Мать Басимы горько вздохнула. – Все под Богом ходим, – проговорила она тихо, не столько Нари, сколько самой себе. Плакать она перестала. И прямо у Нари на глазах, как будто смирившись с их участью, мать взяла дочь за руку. Басима улыбнулась. При виде этой душещипательной картины Нари вспомнились слова Якуба: «У тебя нет семьи, нет мужа – никого, кто встал бы на твою защиту…» Она поднялась с колен. – Прошу меня извинить. На правах кодии ей пришлось задержаться до подачи ужина, вежливо поддакивать женским пересудам и стараться обходить стороной престарелую родственницу, в обеих грудях которой она чувствовала расползающиеся опухоли. Нари никогда раньше не лечила подобных болезней, и здесь было не место и не время для экспериментов, но от этого не становилось легче смотреть на улыбчивую женщину. Наконец церемония подошла к концу. Ее корзина ломилась от медяков, среди которых изредка попадались серебряные дирхамы и один раз даже целый золотой динар от родни Басимы. Некоторые женщины клали в корзину дешевые украшения – все в обмен на благословение, которым якобы должна была их осенить кодия. Нари выдала Шамсе и Ране по два дирхама и разделила между ними бо?льшую часть украшений. Она обматывала голову шарфом, уворачиваясь от нескончаемых поцелуев Басиминых родственниц, когда почувствовала легкое покалывание на загривке. После многих лет слежки за своими мишенями и бегства от слежки за ней самой Нари не могла не распознать это чувство. Она подняла голову. Через двор на нее смотрела Басима. Она была абсолютно неподвижна и крепко стояла на ногах. Нари встретилась с ней взглядом, удивленная такой невозмутимостью. В ее темных глазах мелькнуло что-то любопытное и расчетливое. Но только Нари хотела присмотреться внимательнее, это пропало. Басима сложила ладони и продолжила раскачиваться в танце, которому научила ее Нари. 2 Нари С девочкой что-то произошло. Нари ковыряла крошки, оставшиеся от давно съеденного пирога. После зара в голове был кавардак, и она сделала остановку в местном кафе вместо того, чтобы сразу двинуться домой. Прошло несколько часов, а она до сих пор торчала там. Она повертела в руке чашку. Красные лепестки гибискуса колыхнулись на дне. Чепуха, ничего не происходило, и ты не слышала никаких голосов. Она зевнула, водрузила локти на стол и прикрыла глаза. Предрассветная встреча с пашой и долгая прогулка через весь город страшно ее утомили. Кто-то кашлянул, обращая на себя ее внимание. Она открыла глаза и увидела у своего столика мужчину с облезлой бородой, который смерил ее заинтересованным взглядом. Нари обнажила кинжал прежде, чем он успел открыть рот, и с размаху стукнула рукояткой по деревянной крышке стола. Мужчина испарился, посетители кафе стихли. У кого-то рассыпались на пол кости домино. Хозяин метнул в нее свирепый взгляд, и Нари вздохнула, понимая, что ее выставляют за дверь. Он с самого начала хотел отказать ей в обслуживании, сославшись на то, что приличная женщина не додумается без сопровождения гулять по ночам, не то что захаживать в рестораны, где полно посторонних мужчин. Он долго донимал Нари расспросами, знают ли мужчины в семье о том, где она сейчас, и заткнулся только при виде монет из ее гонорара кодии, но теперь недолгому гостеприимству явно пришел конец. Она встала, оставила на столе деньги и вышла. На улице было темно и непривычно безлюдно. Введенный французами комендантский час вынуждал отсиживаться дома даже привыкших к ночной жизни египтян. Нари шла, не поднимая головы, и вскоре поняла, что заблудилась. Луна светила ярко, но эта часть города была ей незнакома, и она дважды прошла одними и теми же переулками, безуспешно пытаясь найти поворот на главную улицу. Уставшая и раздосадованная, она остановилась у входа в невзрачную мечеть, прикидывая, не устроиться ли