Часть 23 из 39 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– А куда еще впихивают свечку? Про ту, которая горит, говорят: «ставить». И у меня дома младенец, ему от колик их прописали. Пришли схемку, гляну.
Я живо отправила нашему мастеру на все руки список и чертеж.
– Плевое дело, – объявил Кучеров, – легко сделаю. Нужен объем талии и бедер. В сантиметрах.
– Сейчас измерю, – заликовала я. – За час соорудишь?
– Нет, – донеслось из телефона.
– Почему? – расстроилась я.
– Потому что я стою в адовой пробке на МКАДе. До дома, если верить навигатору, ехать два часа, завтра получишь, позвоню, когда готово будет. Размеры пришли, – пробурчал Андрей и отсоединился.
Я положила телефон на стол.
– Отпускайте Роки. Сегодня ему лекарство не достанется, аппарат смастерят завтра.
Глава двадцать третья
– Светлану Тихоновну Казакову оказалось легко найти, – доложил Коробков, – она родилась и прожила большую часть жизни на одном месте. Ее дочь Варвара на самом деле вышла замуж за Бориса Берга. Георгий не напутал. Парень работал шофером в компании, которая помогала людям переезжать из одного жилья в другое. Оклад у него тогда был невелик. Счетов в банке он не имел, жил в общежитии.
– Не все люди несут деньги в банк, – заметил Иван, который приехал в офис прямо из аэропорта, – возможно, у парня была заначка.
– Откуда? – засмеялась я.
– Он детдомовец, – напомнил Димон, – никто ему не помогал материально.
Дверь распахнулась, на пороге нарисовались Ада Марковна и два ее верных пажа.
– Дюдюня! – пришел в восторг Иван. – Счастлив тебя видеть. Честное слово, не верил, что ты вернешься.
– Рина уговорила, – ответила Ада Марковна, – ей не нравится, что Таня нового сотрудника обучает, а муж его… хоп, и в другую бригаду перекидывает. А меня ты с места не сдвинешь.
– Давайте продолжим совещание, – остановила я пылкую речь Ады. – Что мы успели узнать? Николай Каменев и Вероника полюбили друг друга в детстве. Мальчик пришел в класс, где училась девочка. Коля был отличником, хватал знания на лету, без проблем поступил в институт. И стал пытаться зарабатывать деньги. У него дела весьма успешно пошли. Его родной отец, Игорь Рудольфович Шмаков – серийный маньяк, охотился на женщин, издевался над ними, потом убивал. Мать – Кира Николаевна вроде помогала супругу.
– Скорей, не мешала, – уточнил Коробков. – Вначале, когда следователь ее о чем-то спрашивал, она отвечала:
– Не знаю, поинтересуйтесь у мужа.
Потом она изменила показания:
– У нас дома все решал Игорь, что он велел, то я и выполняла.
Следователь тут же спросил:
– Какие приказы отдавал вам супруг?
– Не помню, спросите у Игоря, – снова забубнила Кира.
Так она себя недолго вела, дней семь-восемь. Потом замолчала, вопросы игнорировала. Странно, но ее признали вменяемой и усадили на скамью подсудимых. Во время заседания суда Кира стала себя более чем странно вести и в конце концов судья прервал слушание дела. Родную мать Николая наконец-то сочли сумасшедшей, она очутилась в психиатрической лечебнице, где провела несколько лет. Потом Киру признали социально неопасной, но неспособной к самообслуживанию. Ее перевели в интернат, где содержатся одинокие люди с деменцией и похожими заболеваниями. Вот там она и жила, пока не сбежала.
– Удрала? – удивился Миша.
– Да, – подтвердил Коробков, – проявила такую прыть и сообразительность, что у меня возникли сомнения в правильности ее диагноза – слабоумие. В интернате после обеда объявляли тихий час. Коридор запирали, палаты с постояльцами тоже. Два часа тишины. Медсестры использовали это время для личных нужд, чаще всего бегали по магазинам. Тогда было время дефицита, за мылом, туалетной бумагой, шампунем, да вообще за всем народ в очередях давился. Неподалеку от приюта раскинулся рынок, при нем был универмаг. Средний медперсонал туда дорожку протоптал. Смена у них в девять вечера заканчивалась, торговцы в этот час уже уезжали. Как товары приобрести? Использовать то время, пока слабоумные спят. Учреждение находилось на окраине подмосковного городка, порядки в интернате были деревенские. Как потом стало понятно, Кира вышла в коридор, открыла замок в двери, наверное, сэкономили, поставили дешевый. Женщина взяла халат медсестры, косынку и вышла из здания. Что было дальше? Ответа нет. Наверное, она просто перелезла через забор.
Димон почесал подбородок.
– Времена почти былинные, интернета нет. Электронные замки, видеокамеры еще не придумали. У ворот стояла будка, в ней дед с берданкой спал. Кому нужны умалишенные? Что можно украсть в интернате? Клеенку со стола? Полотенце в бане? Контингент к побегам был не склонен. Несчастные постояльцы соображали, как двухлетки. Тихо было в приюте, сонно. Когда стало известно, что Шмакова сбежала, вызвали милицию. Сельский детектив обошел по периметру забор, обнаружил с внешней стороны следы от шин велосипеда, двинулся по отпечаткам и нашел тело Киры. Эксперт заявил, что она упала с двухколесного «коня» и сломала шею. Не повезло женщине. Я бы стал задавать вопросы. Кто оставил велик? Куда Кира поехала? Но никто любопытствовать не стал. Киру Николаевну похоронили и забыли о ней.
