* * * Поначалу они пили кофе в полной тишине, которая больше не ощущалась как неловкая, но стала вполне уютной и теплой. Эрика полулежала в кресле-корзине напротив Патрика. Он откашлялся. – Как твоя книга? – Спасибо, хорошо. Как ты, твое расследование? Патрик подумал и решил открыть ей больше, чем дозволял долг службы. В конце концов, какой от этого может быть вред? Эрика ведь и сама почти участник расследования. – Похоже, убийство раскрыто. Предполагаемый злоумышленник пойман и находится в участке. Доказательства неопровержимы настолько, насколько могут быть таковыми. Эрика наклонилась вперед, глаза ее удивленно расширились. – И кто он? Патрик помедлил еще, прежде чем ответить: – Андерс Нильсон. – Андерс?.. Странно. Мне кажется, здесь какая-то ошибка. Патрику очень хотелось с ней согласиться. Слишком много оборванных нитей, ни одна из которых, похоже, не ведет к Андерсу. Но вещественные доказательства с места преступления плюс свидетельство Дагмар Петрен не оставляли места сомнениям. – Тем не менее все кончено. Странно, согласен… Я не чувствую облегчения, совсем наоборот. Та статья, которую ты нашла, я имею в виду об исчезновении Нильса… Она никак не вписывается в общую картину, если Андерс – убийца. – Патрик пожал плечами и беспомощно выставил ладони вверх. – Я не знаю, Эрика. Я и в самом деле ничего не знаю. Вполне может быть, что эта газета вообще не имеет отношения к убийству. Чистая случайность. Но в любом случае нет никаких оснований и дальше копаться в этом. Алекс унесла свои тайны в могилу. – Кто знает… Андерс, Хенрик… Твои догадки ничуть не лучше моих. Интересно только, что их связывало? Странная пара. Конечно, нет ничего нового в том, что люди заводят романы на стороне, но Андерс Нильсон и Александра Вийкнер?.. Я удивилась бы, узнав, что ему удалось затащить в постель хоть кого-нибудь. На секунду Патрику показалось, что между ее бровей залегла складка, но в следующее мгновение лицо Эрики приняло прежнее безмятежное выражение. Патрик открыл было рот сказать что-то, как вдруг прихожую огласила самая известная мелодия «Хемгласс». Эрика и Патрик разом вздрогнули. – Одну минутку, извини. Он со всех ног бросился в прихожую и, порывшись в куртке, прижал мобильник к уху. – Патрик Хедстрём. Хм… о’кей… Я понял… Да, мы снова в начале дистанции… Да, да, я знаю… Да, он это говорил… Да, конечно, с этим пока ничего не ясно… Хорошо, комиссар… До связи. Патрик щелкнул крышкой мобильного телефона и повернулся к Эрике: – Надевай куртку, поедем прогуляться. – Куда это? – Эрика замерла, не поднеся ко рту кофейную чашку. – Новости в расследовании. Похоже, нам придется вычеркнуть Андерса из списка подозреваемых. – Вот, значит, как… Ну и куда мы поедем? – И ты, и я, оба мы чувствовали, что здесь что-то не так. Ты нашла в доме Алекс статью о пропаже Нильса Лоренца. Возможно, там удастся найти что-нибудь еще. – Разве дом еще не обыскали? – Конечно, обыскали; просто я совсем не уверен, что в тот раз обращали внимание на то, что нужно. Хочу кое-что проверить. Поедем. Патрик был уже на полпути к выходу. Эрика накинула куртку и поспешила за ним. * * * Внутри оказалось тесно и неуютно. Она никогда не понимала, как люди могут жить в таких тоскливых, серых домах. И виной всему – нищета. Такой уж порядок заведен в мире: одни богатые, другие бедные, и Нелли не уставала благодарить судьбу за то, что принадлежала к первой категории. Она не смогла бы приспособиться к нищете, потому что словно была рождена для бриллиантов и дорогих мехов. А вот женщина, открывшая ей дверь, напротив, похоже, в жизни не видела настоящего бриллианта. И все на ней было таким серым, коричневым и тоскливым… Нелли с отвращением глядела на поношенную кофту и жилистые руки, придерживающие ее на груди. Вера молчала, стоя в приоткрытой двери, пока наконец Нелли, боязливо оглядевшись, не заговорила с ней первая: – Ну что, так и будем стоять весь день? Может, впустишь меня? Нам надо поговорить, и ты заинтересована в этом не меньше меня. Вера не отвечала, лишь