Музыка начинает играть, когда мы вылезаем из кроватей, и под нее невозможно не танцевать. Или петь в расческу или щетку для волос. Или скоординированно подтанцовывать, что мы с Джорджем и начинаем немедленно делать, закидывая головы и шевеля губами синхронно с пением бэк-вокалистов. Монтгомери берет на себя «пение» за Шер и делает это до тех пор, пока Марк не выходит из своей комнаты и не приходит ему на смену. Скоро весь домик танцует общий танец, и так хорошо танцевать, и подпевать «шуп-шуп», и быть самим собой, не беспокоясь о том, а не войдет ли в домик Хадсон и не застанет ли он меня за этим занятием. Джордж берет наши веера, и когда одна песня сменяется другой (опять Шер, определенно не шестидесятые, и мы даем Марку передохнуть), мы соблазнительно танцуем и дефилируем по домику. Марк идет принять душ, и когда он возвращается, мы все еще продолжаем танцевать. – Давайте, одевайтесь! Не заставляйте меня выключать Шер! – Мы дружно бросаемся одеваться и чистить зубы, и Марк смеется. – И не забудьте упаковать все необходимое для похода на каноэ. Мы отправляемся в него завтра. Поход на каноэ. Правильно. О. О нет. Я останавливаюсь и широко распахнутыми глазами смотрю на Джорджа. Джордж, весь погрузившийся в песню, одной рукой машет веером, а с помощью другой чистит зубы, все еще танцуя. – Поменяешься со мной палатками? – спрашиваю его я. Он поворачивается ко мне, его глаза тоже становятся огромными. – Ох… – Зубная паста капает из его рта на пол. – Шорт. Я согласно киваю. – Так поменяешься? Он отрицательно качает головой и выплевывает пасту. – Прости, дорогой, но Брэд так ждал этого похода. У нас с ним еще не было возможности… – Джордж шевелит пальцами. – Составить дуэт. И взять высокую кульминационную ноту. – Он склоняет голову набок: – Хотя у него бас, значит, нота не окажется слишком уж высокой. Но она будет громкой и длительной, так что я рассчитываю на тебя. – О’кей. Но я не могу жить в одной палатке с Хадсоном. – Прости, дорогой, я сочувствую тебе всем сердцем, но ты определенно переживешь две ночи рядом с этим парнем. Ты можешь в упор его не видеть. – Пожалуйста, – умоляю я. Он смотрит на меня печальными глазами. – Тебе действительно так нужно это? Если я соглашусь, у Брэда будет разбито сердце. – Я… – Я поговорю с Брэдом, – обещает он, но вид у него самый что ни на есть несчастный. И я чувствую себя ужасно. Нужно было вспомнить о походе раньше. А вдруг это то, о чем Хадсон хотел поговорить со мной вечером, а я повел себя так, будто ожидал от него чего-то существенного и эмоционального, и разговаривать отказался. Получается, что я и в самом деле драматизировал происходящее. – Ох, – винится Марк. – А я забыл объявить вам об этом вчера вечером. – Я снова просовываю голову в спальню и вижу, что он кладет на каждую постель пакеты с фотографиями. – Подводная съемка в бассейне. Отпечатанные снимки. В Интернет я их тоже выложил, можете скачать. Словно на сегодня еще не хватит плохих напоминаний. Марк бросает пакет с фотографиями на мою койку, и Эшли быстро хватает его и перекладывает к себе. Она видит, что я наблюдаю за ней, и качает головой. – Сейчас тебе это не нужно. Я киваю. Она – хороший друг. * * * Хадсон не пытается заговорить со мной за завтраком, так что, может, он что и придумал с палатками, и Джорджу не надо будет меняться со мной. Может, Хадсон сам нашел, с кем поменяться, и я окажусь в одной палатке с Сэм или с кем-то еще, и я не буду иметь ничего против того, чтобы жить рядом с этим человеком. Пусть даже я не знаю его. Это было бы замечательно. Может, Хадсон сжег наши фотографии, сделанные в бассейне. Я стараюсь не думать обо всем этом, когда иду в театральный домик. Гоню также прочь соображения о том, а куда же Эшли могла спрятать фотографии, – зачем они мне? Вижу мысленным взором, как роняю на них слезы в постели, и все же хочу, чтобы они у меня были. Качаю головой. Конечно, я мог бы спросить Марка, а не может ли он устроить так, чтобы кто-нибудь поменялся со мной, но это будет глупо и по-детски, и он закатит