Моя огромная семья, по которой скучала все эти годы, без которых жила и представляла эту встречу совсем иначе, уже бежит ко мне. Папа, немного располнел за это время, но остался таким же голубоглазым добряком с шершавыми горячими руками. Мама, ростом я пошла в неё, миниатюрная шатенка с блестящими от слёз глазами, её объятия и аромат домашней выпечки. Мой старший тридцативосьмилетний брат, вечно молодящийся и отпускающий непристойные шуточки, любящий пожёвывать гвоздику. Его миловидная светловолосая жена Кэрол и двое их сыновей. Тридцатитрёхлетний брат с его беременной женой и их первенец малышка Эбби. Сестра, так похожая на отца, старше меня на пять лет, тоже ожидающая прибавления впервые, с мужем. И мой последний брат всего на два года меня старше, проказник до сих пор. Они обнимают меня, буквально заваливают и висят на мне. Теряюсь в их руках, криках, слезах, и сама плачу от счастья, что затапливает меня до кончиков волос. Не могу оторваться, продолжаю обнимать их, как и они меня. Говорят мне что-то наперебой, а я утираю слёзы, свои, мамины, сестры, папы. – Всё, будем плакать уже дома. Уже час ночи, наша Энджел устала от такой дальней дороги, – обрывает всех папа, обнимая меня за талию, а с другой стороны, мама, целует в висок. – Только твой чемодан мог сделать от тебя ноги, сестрёнка, – смеясь, Айзек идёт лицом к нам. – Он, правда, в Париже? – Перебивает его мой старший племянник Конрад. – Да, но, главное, что я добралась, – отвечая, забираюсь в фургончик отца, а остальные члены нашей семьи по своим машинам. Моя рука дотрагивается до разорванной ткани, это мы с Айзеком, как самые младшие постоянно были негодниками. Решили запустить фейерверки прямо в папиной машине, когда мне было пять, а ему семь. Конечно, мы не понимали, что делаем, и получили наказание – расчищать соседский двор. И это осталось до сих пор, как воспоминание, насколько мы были счастливыми. – Как прошёл полёт, родная? – Спрашивает мама, повернувшись ко мне с переднего сиденья. – Хорошо, даже очень хорошо. Со мной рядом сидела женщина с такой хорошенькой девочкой, ей восемь месяцев, и они летели впервые к своему папе. А вот её брат косо поглядывал на меня, пока я держала её. Думал, наверное, что заберу, потому что влюбилась с первого взгляда, – со смехом рассказываю. – Ты одна? Нам больше никого не ожидать? – Интересуется, как бы между прочим, Донна, поглаживая свой едва округлившийся живот. – Одна, и нет, кроме меня, к вам никто не приедет в гости. Придётся довольствоваться малым, – продолжая улыбаться, отвечаю. – Пора бы уже, Энджел… – Донна, хватит. Оставь сестру в покое. Она едва успела сойти с трапа, так ты начинаешь, – обрывает папа сестру. – Я просто пока не нашла того единственного, – пожимая плечами, поворачиваюсь к окну. Господи, спасибо тебе за эту возможность увидеть мой город таким, каким я запомнила его. Домики, стоящие слишком близко друг к другу, море, бушующее недалеко. Дом. Ничто не сравнится с этим ощущением. Я дома и душа может успокоиться, насытиться этим чувством, чтобы начать новую жизнь, которую пока не могу себе представить. Декабрь 19 Действие второе Когда я была маленькой, то наш дом мне казался очень большим. Огромным, я бы даже сказала. А сейчас, стоя на расчищенной дорожке и смотря на украшенный фасад, не могу перестать удивляться: как мы все помещались в нём и как будем помещаться? Ведь мои братья и сестра с их вторыми половинками и детьми тоже здесь живут. Замечаю отремонтированный гараж, проходя мимо него, освежённую краской лестницу и перила. – Ну же, милая, входи, – предлагает мама. Один шаг, и я превращаюсь в маленькую девочку, которая уехала отсюда, кажется, так давно. И ничего не изменилось внутри. Узкая лестница, ведущая на второй этаж, сверкающая огоньками. Холл и справа гостиная, где стоят коробки с рождественскими украшениями. Наши фотографии на камине, носки и мебель. Всё осталось на тех местах, что я запомнила. А чуть левее столовая и кухня, оттуда чулан и лестница в погреб. Оглядываюсь и так тепло внутри. Только когда я стала сама заботиться о себе, зарабатывать и кормить себя, осознала, как