попятилась в прихожую, слегка согнувшись, чтобы Нелли смогла войти. – Нам есть о чем поговорить, не так ли? – повторила Нелли. Она сняла элегантные перчатки, без которых почти не выходила на улицу, и огляделась все с тем же брезгливым выражением. Прихожая, гостиная, кухня и маленькая спальня – Вера следовала за ее взглядом, не поднимая головы. Как все уныло и мрачно… Эти обои давно знавали свои лучшие дни. И никто не позаботится о том, чтобы убрать с деревянного пола линолеум, что давно уже сделано во всех старых домах. При этом каждая вещь на своем месте и везде идеальная чистота. Ни соринки по углам, только безнадежность, въевшаяся в эти стены от потолка до пола. Нелли осторожно присела на краешек старого кресла в гостиной и жестом, словно это она была хозяйкой в этом доме, пригласила Веру занять место на диване. Та послушно опустилась на уголок. Она молчала, только руки нервно теребили платье на колене. – Обе мы заинтересованы в том, чтобы это и дальше оставалось между нами, – сказала Нелли. – Значит, продолжаем в том же духе? Она строго посмотрела на Веру. Та кивнула. – Не могу сказать, что сожалею о смерти Алекс, – продолжала фру Лоренц. – Она получила по заслугам, и здесь ты, думаю, со мной согласишься. Рано или поздно эта сучка должна была плохо кончить, я всегда это знала. Вера быстро подняла глаза, но не ответила. Нелли не чувствовала ничего, кроме презрения, к этому жалкому, бесцветному существу, как будто совершенно лишенному воли. Низший класс, что здесь скажешь… Они с детства приучены ходить со склоненными головами. Не то чтобы Нелли полагала, что все должно быть как-то иначе, но ничего не могла поделать со своими чувствами. Больше всего ее злила зависимость от Веры Нильсон, хотя Нелли научилась мириться и с этим. Все на свете имеет свою цену, и она должна быть уверена в том, что Вера держит язык за зубами. Так оно продолжалось до сих пор, так будет и в дальнейшем. – То, что произошло, ужасно, – снова заговорила Нелли, – но для нас главное – не принимать поспешных решений. Пусть все идет, как идет. Не в наших силах изменить прошлое, так и не к чему ворошить старую грязь. С этими словами Нелли открыла сумочку, вытащила из нее конверт и положила на журнальный столик. – Небольшая прибавка к жалованью будет, я думаю, кстати. Она подвинула конверт в сторону Веры. Та не двинулась с места. – Жаль, что все так вышло с Андерсом, – продолжала Нелли. – Хотя, возможно, это и к лучшему. В тюрьме он, по крайней мере, перестанет пьянствовать. Нелли спохватилась, поняв, что зашла слишком далеко. Вера медленно поднялась с дивана и дрожащим пальцем показала на дверь. – Вон отсюда. – Нет-нет, Вера, я не о том… – Вон из моего дома. Андерс не попадет в тюрьму, а ты убирайся прочь со своими вонючими деньгами. Чертова баба! Я прекрасно помню, откуда ты вышла. От тебя воняет дерьмом, как ни поливай себя духами! Нелли невольно съежилась под обрушившимся на нее внезапным потоком ненависти и засеменила к двери. Вера сжала кулаки, выпрямилась и смотрела ей прямо в глаза. Все ее тело дрожало от копившейся десятилетиями злобы. От былой покорности ничего не осталось, и Нелли стало не по себе. В конце концов, что она такого сказала? Всего лишь назвала вещи своими именами… Но, видно, правда колет глаза и этому жалкому созданию. Нелли поспешила к выходу. – Убирайся и больше сюда не приходи! Вера выгнала ее из дома, ни больше ни меньше. Не успела Нелли закрыть дверь, как на землю перед ней упал с силой брошенный конверт. Она склонилась и стала подбирать купюры. Пять тысяч на дороге не валяются. Ради такого можно стерпеть и соседей, которые, прильнув к окнам, любовались, как фру Лоренц ползала на коленях по гравию. Неблагодарная тварь! Ничего, Нелли научит ее уважать деньги. В резиденции Лоренцев ее больше не ждут, это понятно, но и в других местах работы поубавится. Об этом Нелли позаботится. Жалкое создание на коленях приползет в социальную службу, прежде чем Нелли разделается с ней окончательно. Никому еще не сходило