глаза и скажет, что я должен справиться с возникшей ситуацией. И будет прав. Не надо даже было ни о чем просить Джорджа. Я смогу пройти через это. Я не хочу никаких фотографий. Обойдусь без них. Первый прогон проходит по-настоящему хорошо. Это лучший спектакль из всех, поставленных Марком, что я видел. Он веселый, и смешной, и яркий, и преисполнен подлинной любви, что блестяще накладывается на исходный материал – а это один из лучших мюзиклов всех времен. Но Марк поставил нечто свое. Нет, наше общее. Все прекрасно поработали. Нескольких выходов недостает, смена костюмов иногда не удается, но в спектакле нет ничего такого, что нельзя было бы доработать. После обеда Марк делает свои замечания, мы еще раз смотрим некоторые сцены, а потом он отпускает нас плавать. Когда я вхожу в бассейн, Брэд уже там и сверлит меня взглядом. – Я не пожертвую возможностью слопать ночью эту волосатую задницу ради того, чтобы ты не чувствовал себя неудобно, оказавшись в одной палатке с Хадсоном, – запальчиво выдает он. – Привет. Ты вылил на меня столько информации сразу. – Хватит, Рэнди. Скажи Джорджу, что он не должен ничего менять. Я знаю, он прав. – А Хадсон нашел кого-нибудь, с кем может поменяться? Брэд закатывает глаза и качает головой. – Ты такой… Тебе действительно надо поговорить с ним. Просто… не меняйся палатками. Я и в самом деле хочу… – Ты уже все объяснил мне. – Эй, только вот не надо кинкшейминга. – Ты прав. Я буду… жить в одной палатке с Хадсоном. И надеюсь, вы с Джорджем как следует развлечетесь. – Да уж. Он абсолютно в моем вкусе, и я не могу дождаться, когда мои ноги окажутся в воздухе, а он тем временем будет трахать… – Тебе так хочется поделиться этим, да? – Прости. Я просто с нетерпением жду этого. Я смеюсь: – Все это хорошо, но Джордж мне как брат. – О. Ага. Прости. Спасибо, что не дергаешься из-за моего отношения к Джорджу. И просто… послушай, Хадсон тоже расстроен. Он неплохой парень. И ты основательно заморочил ему голову, взбаламутил его видение мира. Но… думаю, он нуждался в этом. А сейчас он растерян, а ты оставил его и… – Он прислоняется к стенке бассейна рядом со мной. – Я не собираюсь помогать ему. Он не хочет этого от меня. – Ты уверен? – Он сказал одну вещь… – Знаю. И я сказал ему, что он поступил нехорошо, хотя он сам уже понимает это. И он хочет извиниться. Правда, хочет. И ты должен позволить ему сделать это. – Почему? – Потому что у тебя тоже рыльце в пуху, Дал. Вы оба напортачили. Скрещиваю руки на груди. Может, он и прав. Но я делал то, что делал, ради любви. Хадсон же не имеет права сказать так о себе. – И что хорошего можно ждать от такого разговора? – А какой от него может быть вред? – Какой от чего вред? – Джордж плюхается в воду рядом с Брэдом. – По всей видимости, вред будет нанесен заду Брэда из-за того, что ты его трахнешь… – Эй, – перебивает меня Брэд. – Хватит. Ты сам только что сказал, что я не должен так говорить о нем, потому что он тебе как брат родной. – Да, не должен. Но я все равно буду дразнить тебя. Знаешь, Джордж, он уже составил расписание на две ночи похода. У вас будут двадцать три минуты в позе шесть-девять… Брэд обдает меня водой, я смеюсь и плыву прочь он них. Они гонятся за мной, по-прежнему брызгаясь, пока мне на помощь не приходит Эшли, и тогда в бассейне разворачиваются широкомасштабные боевые действия – мы все отчаянно окатываем друг друга водой, пока спасатель не дует в свисток. – Значит, я не должен меняться с тобой? – спрашивает Джордж, когда мы усаживаемся на край бассейна. – Нет. У меня все будет хорошо. Тебе следует… познакомиться с планами Брэда. – Да, я намереваюсь сделать это. А как ты думаешь, чем займетесь вы с Хадсоном? – Не знаю. Может, попробуем поговорить. Может, просто поссоримся. Может, будем молча лежать и спать. Или в самый последний момент все же обменяемся с кем-то. Но это не конец света, и я не должен лишать вас обоюдного удовольствия ради собственного удобства. – Спасибо, дорогой. Ты же знаешь, я бы поменялся, если бы это было необходимо. – Знаю. Спасибо.