25 Мне запретила заниматься делом Паксеева, но в библиотеку-то никто ходить не запретил. Тягу к знаниям у советского человека не отбить, а библиотека – это храм науки и знаний. Утром в понедельник я был у Натальи. – Привет! Я заказывал книгу про руны. Ты ничего не подобрала? – Здравствуйте, Андрей Николаевич. – Наталья доброжелательно улыбнулась. – Про руны, к сожалению, ни у нас, ни в областной библиотеке ничего нет. На Наталье Антоновой сегодня была светлая блузка с узким черным бантом. Смотрелось очень элегантно, по-городскому. – Наташа, а ты на меня жабу за колготки не таишь? Она с деланым равнодушием пожала плечами: – Колготки как колготки. На мне бы, конечно, лучше смотрелись, чем на Инге. – Погоди, а ты что, видела, как они на ней смотрятся? Что же получается, холода еще не наступили, а она уже в них на работу пришла? – Нет, конечно. Она только упаковку от них принесла и всем показала. Красивая вещь, что говорить! Андрей Николаевич, правда, что эти колготки пятьдесят рублей стоят? – У них нет госцены, а на барахолке такие колготки идут по четвертному. Инга в два раза цену накинула. Хорошо хоть не сто рублей загнула. Так ты на меня из-за колготок не в претензии? – Нет, конечно… Андрей Николаевич, папа сказал, что эти колготки вовсе никакой не подарок, а «черная метка», «торпеда». Он говорит: «У нас на лесоповале иногда тоже такие «подарки» делали. Если человек не понимал, то его деревом придавливало». – Какой умный у тебя папа! – восхитился я. – Как он догадался? – Говорит, что по глазам. Я тоже догадалась, что Инга сама боится этого подарка. Боится, но всем показывает. – Наташа, я понимаю, твой отец – человек бывалый, он много на своем веку повидал, а как ты догадалась? Это ведь действительно не совсем подарок. Больше всего это на «торпеду» похоже. – Инга на втором этаже мыла мой коридор, а сейчас, после колготок, решила поменяться и мыть в Малом зале сцену. У меня же ей просто – помыла и пошла домой, а в Малом зале придется ждать конца репетиций. У нее ребенок маленький. Я позвала ее в библиотеку и говорю: «Не майся дурью, оставь все, как есть. Я на подарки от Андрея Николаевича не рассчитываю, так что ты мне ничего не должна». – Зная Ингу, могу предположить, что «спасибо» она тебе не сказала. – Конечно, нет. Она не знает таких слов, но меняться полами не стала. Андрей Николаевич, а что такое «торпеда» и как ее вшивают? Я у папы спрашивала, он ничего не стал рассказывать. «Как приятно играть в познавательные игры!» – Наташа, я видел здесь книгу на эту тему. Не веришь? Пойдем покажу. Я завел ее за стеллаж, обнял и зашептал в ухо: – Когда алкоголик хочет завязать, но не может остановиться, он просит врача, и тот вшивает ему ампулу, сюда, – мои руки заскользили по ее ягодицам, – или сюда, или сюда. Рассказывая о «торпеде», я нашарил у Натальи мест десять, куда бы вшил ампулу. – Если алкоголик после «торпеды» выпьет хоть грамм спиртного, она растворится в его теле, и он умрет. Говорят, что Высоцкий так умер. Хотел сам себе «торпеду» вырезать, но не смог. Я с наслаждением поцеловал Наталью. Я чувствовал, как во мне разгорается желание овладеть ею. Закрыть дверь в библиотеку и… – Теперь скажи мне, – я с силой сжал ее ягодицы, – тебе же снился сон, как я насилую тебя. Скажи «Да!». Я наутро по глазам видел, что нам снилось одно и то же. Ты кусалась, царапала мне спину, мы оба сходили с ума от страсти. Тебе это снилось? Она потянулась ко мне губами, но вместо поцелуя укусила. – Наташа, ты совсем не умеешь целоваться, – прошептал я ей на ухо. – А Марина умеет? – ответно прошептала она. – У Марины опыт. – Ты не ревнуешь ее к этому опыту? – Как видишь, нет. – Если Марина узнает, что ты ко мне приставал… – Наташа, – скользя губами по ее щеке, прошептал я, – вы сестры, без скандала разберетесь. Я хотел спросить Наталью, о чем они договорились на картофельном поле, но не успел. У входа в библиотеку раздались тяжелые шаги. Мы вышли