с рук унижать Нелли Лоренц! * * * Он как будто передвигался в толще воды. Руки и ноги онемели после ночи на тюремной койке, а голову словно набили ватой. Андерс оглядел свою квартиру, пол со следами полицейских ботинок. Черт с ними; что-что, а грязь никогда его не смущала. Он достал из холодильника упаковку с шестью банками крепкого пива и лег на спину в гостиной. Опираясь правой рукой на матрас, правой открыл банку, которую тут же осушил жадными глотками. Пустая жестянка пролетела через всю комнату и с металлическим звуком приземлилась в дальнем углу. Почувствовав непреодолимую усталость, Андерс лег, заложив руки за затылок. Уставившись в потолок невидящими глазами, погрузился в воспоминания. Это был единственный способ обрести, хоть ненадолго, душевный покой. Даже если в промежутках между минутами безмятежности сердце пронзала невыносимая боль. Андерс спрашивал себя, как может прошлое казаться таким близким и в то же время таким недосягаемым. В его воспоминаниях всегда светило солнце. Под ногами дымился нагретый асфальт, а губы были солеными после купания в море. Странно, что он ничего не помнил, кроме лета, – ни зимы, ни пасмурных дней, ни дождя. Только яркое солнце на безоблачном голубом небе и легкий бриз, бороздивший зеркальную гладь моря… Легкое платье Алекс обвивалось вокруг ее ног. Волосы, которые она никогда не стригла, падали ниже спины. Андерс до сих пор чувствовал ее запах, засевший в ноздрях и будивший воспоминания. Запах клубники, морской воды и шампуня «Тимоти». Они гоняли на велосипедах как сумасшедшие и лазали по горам, пока ноги не переставали слушаться. Зато как здорово было потом загорать на вершине Веддебергет, развернувшись пятками к морю и сложив руки на животе! Алекс лежала между ними, распустив волосы веером и уставившись в небо. Иногда она брала руку Андерса в свою, и ему начинало казаться, будто они остались вдвоем. Они не хотели, чтобы их видели вместе. Это разрушило бы все волшебство. Действительность должна была оставаться за гранью, которую они ей сами очертили. Она была слишком серой и тоскливой и не имела никакого отношения к этой солнечной сказке, созданной только для троих. Они проводили дни в беззаботных играх и разговорах на самые простые темы. Ничто не воспринималось всерьез. Только это и делало их такими неуязвимыми. Каждый из них сам по себе был обыкновенным ребенком. Вместе они были – «три мушкетера». Взрослые? Это были странные существа на границах мира мечты. Статисты, которые передвигались где-то совсем рядом, не оказывая на детей никакого влияния. Они беззвучно, как рыбы, открывали рты. Делали какие-то бессмысленные движения, которым, возможно, сами придавали некое значение. Они просто-напросто выпадали из этой солнечной вселенной. Андерс слабо улыбнулся. Естественные потребности тела вырвали его из волшебного сна. Он встал, снова шагнув тем самым в собственное отчаяние, и пошел решать проблему. В туалете висело старое, запыленное зеркало. Протерев его рукавом, Андерс впервые увидел себя таким, каким его видели другие. Жирные, спутанные волосы. Лицо бледное, нездорового серого цвета. Зубы от плохого обращения сильно поредели за последнее время, и это добавляло пару десятков лет к его настоящему возрасту. Решение созрело внутри, прежде чем он его осознал. Застегивая джинсы, Андерс уже понимал, каков будет его следующий шаг. Из ванны решительно направился на кухню. Поискал в ящиках, достал огромный нож, вытер его о брючину. Потом пошел в гостиную и принялся методично резать полотна на стенах, уничтожая результаты многолетней работы. Одна за другой картины летели на пол. Андерс оставил лишь те, которыми действительно был доволен; прочие потеряли в его глазах всякую ценность. Твердой рукой Андерс нарезал из них разноцветные полосы. Полотна сопротивлялись. На лбу Андерса выступил пот. Комната выглядела как поле битвы самых немыслимых красок. Разноцветные ленты покрыли весь пол в гостиной, пустые рамы зияли со стен черными глазницами. Андерс довольно огляделся.