– Восьмиклассник мог знать, чем занимались его родители? – вдруг спросила Ада.
– Конечно, – кивнул Михаил, – дети обожают подслушивать разговоры взрослых, а те дома расслабляются.
– Думаю, Шмаковы не обсуждали за вечерним чаем подробности очередного садистского убийства, – пожала я плечами.
– Согласен, – не стал спорить Миша, – но порой вдруг вырывается некое слово или фраза. В доме могла появиться какая-то вещь жертвы. И подросток сделал правильные выводы. Четырнадцать лет это уже не малыш.
Дюдюня кивнула.
– А если сыну Игоря семнадцать было на момент ареста отца?
Димон посмотрел на меня:
– В этом возрасте он, возможно, прекрасно понимал и знал, чем занимаются родители. Согласна, Тань?
– В семнадцать это уже взрослый человек, – согласилась я, – но Коле было четырнадцать. Для тех, кому за тридцать, разница в три года не имеет значения. А для подростков восьмой и десятый класс – разные миры.
Дюдюня улыбнулась, я удивилась – что ее так обрадовало?
– Помнишь стену почета в коридоре, мимо которой мы шли в гостиную дома Вероники? – спросила Ада Марковна.
– Конечно, – ответила я.
– Не забыла слова вдовы, которые она произнесла, показывая на снимки? – не утихала Дюдюня.
Я сконцентрировалась.
– Дословно нет, но они записаны на диктофон, который работал в кармане моих джинсов. Могу лишь смысл изложить. Перед нами фотогалерея лучших моментов жизни семьи Каменевых: пара у родильного дома с младенцами, празднование годовщин свадьбы, линейки первого сентября, получение детьми аттестатов, дипломов. В центре композиции старые снимки: парта, за ней мальчик и девочка, потом фото последнего звонка, там хорошо видна та же пара, веселая толпа на Красной площади, куда традиционно в советские годы приходили выпускники… Вероника объяснила, что ее муж не разрешал ей вешать их старые школьные снимки на стену. Говорил, что они слишком личные. А потом альбом с архивом куда-то задевался, Ника очень расстроилась, ей фотографии были очень дороги. Вскоре после похорон отца Марта вручила матери собрание старых фото. Оказывается, приемная дочь, понимая, как Нике важны воспоминания о муже, нашла ее бывших одноклассников, сделала копии фотографий, которые им раздавали в школе после окончания учебы.
– Прекрасный поступок, замечательная девушка, – похвалила Марту Дюдюня. – Таня, тебя ничего на фото не удивило?
– Нет, – ответила я, – там просто дети.
– Парта, за которой сидят будущие супруги, – сказала Дюдюня. – Думаю, Марта взяла общий снимок класса и увеличила отца и маму. Обратите внимание, внизу есть дата. Школьникам по четырнадцать лет. Я потом еще вернусь к снимку. Сейчас скажу только о росте. Дети сидят, руки у них сложены на парте, спины прямые. Понятно, что в класс пришел нанятый родительским комитетом фотограф, училка скомандовала:
– Выпрямились, улыбаемся, сидим красиво. Это память на всю жизнь!
Я засмеялась.
– В мои школьные годы именно так и происходило. Что тебя смутило?
– Сначала я не сообразила, почему глаз за снимок зацепился, – ответила Ада, – все вперед пошли, а я быстро пару снимков телефоном щелкнула. Потом до меня дошло: рост. Голова Вероники чуть выше уровня локтя соседа.
– Она девочка, он мальчик, – не усмотрел ничего странного Димон.
Дюдюня взглянула на Мишу:
– Твое мнение?
– Лет до четырнадцати-пятнадцати примерно, – сказал эксперт, – ученицы, как правило, выше и крупнее учеников. Мальчики вытягиваются позднее. А тут наоборот.
– Николай, наверное, очень высокого роста, он изначально был длинным, – предположила я.
– Вот вам новый снимок, – не сдалась Дюдюня, – смотрите. Бракосочетание Каменевых, традиционный кадр. Обычно он какой? Жених и невеста в зале, по бокам свидетели, сзади приятели, напротив сотрудница ЗАГСа. Но у нас только фигуры новобрачных. Ну и какого роста жених и невеста?
– Девушка незначительно ниже парня, – отметил Иван Никифорович, – они почти одного роста.
Глава двадцать четвертая
– Вот-вот, – закивала Дюдюня, – получается, что Коля странным образом в четырнадцать лет сильно вырос. Но это не все. Меня при взгляде на фото смутила тень над губой и на щеках мальчика.
– Старый кадр, – пробормотала я, чуя какой-то подвох, – несовершенная аппаратура.
– Именно так все и думают, – согласилась Ада Марковна, – бумага, на которой печатались тогда снимки, была не лучшего качества. Она довольно быстро изменяла цвет. Поэтому наши родители держали фотографии в закрытых коробках, альбомах, берегли негативы. Если же вешали снимки на стену, то не на ту, куда падали лучи солнца. Я обратила внимание на рост парня и тень над его губой.