здесь на ночлег, когда ее внимание привлек силуэт мавзолея, возвышающегося над куполом мечети. Она замерла. Эль-Карафа – Город Мертвых[10]. Эль-Карафа, широко раскинувшийся облюбованный египтянами массив усыпальниц и погребальных участков, идеально отражал фанатичное отношение Каира к похоронной теме. Кладбище огибало всю восточную границу города хребтом из иссохших костей и гниющих тел. Тут хоронили всех: от основателей Каира до последних наркоманов. А пока чума несколько лет назад не решила вопрос нехватки жилплощади в городе, тут даже искали себе кров мигранты, которым некуда было податься. От одной мысли у Нари мороз шел по коже. Она не разделяла представлений большинства египтян и среди мертвецов чувствовала себя не в своей тарелке: ни за что она не смогла бы жить в окружении разлагающихся трупов. Покойники вызывали у нее неприязнь: их запах, их безмолвие, все в них было не так. От купцов, исколесивших много земель, она слышала рассказы о заморских народах, которые сжигали своих мертвецов, надеясь перехитрить бога и скрыться от его суда. Гениально, казалось Нари. Сгинуть в пламени костра должно быть счастьем по сравнению с тем, чтобы навечно улечься в душные пески Эль-Карафы. Но она понимала, что кладбище – ее единственный шанс вернуться сегодня домой. Если двинуться вдоль границы на север, она выйдет на знакомые дома, и к тому же тут можно будет спрятаться, если на пути ей встретятся французские патрули, контролирующие соблюдение комендантского часа. Иностранцы обычно разделяли ее нелюбовь к Городу Мертвых. Оказавшись на территории кладбища, Нари решила держаться самой крайней аллеи. Здесь было даже более пустынно, чем на улицах. Единственными признаками жизни оставались запахи отгоревшего костра и вопли дерущихся котов. Острые зубчатые стены и гладкие купола мавзолеев отбрасывали на песок шальные тени. Древние постройки казались заброшенными. Османские правители Египта предпочитали хоронить своих на родной турецкой земле, потому и не считали уход за местным кладбищем важные занятием – и это не единственное оскорбление, нанесенное ее народу. Резко похолодало, и Нари поежилась. Старые кожаные сандалии, которым давно пора было на свалку, шлепали по мягкой дороге. Вокруг стояла гробовая тишина – только монеты то и дело позвякивали в корзине. Сама не своя, Нари избегала смотреть на могилы и развлекала себя более приятными мыслями, фантазируя, как она проникнет в дом паши, пока тот будет в Файюме. Нари себе не простит, если позволит его чахоточному братцу лишить ее такого щедрого барыша. Она недалеко ушла, когда услышала за спиной шелест чужого дыхания и уловила краешком глаза смутное движение. Просто кто-то решил срезать путь, как и я, – твердила она себе, не на шутку перепугавшись. Каир был в меру безопасным городом, но Нари отдавала себе отчет в том, что, когда ночью кто-то преследует молодую женщину, ничем хорошим это не кончается. Она не стала ускорять шаг, но положила руку на кинжал, а потом резко свернула в глубь кладбища, побежала по аллее, спугнув сонную дворнягу, и юркнула за ворота старинной фатимидской гробницы[11]. Шаги последовали за ней. Потом остановились. Нари сделала глубокий вдох и занесла кинжал. Храбрясь и заготавливая угрозы, она вышла из укрытия. И застыла как вкопанная. – Басима? Девочка стояла посреди аллеи в дюжине шагов от нее, с непокрытой головой, в перепачканной рваной абайе. Она улыбнулась Нари. В свете луны сверкнули зубы, и порыв ветра растрепал ей волосы. – Говори еще, – потребовала Басима натянутым и сиплым с непривычки голосом. Нари ахнула. Неужели она и впрямь излечила ее? Если так, то с какой стати ребенку шататься по кладбищам среди ночи? Нари опустила руку и подбежала к девочке. – Что ты здесь делаешь совсем одна, милая? Твоя мать будет волноваться. Она