместителю не по имени-отчеству, а по должности – это нонсенс! На совещании нет никого посторонних, к чему такой официоз? Что за странности на ровном месте? – Отсутствуют инспектор уголовного розыска Горшков и постовой милиционер Иванов. Причины неявки неизвестны, – доложил замполит. – Обоим объявляю по строгому выговору! – Товарищ майор. – Зайцев обратился к начальнику РОВД по званию. Обращение внутри коллектива по званию – вот это номер! Это как родного отца на «вы» называть. – Товарищ майор, а если отсутствующие представят оправдательные документы? – В отхожее место пусть сходят со своими документами! – отрезал Гордеев. – После совещания приказ о наказании – мне на подпись! В актовом зале стало тихо. Перешептывания смолкли. Каждый подумал о своем, и все вместе подумали: «Виданное ли дело – за опоздание на работу карать строгим выговором?» – Товарищи! – начал свою речь Гордеев. – Как вы знаете, с понедельника и по вчерашний день в областном управлении проходила расширенная коллегия УВД с участием представителей Комитета партийного контроля при ЦК КПСС. На коллегии были обсуждены вопросы оперативно-служебной деятельности и организации партийно-политической работы на местах. По текущим показателям раскрываемости преступлений к нашему отделу вопросов нет, а вот в плане боевой и политической подготовки нам надо подтянуться. Запишем темы занятий по БСП. Конспекты с лекциями представить в понедельник. Продиктовав темы занятий по служебной подготовке, Гордеев покинул зал. Место за трибуной занял замполит. – Все поняли, что к нам с проверкой может нагрянуть комиссия из ЦК КПСС? – спросил он. – Шутки – в сторону! Если москвичи выявят недостатки в организации партийно-политической работы, то мало никому не покажется. Давайте готовиться к проверке. Никто не знает, какие органы на местах представители КПК захотят проверить. «Не дай бог нам этой напасти! – мысленно прошептал каждый милиционер. – Господи, направь проверку в соседний район, мы же ни в чем не провинились!» – Самое первое, – продолжил замполит. – К понедельнику все коммунисты должны твердо знать основные положения Устава КПСС. «Моральный кодекс строителя коммунизма» всем, без исключения, членам партии выучить наизусть. У вас впереди выходные – времени на зубрежку хватит. Комсомольцы учат Устав ВЛКСМ. Беспартийные освежают в памяти Конституцию. – У меня вопрос! – поднял руку инспектор Мыльников. – Где можно взять Устав ВЛКСМ? – У тебя, у комсомольца, нет своего экземпляра Устава? – делано удивился Леонид Павлович. – Как же ты сверяешь свои поступки с основными направлениями деятельности ВЛКСМ? У кого еще нет личного экземпляра Устава? Все промолчали. Устава ВЛКСМ не было ни у кого. Мало того, его никто никогда в руках не держал. Теоретически при вступлении в комсомол кандидат на высокое звание члена ВЛКСМ должен был назубок выучить Устав организации, в которой ему предстояло состоять много-много лет. На практике в комсомол принимали всех желающих автоматически: подал заявление, задали тебе на бюро райкома пару вопросов – и ты уже комсомолец. Я вступал в ряды ВЛКСМ в восьмом классе. На бюро райкома у меня спросили: «Какие символы пионерской организации ты знаешь?» Ха! Символов в пионерии – кот наплакал: горн, барабан, пионерский галстук, пионерский значок – и все! У следующего кандидата в комсомольцы поинтересовались: «Сколько орденов у ВЛКСМ?» Плакат с орденами висел над головами членов бюро райкома. Паренек пересчитал награды и твердо ответил: «Шесть!» Знаю я и другой случай. Двое моих одноклассников вообще никуда не ходили и ни на какие вопросы не отвечали. Они в десятом классе написали заявления на вступление в ВЛКСМ. Прошел месяц, их к себе вызвала секретарь школьной комсомольской организации, дала расписаться в каких-то бумагах и вручила комсомольские билеты. Теперь для юношей путь в институт был открыт. Без членства в ВЛКСМ в студенты не принимали. Если у нас, в городе, со вступлением в комсомол была сплошная профанация, то как в него принимали в Верх-Иланске? Спрашивали, как расшифровывается аббревиатура ВЛКСМ и кто изображен на комсомольском значке? – Запишем темы занятий по партийно-политической подготовке. – Замполит надел очки, раскрыл брошюру с методическими указаниями МВД. – Сразу же оговорюсь – время нас поджимает, так что конспекты с лекциями представить мне на проверку в понедельник. У кого не будет конспекта – выговор по партийной или комсомольской линии. Всем понятно? Не хотите сами писать – жен, детей напрягите, почерк