Часть 38 из 81 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– О море. О чем еще можно разговаривать с нарвалами?
Харшал не представлял, что с животными в принципе можно о чем-то разговаривать. Все-таки прав был мудрейший, говоря о недоразвитости разума молодых протекторов.
– А вы их убиваете. Не в том смысле, что вы лично, но Хаот покупает рога, столько, сколько приносят.
– Нам они нужны.
– И не только они, – кивнул протектор. – Я понимаю. Папа говорил, что ваш мир – паразитирующая субстанция, которая или эволюционирует до симбиотических отношений, или погибнет, когда иссякнут питающие ее миры. У любой экспансии есть предел.
Понял ли он сам, что сказал? Харшал сомневался.
– Сколько у вас питающих саттелитов?
– Семнадцать.
Пока. После Единения будет восемнадцать.
– А сколько из них еще живы?
– Семнадцать.
Правда может быть разной. Все семнадцать миров, привязанные пуповинами энергетических каналов к Хаоту, были живы. Пока. Один почти иссяк и уже начал закукливаться, готовый пополнить собой безразмерность Пустошей. Еще пять находились на пределе.
А десятки, принявшие руку и покровительство Хаота, ждали своей очереди, готовые поделиться силой. Эволюционировать? Хаот достиг вершин эволюции. Миров тысячи. Хаот уникален.
– У вас там, наверное, интересно, – не без печали заметил протектор, накручивая длинную нитку бус на палец. – Я бы хотел посмотреть, но… сами понимаете.
Харшал тоже был бы рад устроить гостю экскурсию, пусть бы и закончилась она в лабораториях Первого Круга, но он и вправду понимал: протектора из мира не выдернуть.
– И хорошо, что я вас встретил. Вряд ли у меня когда-нибудь еще получится поговорить с магом.
Он вздохнул, и песок у ног протектора стал серым. Карто. Шатер. Призрачная Танцовщица, которую так и не удалось повторить. Она вдруг повернулась на кончиках пальцев, и руки-крылья беспомощно опали. Она моргнула. Из глазниц хлынули пески Пустоши…
– Извините, но мне придется вас убить…
Песок не коснулся босых ног протектора. Он поднимался выше и выше, обездвиживая Харшала, выедая его. Пустошь была голодна.
Она отдала свою жизнь и теперь желала платы.
– …мы не можем позволить вам сделать это с нашим миром.
Но одного Харшала недостаточно, чтобы накормить ее.
– Ты… не остановишь.
Вместе со словами из Харшала сыпался песок.
Много песка.
– Я и не буду. Вы сами себя остановите. – Протектор подозвал карто и поднял подбородок, заставляя смотреть себе в глаза.
У него не выйдет.
Карто связаны с создателем и после смерти Харшала…
…Харшал не умрет. Он вернется в тот дом, от которого остались две стены. Ему ведь нравилась Танцовщица, и теперь он вечность сможет любоваться ею.
На сером диване удобно лежать.
– Сырое мясо, значит. – Гарт поскреб палочкой босую пятку. Сапоги, оставленные над кострищем, почти досохли, но Гарт решил, что надевать их не станет. Босиком ему удобней, а людей, ради которых приличия соблюдать надо, поблизости нет.
Он опоздал на час, выбравшись к лагерю, уже когда шатер почти догорел, а оставшиеся в живых твари оттащили мертвецов к старой телеге. Раскладывали аккуратно, по росту, переворачивая на левый бок, видать, для большей компактности. Твари пребывали в расстройстве и возбуждении, причем вызванным отнюдь не гибелью себе подобных. На Гарта они набросились поредевшей стаей, и он просто подавил их. Этого оставил исключительно из интереса, ну и чтобы получить информацию, что оказалось довольно просто.
Нападение. Стрелы. Глиняные горшки с едкой жидкостью, которая, ко всему, воспламенялась. Сети и топоры. Колья. Рогатины. Молоты. Люди действовали сообща, но твари сумели отстоять шатер хозяина.
Правда, Гарту на их хозяина было глубоко плевать.
Он опоздал. На час. А граница совсем рядом, и как ему быть на чужой территории? Возвращаться ни с чем? Отец разозлится и будет всецело прав…
…нехорошо получилось.
Идея пришла в голову сама. Впрочем, в голову Гарта периодически забредали самые разные идеи, и нынешняя была ничуть не более безумной, чем большинство прежних.
Переступив через тело мага – странные у него воспоминания, но Гарт с ними позже разберется, – он заглянул в шатер. На белом ковре остались пепельные следы… но хозяину уже все равно.
Шкатулка с письменными принадлежностями стояла на видном месте, и Гарт на секунду задумался, пытаясь понять, как именно обратиться к человеку, которого он в жизни не видел.
Вежливо!
Милая леди,
наши с Вами пути разминулись, вследствие чего я ныне пребываю в глубочайшем огорчении. И не смея последовать за Вами исключительно ввиду обстоятельств непреодолимой силы, я отправляю вам того, кто будет рад стать Вашим защитником.
Пусть вид его непригляден и, возможно, внушит Вам некоторое отвращение, но, уверяю, его намерения чисты, а душевные порывы искренни…
Это Гарт проконтролирует, хотя относительно наличия души у карто имелись некоторые сомнения.
…он обеспечит Вашу безопасность, а также препроводит Вас к месту встречи с Вашим супругом.
Гарт сунул кончик пера в ноздрю, пытаясь простимулировать работу мысли.
…который пребывает в добром здравии…
Физически, во всяком случае, тот был здоров, так что Гарт почти и не соврал. Надо было написать еще что-нибудь, душевное. Мама уверяла, что письма должны приносить радость.
…и надежде, что вынужденная Ваша разлука не продлится долго.
Припадаю к Вашей ручке,
Гарт.
P.S. Питается он мясом, лучше, если сырым. Думаю, что при наличии приказа сам его добудет.
Письмо он перечитал и пришел к выводу, что в принципе суть передана верно и вполне себе вежливо. Сложив бумагу, Гарт вручил ее существу, порадовавшись, что не убил его с остальными.
– Это – хозяйка. Новая. – Он транслировал образ, который вызывал у твари несомненный эмоциональный отклик. – Найди. Защищай. И приведи…
…он попытался как можно точнее воссоздать местность.
– Понял?
Существо кивнуло.
– Ну, тогда иди, что ли…
Надо было еще парочку оставить. Маме подарил бы… хотя мама вряд ли такому подарку обрадовалась бы.
И Гарт занялся делом куда как увлекательным: в шатре мага было множество прелюбопытных вещей. Например, престранного вида штуковина: куб из позолоченных трубочек, тонкой проволоки, стеклышек и черных неровно ограненных камней.
Гарт ткнул в камень пальцем.
Горячий. И вспыхнул неровным алым цветом, впрочем, весьма скоро вернулся к исходному состоянию.