остановилась. Несмотря на темноту и невесть откуда взявшиеся тучи, заволокшие луну, Нари разглядела темные брызги на руках Басимы. Она втянула ноздрями воздух и уловила странный запах: дымный, горелый и неправильный. – Это… кровь? Боже Всевышний, что случилось? Не обращая ни малейшего внимания на переживания Нари, Басима восторженно захлопала в ладоши. – Это действительно ты? – Она медленно обошла вокруг Нари. – По возрасту подходишь… – рассуждала она вслух. – Могу поклясться, что узнаю в тебе черты ведьмы, но в остальном ты выглядишь совсем как люди, – ее взгляд упал на нож в руке Нари. – Впрочем, есть только один способ узнать наверняка. Не успели эти слова сорваться с ее губ, как она нечеловечески быстрым движением выхватила у Нари кинжал. Та удивленно вскрикнула и отступила назад, но Басима рассмеялась. – Не бойся, целительница. Я пока в своем уме. Я не собираюсь проливать твою кровь. – Она играючи покрутила кинжал в руке. – Но это я все-таки заберу, пока ты чего не надумала. Нари лишилась дара речи. Она вглядывалась в Басиму, как будто видела ее в первый раз. От исступленного, измученного ребенка не осталось и следа. Мало того что девочка говорила странные речи – в ее осанке появилась твердость, которой раньше не было и в помине. В волосах у нее свистел ветер. Басима сощурила глаза, заметив растерянность Нари. – Ты ведь знаешь, кто я? Мариды наверняка предупреждали о нас. – Кто? Нари подняла ладонь, защищаясь от песка, который принес внезапный порыв ветра. Погода портилась. За спиной Басимы темно-серые и рыжие облака клубились в небе, пряча звезды. Ветер завыл сильнее самого страшного хамсина[12], хотя сезон весенних песчаных бурь в Каире еще не подошел. Басима взглянула на небо. Ее детское личико окрасилось тревогой. Она набросилась на Нари: – Эта твоя человеческая магия… Кого ты призывала? Магия? Нари вскинула руки. – Не было никакой магии! Двигаясь со скоростью света, Басима прижала Нари к стене гробницы и больно надавила локтем ей на горло. – Кому ты пела? Нари глотала воздух, не понимая, откуда взялась такая сила в худеньких руках девочки. – Я… кажется… воителю. Но это же просто песня. Обычная обрядовая песня. Басима отступила назад. Горячий вихрь пронесся по аллее, принося с собой запах огня. – Это невозможно, – прошептала она. – Он мертв. Они все мертвы. – Кто мертв? – перекрикивая ветер, спросила Нари. – Погоди, Басима! – воскликнула она, когда девочка опрометью бросилась в противоположную сторону. У нее не было времени гадать о случившемся. Воздух сотрясся грохотом, громче пушечного залпа. Потом воцарилась тишина, гробовая тишина, и тут Нари подбросило в воздух и отшвырнуло в стену одной из гробниц. С размаху она ударилась о камни, и ее ослепило молнией. Нари осела на землю, не успевая прийти в себя, чтобы защитить лицо от фонтана обжигающего песка. Все стихло, кроме оглушительного стука ее сердца. Кровь хлынула к голове, перед глазами заплясали черные точки. Она пошевелила пальцами на руках и ногах и с облегчением обнаружила, что все они на месте. Звон в ушах постепенно поглотил все остальные звуки. Нари осторожно тронула пульсирующий бугорок на затылке и сдавленно пискнула от острой боли. Она попыталась выбраться из песка, которым ее засыпало по пояс, все еще ничего не видя перед собой из-за вспышки молнии. Только нет, вдруг сообразила она, это была не молния. Яркий белый свет до сих пор горел в аллее, сгущаясь, уменьшаясь в диаметре, оставляя за собой обожженные огнем гробницы, втягиваясь внутрь себя. Втягиваясь во что-то. Басимы нигде не было видно. Нари в панике пыталась высвободить ноги из песка. Она едва успела отряхнуться, когда услышала голос, чистый, как звон колокола, свирепый, как тигриный рык, говоривший на языке, который она мечтала услышать всю свою жизнь.