Ирина Леонидовна кинулась на звук, по дороге она тараторила: – Танюша! Живенько переоденься во что-нибудь похуже, вымой лапки и на рысях к нам. Отпустить его нельзя. Мигом так занычится, что месяц не найдем. Не понимая, что происходит, я выполнила указание Рины, прошла через пустую столовую в зону кухни и увидела Надежду Васильевну, которая сидела на полу, держа Роки. Ирина Леонидовна стояла у столика с ножом в руке. – Чем вы занимаетесь? – удивилась я. – И почему у нас весь пол и кое-где стены в коричневых пятнах? – Свечи! – загадочно ответила свекровь. – Они пачкаются. Значит, так! План действий таков. Надя держит Роки. Я стою около Танюши, та запихивает свечку, мне предстоит в секунду закрыть вход-выход. Все поняла? Последний вопрос относился ко мне. Вот вы бы сообразили, о чем идет речь, услышав слова Ирины Леонидовны? – Нет, – честно ответила я. – В чем непонятка? – осведомилась свекровь. – Куда засовывать свечу? – спросила я. – Роскошный вопрос, – захихикала Рина, – в нос! Надежда Васильевна засмеялась. – В нос? – удивилась я. – Зачем? Ирина Леонидовна оперлась ладонями о столик. – Прости, Танюша, ты только что пришла. Мы тебе ничего не объяснили, говорим так, словно ты в курсе. Прости! Я обрадовалась. Сейчас во мраке безумия зажжется луч света. – Свечки большие, – завела домработница, – целая никак не засовывается. Вообще. Мы сначала пытались, но… – Она вываливалась, все перепачкала, – подала голос мать Ивана. – Мы приняли решение ее разделить, – продолжала Бровкина, – но если раньше свечка легко входила, но не помещалась, то теперь точно влезет, но не вталкивается. – Неправильно, – возразила Рина, – она втискивается через раз. Первая часть на ура входит, вторая вообще никак. В чем дело? – Не понимаем Роки, – подхватила домработница. – У нас как все протекало? Я держу, Ирина Леонидовна заталкивает. Опля! Секунду нормально, потом… пук! Свечка в стенку впечатывается. – Поэтому мы меняем тактику, – перебила ее Рина. – Тань, ты запихиваешь. – Чего? – уточнила я. – Свечку! – закатила глаза Рина. – Мы тебе все уже понятно и подробно объяснили. – Хорошо, – согласилась я, – надо воткнуть свечку. Куда? – В задницу! – воскликнула свекровь. Я попятилась. Рина никогда не ругается. Что это с ней? – Теперь сообразила? – спросила свекровь. – Действовать надо быстро. Ты ее утрамбовываешь, я свечковылетательное отверстие Роки закрою! Ирина Леонидовна повертела передо мной кухонной варежкой. – Вот этим. Буду держать его попу, пока все не растает. И лишь сейчас меня осенило. – Свечка – это лекарство! – Ну да! – подтвердила помощница по хозяйству. – А ты о чем подумала? Я опустила глаза. Родители, которые постоянно внушают детям: никогда не ври, всегда говори правду, честность похвальна, ложь наказуема, в корне неправы. Порой лучше не сообщать истину. Я ни за какие коврижки не признаюсь, что в моей голове долго крутилась мысль, что Рина и Надя сошли с ума, они зачем-то собрались непонятно куда втыкать свечу. Я прикусила губу, но, похоже, не уследила за выражением своего лица, потому что Рина расхохоталась. – Надя! Танюша решила, что мы хотим вставить Роки в попу свечку, а потом зажечь ее. Оформить таким образом романтический ужин. Бровкина захихикала, а я смутилась. – Устала я сегодня. Целый день провела в поле, не поела нормально, вот и не словила мышей. – Сейчас вылечим Роки, и ты получишь самый вкусный ужин, – пообещала Ирина Леонидовна, – цыпленка в шляпе. Слышала про такое блюдо? – Никогда, – призналась я, – но слопаю его вместе с головным убором. А если на птичке еще окажутся калоши с носками, их тоже проглочу. – Курица не птица! – голосом педагога-зануды заявила Надежда Васильевна. – У нас не конгресс орнитологов, не съезд директоров куриных ферм, – остановила домработницу хозяйка. – Спор: кем является цыпа, отложим на потом. На повестке дня другая задача! Давайте начнем! Глава двадцать вторая – Надя, держи Роки, – скомандовала свекровь. Бровкина вцепилась в бульдожку, который почему-то вел себя смирно. – Мы готовы. – Таня! Возьми с блюдца кусок свечки, – велела Рина. Я схватила обрубок. – Сделано. Ирина Леонидовна натянула кухонные варежки, присела около Роки и Бровкиной, и прозвучал следующий приказ: – Запихивай! Я живо втолкнула кусок свечки в Роки. Свекровь закрыла пасть бульдожки варежками. Глаза собаки начали медленно выкатываться из орбит. Мози, который наблюдал за этой сценой, упал на живот и по-пластунски уполз к плите. – Что-то мы не так делаем, – задумчиво протянула Ирина Леонидовна, – уж больно гладко все прошло, сразу влезло… И… О-о-о-о! Таня! Ты куда свечку засунула? – В место, на котором удобно сидеть, – деликатно объяснила я. – Роки сейчас к тебе носом повернут! – закричала Рина. Я уставилась на собаку. – Ой! Правда! Ирина Леонидовна подавилась смехом. – Ты перепутала морду собаки с ее задницей! Я стала оправдываться: – Запихнула туда, что мне подставили. Надежда Васильевна приподняла бровь. – Роки моргает. Я бы удивилась, увидев, что филейная часть собаки ресницами хлопает. – Я не заметила глаз, – призналась я. – Из пасти язык торчит, – не утихала домработница. – Не заметила, – смущенно повторила я. Рина оперлась рукой о столешницу и стала рассуждать вслух: – Роки слопал полсвечки. Лекарство пройдет через организм бульдожки и куда денется?