из-за стеллажа. Посетителем оказался Михаил Антонов. Стрельнув глазами по мне, по дочке (бант набок, прическа растрепана), он, естественно, обо всем догадался, но виду не подал. – Наташа, мать просила, как пойдешь домой, зайди хлеба купи. – Хорошо, папа. – Наталья поправила бант, достала из стола расческу. Внезапный визит отца ее нисколько не смутил. «Ее отец прекрасно видит, – подумал я, – что между мной, Мариной и Натальей образуется непонятный треугольник. Михаил Ильич застает свою младшую дочь в пикантной ситуации и вида не подает. Такое ощущение, что старшие Антоновы пустили ситуацию на самотек: как все сложится, так тому и быть! А я еще не готов к ответу, я еще не решил, кого из сестер повести в ЗАГС. Вчера я склонялся к Марине, а сегодня мое сердце безраздельно принадлежит Наталье». Не успел Антонов выйти, как в библиотеку пришел Анатолий Седов. Увидев нас, он остановился в дверях, помедлил секунду и сделал шаг вперед. – Здравствуйте, – не совсем уверенным тоном сказал учитель. Антонов, буркнув что-то нечленораздельное, обошел Седова и скрылся в дверях. Я поздоровался с учителем за руку. Наталья, не обращая на него внимания, подошла к зеркалу, стала приводить прическу в порядок. – Я пришел журнал вернуть, – сказал Седов. – Хорошо, Анатолий Сергеевич, положите на стол, я спишу его с вашего формуляра. Учитель хотел еще что-то сказать, но Наталья как стояла, так и осталась стоять к нему спиной, всем своим видом показывая, что не настроена на общение. – Потом зайду, – сказал он, обращаясь ко мне, – сейчас время поджимает. Он оставил журнал и вышел. «Библиотекарь на рабочем месте не может так демонстративно игнорировать читателя. Эта сценка разыграна Натальей специально для меня, чтобы я голову не ломал: был между ней и Седовым конфликт или нет. Конфликт был, и отголоски его не утихли до сих пор. Это конфликт не учителя и ученицы, не библиотекаря и читателя, а мужчины и женщины. Что за отношения между ними были? Я-то полагал, что Наташа – невинное дитя, но, видно, ошибался». Наталья повернулась ко мне. Визит учителя испортил ей настроение. Мы оба не знали, что дальше делать. Продолжать так резко вспыхнувшие ласки – как-то уже не то, а говорить вроде не о чем. Не возвращаться же к теме колготок? По коридору раздался топот детских ног. – Школьники, – сказала Наталья. – Это надолго. – Да я уже понял, что надолго. – Я попрощался и пошел на работу. «Не библиотека, а какой-то проходной двор, – размышлял я по пути в РОВД. – Пять минут нельзя одним побыть. Такое славное начало, и на тебе – папаша пришел! Сам, что ли, не может вечером в магазин зайти? Потом учитель приперся». Я остановился, посмотрел на стенд с заповедями «Морального кодекса строителя коммунизма». «А ведь я ревную ее, – отчетливо понял я. – Мне неприятна сама мысль, что между ней и Седовым могли быть интимные отношения». – Изучаешь? – проходя мимо, спросил замполит. – Молодец! Комсомолец тоже должен знать «Моральный кодекс». Вечером явилась Марина. – Ты сразу не мог объяснить, что эти колготки вовсе никакой не подарок? – обрушилась она с упреками. – Я дурочкой себя чувствую, мне людям в глаза стыдно смотреть, а это, оказывается, «торпеда», предупреждение. Почему мне папа должен все объяснять, когда ты есть? Марина подошла, обняла меня. – Дай слово, что в другой раз заранее мне все разъяснишь, чтобы я с ума не сходила. Скажи, эти колготки правда стоят пятьдесят рублей? – Марина, мне их за госцену отдали, за десятку. Чего вы все Ингу слушаете? Она вам еще не такой лапши на уши навешает. – Что у тебя с губой? – присмотрелась она. – Целовался с одной чувихой – темперамент из нее так и брызгал! Видишь, губу прикусила. – Я тебя серьезно спрашиваю! – А я серьезно отвечаю: автобус резко затормозил, мужик, что впереди меня стоял, головой прямо в лицо мне въехал. Я думал, уже все прошло. В воскресенье это было. – Я тебе сейчас все вылечу! – Она нежно-нежно поцеловала меня.