никто сверять не будет. Приготовились записывать? Тема первая – «Манифест Коммунистической партии». Следующая тема – работа Владимира Ильича Ленина «Империализм и эмпириокритицизм». – А что такое «эмпириокритицизм»? – спросили из зала. – Когда законспектируешь, тогда узнаешь! Следующая работа… – Леонид Павлович! – В зале встал дежурный Апшин, по годам самый старший работник в райотделе. – Я ничего против эмпириокритицизма не имею, но мыслимое ли это дело, к понедельнику столько работ законспектировать? – До конца меня дослушайте! – повысил голос замполит. – Пока не разберемся с партийно-политической и служебной подготовкой, остальные вопросы заморозим. «Ого! – дружно подумали в зале. – Нам неприкрытым текстом сказали, что все преступления – побоку! Потом, после проверки, кражами займемся. Марксизм – прежде всего! По раскрытию преступлений райотдел план держит, тут полный порядок, а вот в конспектировании работ Ленина можно изъян найти». После общего совещания Гордеев пригласил к себе замполита, Казачкова и всех инспекторов уголовного розыска. – Сейчас я расскажу вам, что творилось на коллегии! Первый день заседания, второй день – все как обычно: планы, цифры, словоблудие ни о чем. Вчера перед обедом слово взял представитель КПК. Представьте, заходит за трибуну старичок – лысина на пробор зачесана, росточком невелик, худощав, на груди сверкает Звезда Героя Социалистического Труда. Минут пять он говорил тихо, половину слов не понять. В зале душно, в сон клонит. Старичок замолчал, глубоко вздохнул и как заорет: «Что, мать вашу, неинтересно, о чем представитель ЦК партии говорит? Я вижу, вы здесь крепко в дерьме увязли, пора вас, сукины дети, на чистую воду выводить. Я вам покажу, как устои социализма на прочность пробовать!» – Так и сказал «сукины дети»? – поразились сыщики. – Да что там «сукины дети»! – отмахнулся Гордеев. – Он потом как разошелся, как матом призагнул, я, говорит, вашими партбилетами все улицы в городе вымощу, но вы у меня крепко запомните: кто против партии пойдет, тому Магадан курортом покажется! Но и это еще не все! Не понравилась старикашке рожа у одного полковника на первом ряду. Он его к себе на сцену вызывает, велит секретарю совещания записать данные полковника. В зале тишина гробовая, все пошевелиться боятся! От напряжения кто-то на задних рядах громко пукнул – ни один человек не обернулся посмотреть, кто же так оконфузился. Старикашка спрашивает полковника: «Сколько положений в «Моральном кодексе строителя коммунизма»? Тот смутился, мнется, не знает, что сказать. Сами посудите, откуда нормальному человеку знать, сколько пунктов в этом кодексе? Вот ты, Вадим, знаешь? – Нет, – честно признался Казачков. – Каждый день мимо райкома на работу прохожу, тем стенд с этим кодексом висит… Сегодня прочитаю. – Ты их сегодня все наизусть выучишь, а не прочитаешь. – Семен Григорьевич, – попросили инспектора, – что там дальше было? – Дальше старикашка говорит: назовите по памяти любое положение из «Морального кодекса строителя коммунизма». Полковник возьми и ляпни: «Не укради». Старичок распрямился, аж выше ростом стал. «Запомните, – говорит, – «не укради» – это из другого кодекса, из церковного. Вам, полковник, я от лица ЦК КПСС объявляю строгий выговор и буду рекомендовать парторганизации УВД рассмотреть вопрос о вашем членстве в партии». – Ни фига себе! – поразились мы. – Членство в партии! Это же как расстрельный приговор! – Полковника с сердечным приступом прямо с коллегии в больницу отвезли. Вчера вечером в УВД партактив собрался и единодушно его из партии исключил. Сегодня-завтра приказ о его увольнении из органов издадут. Я даже формулировку знаю: «За совершение проступка, несовместимого с честью и званием сотрудника милиции». Но и это еще не все! Вызывает старикашка еще одного нашего пузана-полковника к трибуне и говорит: «Назовите высший орган руководства КПСС». Полковник отвечает: «Политбюро ЦК КПСС!» Старикашка ухмыляется: «Высший орган партийного руководства называется «Съезд партии», а вам, любезнейший, от лица ЦК КПСС – строгий выговор с занесением в личное дело». Этот полковник был поумнее. Он сразу же после совещания в отдел кадров прибежал и успел написать рапорт на пенсию. У Семена Григорьевича зазвонил телефон. Он взял трубку, представился, молча выслушал собеседника. – Лаптев, – Гордеев, зажав ладошкой микрофон, протянул трубку мне, – твои кореша совсем обнаглели, уже мне в кабинет звонят! Я растерялся: «Какие кореша, кто может меня искать у начальника милиции?»