сложно было моим родителям поддерживать дух веселья и праздника в нашей семье. И они улыбались всегда, что бы ни происходило. Такой же выросла и я. – Давай свой пуховик, – с меня буквально стягивает папа верхнюю одежду, как и шапку с шарфом. Сестра толкает на диван и в руках у меня уже чашка с шоколадом, настоящим шоколадом, который варит моя мама. Оказываюсь в кругу своей семьи, что с возбуждением смотрит на меня, а я стыжусь того, кем я вернулась. Но всё будет, я верю в это. Всё будет хорошо. – Как Америка? – Первым спрашивает мой старший брат Фрэнк. – Стоит, – нервно издаю смешок и отпиваю согревающего напитка. – Ты такая худая. Это модно? – Интересуется Донна. – Да, модно, – не скажу же им, что питаюсь не так хорошо, как они думают. Что экономлю на всём, только бы им прислать лишние сто долларов. – Ты смотри не исчезни совсем, – смеётся Питер, второй брат. – Ну, хватит, мальчики. Наша Энджел, наверное, устала, как и вашим детям пора спать. Завтра, если вы не забыли, всем на работу, – мама ударяет братьев полотенцем по плечам. Улыбаюсь, как дети, мы такими для родителей и остались. – Мы устроим тебя внизу. В подвале. Расчистили там всё и поставили печку, взяли в аренду раскладушку. На втором этаже спят дети Фрэнка и Питера. Там же и их родители. Отец достроил немного дом и там живёт твоя сестра с мужем. Мы на первом этаже, а Айзек поспит на диване. Пойдём, – мама, обнимая меня за талию, ведёт к двери и, щёлкнув выключателем, мы спускаемся по скрипучей лестнице, оказываясь в маленьком и заставленном коробками помещении. – Я так рада, моя дорогая Энджел, что ты дома, – под эмоциями, мама обнимает меня. Закрываю глаза, улыбаясь и гладя её по спине. – Я тоже. Здесь ничего не изменилось практически. Уверена, что вон в той коробке до сих пор лежит моя детская одежда, а вон та наполнена нашими поделками, – указываю на каждую из тех, что упоминаю. Смеётся от моих слов, кивая мне. – Одежда Донны тебе будет велика, поэтому я положила тебе свою. Надо будет зайти к Марвеллам и присмотреть для тебя что-то, пока багаж не вернут, – задумчиво произносит она. – О, не волнуйся, завтра решу это. Я только не успела снять деньги со своей банковской карточки. У вас поставили банкоматы? – Интересуюсь я, подходя к раскладушке и расправляя одеяло. – Да, есть банк, как и раньше. Но мы ведь не пользуемся этими новшествами, поэтому не знаю. Надо будет уточнить у мальчиков. – Донна до сих пор преподаёт? – Спрашиваю, садясь на раскладушку. – Да, у нас ничего не изменилось, родная. Недавно понизили в должности Фрэнка, пригласили иностранных работников, считая, что человек без высшего образование не имеет права быть руководителем. – Какая жалость. Они совершенно не понимают, что наш Фрэнк очень умный и усердный без всех этих бумажек. Люди даже с образованием бывают намного глупее его, – печально замечаю я. – Да, но мир меняется. И ты у нас единственная, кто получил высшее образование. Мы так гордимся тобой, доченька, – мама садится рядом, обнимая меня. Улыбаюсь, хотя в душе сумятица, не могу признаться, что сама потеряла работу. Не сейчас, для начала найду другую, а потом обрадую их. – А что-нибудь грандиозное планируется к Рождеству? – Меняю тему, заведомо зная, что мама тут же начнёт рассказывать о каждом празднике, который я пропустила. – Как обычно, Энджел. В городе на площади устроим ярмарку, танцы и песни, расставим столы, как и раньше начиная за три дня до праздника. А в канун Рождества все вместе отправимся в церковь. Боюсь, что в этом году будет мало народу, – грустно улыбается она. – Почему? Многие разъехались? – Удивляюсь, поднимает на меня голову, едва качая ей. – Нет. Последние четыре года замок Беррингтон имеет постояльцев. Поначалу это был отель, а в этот год там будет самая громкая свадьба за последнее тысячелетие, наверное. Там работает большинство, и в Рождество они устраивают предсвадебный бал, а сама свадьба на следующий день. Задействовано много наших жителей и платят там приличные деньги. Айзек устроился туда шофёром, а Кэрол работает на кухне. Конечно, с теми деньгами, что присылала ты, это не сравнится. Но