Руки вытянулись, и стало почти хорошо. А потом в спине что-то щелкнуло, и Урфин понял, что вряд ли сумеет подняться самостоятельно. Нет, он бы нашел выход, перевернуться там, встать на четвереньки, а дальше как-нибудь по ситуации… Но громыхнула дверь, и в поле зрения возникли сапоги. Добротные, но потертые и довольно-таки грязные. С сапогов отваливались комки глины, осыпалась серая пыль, марая ковер. А Урфин на нем, между прочим, лежит. – Где она? – Голос Седрика звенел от плохо скрываемой ярости. – Кто? – миролюбиво поинтересовался Урфин, с трудом подтягивая занемевшие руки к груди. – Моя жена. Прикинув, сколько времени прошло, Урфин предположил: – Скорее всего, на кухне. Значит, пока обошлось без слез. – И что она там делает? Деграс-младший, кажется, успел осмотреть кабинет, в котором просто негде было прятаться, и оценить состояние Урфина. Руку, во всяком случае, протянул. Поднял рывком, и позвонки с тихим щелчком вернулись на место. Благодать. – Обед тебе готовит. Или ужин… – Шарлотта? – Ну… да, если ты другой женой не обзавелся. И будет готовить еще месяц. Завтраки. Обеды. И ужины. А ты будешь их есть. Ясно? – Она же не умеет… Об этом, допустим, Урфин и сам догадался. – Ничего. – Он ободряюще похлопал Седрика по плечу. – Или научится, или ты похудеешь. Кажется, ни один из вариантов Деграса не устраивал. – За что? – очень тихо спросил он, опускаясь в кресло. И вид сделался несчастный… кажется, Шарлотта уже пыталась готовить. К концу месяца он или очень сильно сбросит вес и сам отошлет жену, или добьется от нее нормальной еды. А если совсем повезет, то не только еды. – За то, что мне пришлось во все это вмешиваться. Ты сам должен был ее осадить. И надеюсь, что в следующий раз это сделаешь. Седрик кивнул. – Она… хорошая женщина. Добрая. Недалекая только. Впрочем, кто без недостатков? – Добрая, – согласился Урфин. – И тебя любит. Только забыла об этом. А я напомнил. Дальше – сам смотри… Последняя из запланированных на сегодня встреч была короткой и содержательной. – Ваш брат полагает, что вам следует вернуться. По лицу леди Нэндэг нельзя было понять, огорчило ли ее это известие, или же обрадовало. – В то же время моя жена очень благодарна вам за помощь… Сидит. Разглядывает его. И взгляд такой, что тянет сделать что-то, в рамки этикета не вписывающееся, например, ногу на стол забросить. – …которую ценит весьма высоко. Нет, подобная акробатика еще нескоро будет ему доступна. – И мне хотелось бы знать, чего хотите вы. – А мне хотелось бы знать, на что я могу рассчитывать. – Подбородок приподнялся на мизинец. Взгляд ледяной, но без былого презрения, скорее уж изучающий. – На должность статс-дамы в свите моей жены. Или старшей фрейлины, если вам нравится больше. Или сами придумаете, как себя обозвать. Главное, наведите в этом курятнике порядок… Чтобы никаких красных платьев, напудренных бюстов и капризных дев. – Тисса – мягкий человек и порой стесняется высказать то, что следовало бы. Многие принимают это ее качество за слабость. А я не хотел бы, чтобы мою жену обижали. – Это я поняла. – Леди Нэндэг позволила себе улыбнуться. Ну уж нет, за то происшествие извиняться Урфин не станет. – Вы будете помогать ей, как помогали. И я бы хотел, чтобы помогали не только вы. Здесь слишком много людей, которые ничего не делают. Я же беру на себя ваше содержание. Плюс оклад. Урфин озвучил сумму, но леди Нэндэг была слишком леди, чтобы выдать себя выражением лица. – И платить я буду именно вам, а не вашему брату. – Вы более проницательны, чем кажетесь. Просто осведомители хорошие. Барон Гайяр весьма долго позволял себе пренебрегать сестрой, которая вежливо и жестко держала в своих холеных ручках Кверро. И лишь после отъезда, вернее было бы сказать, отправки леди Нэндэг – старые девы не делают роду чести – стало ясно, сколь нужна она была замку. Ничего, перебьются. – Я также не стану возражать, если вам вздумается каким-либо образом устроить личную жизнь. Усмешка. Леди Нэндэг давно забыла, что такое личная жизнь. Она годы отдала брату и Кверро и вот оказалась не нужна. Именно эта обида, а не деньги или положение движут ею. Иногда чужие обиды на руку. Надо только уметь пользоваться. – Что ж, я согласна, но… могу я вам кое-что сказать откровенно? – Слушаю. Главное, чтобы откровенности длились недолго. Эх, хватило бы сил до комнаты добрести… – Это касается леди Долэг. Она осторожна. И значит, неглупа. Впрочем, сейчас Урфин вряд ли способен кого-то придушить. – Сегодня я с ней имел беседу. Она хорошая девочка, но немного запуталась. Я буду рад, если вы за ней присмотрите. Но… мне бы не хотелось, чтобы вы ее обижали. Если Долэг заслужит наказание, наказывайте, но никаких розог. Она тоже моя семья, и я не позволю над ней издеваться. – У вас был неприятный опыт? Какая нечеловеческая прозорливость. – Самым страшным наказанием, которому я подверглась в ее возрасте, была обязанность привести в порядок домовые книги. Поверьте, это пошло мне на пользу. Урфин верил. – Наказание – крайняя мера. У девочек тонкая душевная организация, им важен достойный пример и ласка. Если леди Нэндэг добивалась того, чтобы Урфин почувствовал себя сволочью, нанесшей непоправимый ущерб тонкой душевной организации, то у нее не получилось. – Но я буду рада помочь юной леди. – Леди Нэндэг поднялась. – А вам рекомендовала бы отдохнуть. Мужчины склонны переоценивать собственные силы. Вот только ее советов еще не хватало. У него с душевной организацией полный порядок, а примером воздействовать поздно. Но Урфин преодолел раздражение. И до трости, некстати упавшей, дотянулся. Благо идти недалеко. А ковер в спальне мягкий, приятный… лежать бы на нем вечность. Или хотя бы часик… Так разве ж позволят? Леди Нэндэг не упустила случая нажаловаться Тиссе. А Тисса тотчас бросилась его спасать. Или воспитывать. Урфин чувствовал, что сейчас на него будут воздействовать. Лаской. И не имел ничего против. – Опять плохо? Всегда плохо, но сейчас почти уже хорошо. – Ребенок… Она расстегнула камзол и помогла выпутаться из рукавов, которые вдруг стали тесными. – …я когда-нибудь говорил тебе, что ты сокровище? И что я тебя люблю до безумия? Рубашку он сам стягивает. А вот со шнуровкой корсета не справится. Но Тисса приходит на помощь. – И не скажу… вот такая я сволочь. – Лежи.