поможет нам немного поправить наше финансовое положение. – А есть какие-то проблемы? – Напряжённо смотрю на маму, тяжело вздыхающую из-за моего вопроса. – Небольшие. Осенью твой отец сломал ногу, она срослась неправильно. Пришлось взять ссуду в нашем банке, чтобы отправиться в Лондон и сделать операцию. – О, господи! Почему же вы мне об этом не сказали? Я бы прислала ещё! – Возмущаюсь, подскакивая с места. – Девочка моя, это наши проблемы. А ты должна жить своей жизнью, – мягко успокаивает меня мама, вставая, берёт мои руки в свои. – Но ведь вы моя семья, и я бы не потратила такие деньги на подарки, которые сейчас в Париже, – вглядываюсь в тёплые глаза матери. – Милая, ты должна тратить деньги на то, что ты захочешь. Ты и так много для нас делаешь. Это нам помогло взять не такую большую ссуду в пять тысяч фунтов, осталось оплатить половину. Со следующего года будут проценты, но это тоже ничего. Мы справимся, – заверяет меня. – У меня есть деньги. Мне прислали отпускные и праздничный оклад. Я сниму их, или мы переведём на счёт банка. Завтра же, – твёрдо произношу я. – Энджел, мы не можем… – Должны. Мама, прошу тебя, хуже кредитов ничего нет. Эти проценты будут выше, чем вы думаете. Тем более я уж знаю все эти банковские аферы. Поэтому без пререканий, завтра мы пойдём в банк и посмотрим, что у вас там. Вы должны были сказать мне. – Завтра это и обсудим, хорошо? На семейном совете, как и раньше, – похлопывает меня по рукам, и это означает, что не примут мою помощь. – Никакого совета, мама. Завтра утром мы отправимся в банк с папой… – Ссуду брал Питер, – перебивает меня, обходя и поднимаясь по лестнице. – Значит, Питер пойдёт со мной, – говорю ей в спину. – Не думай об этом, я просто рада, что моя девочка дома. Доброй ночи, Энджел, – оборачивается, посылая мне воздушный поцелуй, и закрывает дверь. Вздыхаю, падая на кушетку. Главное, что папа сегодня здоров и операция помогла. А деньги мы найдём, придётся отыскать здесь интернет-кафе и разослать своё резюме хотя бы по Лондону. Везде, где я пригожусь, буду работать. Я улетела, чтобы получить образование, и теперь должна отплатить своим родителям за доброту, за понимание моих желаний и возможность быть образованной. Никто из нашей семьи не оканчивал университет, только школу и колледж. И то Питер и Фрэнк окончили колледж, Айзек решил, что ему и так хорошо. У нас маленький городок, а ехать в Лондон дорого. Мы живём здесь обособленно, и все друг друга знают. Хотя у отца есть своя слесарная мастерская. Отчего же так всё плохо? Из-за смены часового пояса не могу уснуть, да и проголодалась. Под моими шагами раздаётся скрип, иду на носочках и выглядываю в коридор. В доме темно, значит, все спят. Вхожу в гостиную и не вижу брата, только разбросанные постельные принадлежности. Иду на кухню, наливая себе горячий чай, замечаю движение за окном. Отставив кружку, быстро набрасываю на себя свой пуховик и влезаю в угги, выходя на улицу. Никого, наверное, показалось. Запахиваю пуховик и вдыхаю морозный воздух. Сколько снега здесь, как в сказке. Забылось, насколько громко и приятно он хрустит под ногами. Улыбаюсь, ходя кругами и слушая приятную музыку зимы. – И чего ты не спишь? – Раздаётся голос брата. Оборачиваюсь, встречаясь с Айзеком, несущим дрова и укладывающим их на порог. – Не знаю. Проголодалась, да и время… пока не привыкла, – пожимаю плечами, подходя к нему и отряхивая сапоги от снега. – До сих пор здесь качели, – указывая на витиеватое сооружение, подхожу к нему. – Да, дети пару раз с корнем отрывали прутья, но отец чинил, ведь ты их так любила, – облокотившись о перила, отвечает брат. – Папа, – улыбаюсь, садясь на них и накрывая ноги холодным пледом. – Ты не изменилась, Энджел. Мы ожидали встретить дамочку на каблуках, каких показывают по телевизору. А ты такая же, как и раньше, – смеётся Айзек, садясь рядом со мной на качели. – От них сильно устают ноги, да и быстро идти в них невозможно, тем более по снегу. Я практичная, – пожимаю плечами. Молчим, а раньше мы болтали без умолку. Делились всем, а эти пять лет словно преграда. Боимся друг друга и это печалит меня.