Хозяин китайской закусочной, уроженец Ливерпуля, Джорди не опознал, как и все его работники-абердинцы. Видеопрокат давным-давно закрылся, хотя его витрина все еще была заклеена афишами давно забытых блокбастеров и фильмов, «выпущенных только на видеокассетах». Последней в очереди было заведение, состоявшее из газетного киоска, лавки зеленщика и забегаловки, где торговали алкоголем на вынос. Хозяин взглянул на форму констебля Ватсон и внезапно закашлялся. Но все-таки продал Логану пакетик мятных леденцов. Опять на улицу, небо затянули облака, дневной свет начал угасать, и первые крупные капли дождя упали на землю. Они с безжизненным глухим стуком падали на цемент, одна за другой, оставляя на нем расплывающиеся темно-серые круги; через некоторое время дождь усилился, а потом небеса решили разыграться не на шутку. Натянув пиджак на голову, Логан побежал к ржавому «воксолу». Ватсон опередила его и, сев в машину, сразу включила обогреватель. Вентиляторы гоняли теплый воздух и сушили стекла. Они сидели в машине, медленно обсыхали, сосали мятные леденцы и наблюдали, как размытые фигуры подбегали к дверям заведения, чтобы заскочить внутрь, спасаясь от дождя, и получить свою дневную порцию китайской лапши с курицей или последний выпуск ежемесячного журнала «Кожа и Цепи». Саймон Маклауд явно замышлял что-то недоброе. Маклауды всегда замышляли что-нибудь нехорошее. Проблема была только в том, что это трудно было доказать. Они принадлежали к старой школе, в которой уроки заставляли учить с помощью молотка. Никто никогда ничего не видел. И никто никогда не доносил. – И куда сейчас? Логан пожал плечами: – Наверное, к следующему букмекеру из нашего списка. Констебль Ватсон включила заднюю передачу и выехала с парковки. Щелкнули и ярко вспыхнули передние фары, превращая железные прутья дождя в серебряные кинжалы. Они почти доехали до главной дороги, когда перед ними словно из ниоткуда появился ржаво-зеленый «универсал». Ватсон ударила по тормозам, выкрикнула: – Твою мать! – И заглушила двигатель. Пока «универсал» неуклюже парковался напротив «Терф'н Трэк», она опустила стекло и выплюнула в дождь кучу проклятий. Потом помянула задний проход нарушившего правила водителя и свой ботинок. На середине предложения она запнулась, взглянула на Логана и сказала: – О господи! Простите, сэр! Логан удивленно поднял бровь. Ватсон покраснела: – Я совсем забыла, что вы здесь. В смысле, он не посигналил, и вообще. Извините. Логан глубоко вздохнул и подумал о том, что инспектор Инш говорил ему о преимуществах, которые дает звание. Не может он просто так сидеть и молчать. Она в форме и при исполнении, черт возьми! А если это попадет в газеты? – Как вы полагаете, когда женщина-полицейский, в форме, высовывается из окна машины и ругается, как сапожник, не наносит ли ее поведение серьезный урон репутации полиции? – Я не подумала, сэр. – Джеки, когда вы делаете что-нибудь подобное, из-за вас мы все выглядим как банда тупых уродов. Вы оскорбляете не только тех, кто это увидел, но и многих других, кому об этом расскажут. Да еще и подвергаете риску свою карьеру. Краска с ее щек распространилась по всему лицу. – Я… простите. – Констебль Ватсон опустила глаза. Он дал ей время помучиться в молчании, мысленно выругался и начал считать до десяти. Он так надеялся, что судьба даст ему шанс поразить ее остроумным замечанием или дедуктивной проницательностью. Чтобы она поняла, какой он отличный парень. Такой, с кем захочется переспать второй раз. А так вот просто вставить ей пистон – это не было частью его плана. Лучше вставлять как-нибудь по-другому… Восемь. Девять. Десять. – Поехали, – сказал он, пытаясь изобразить дружескую улыбку. – Если вы никому не скажете, то и я никому не скажу. Не глядя на него, она пробормотала: – Спасибо, сэр. – И завела машину. 18 Пока они передвигались от одной букмекерской конторы к другой, выбирая их из составленного Логаном списка, атмосфера в машине оставалась нейтрально любезной. Констебль Ватсон, обращаясь к нему, говорила «сэр» и отвечала на все его вопросы, кроме тех, которые не относились непосредственно к делу. День был испорчен. Они выходили из машины, шли в игральное заведение, спрашивали: – Вы видели этого человека? – Нет, – отвечали им. Иногда вместе с «нет» они слышали «пошли на фиг», в других случаях «пошли на фиг» подразумевалось. Ничего другого не было. Разве что в случае с владельцем и сотрудниками конторы «Джей Стюарт и сын: Букмекеры. Осн. 1974, Мейстрик». Они были на удивление с ними любезны. Просто раздражающе, подозрительно любезны. – Господи Иисусе, это было очень странно, – сказал Логан, когда они сели в машину. – Смотри, они все еще нам улыбаются. – Он кивнул на толстуху с мышиного цвета волосами, завязанными в пучок на макушке. – Она помахала в ответ. – Для меня так все нормально, – сказала Ватсон, выруливая со стоянки. Это была самая длинная фраза, которую она произнесла за целый час. – Вы никогда раньше не встречались с Мамой Стюарт? – спросил Логан по дороге к базе. Констебль Ватсон не ответила, и он воспринял молчание как отрицательный ответ. – Я арестовывал ее однажды, – начал он свой рассказ, когда они выезжали на Ланг-Страхт, широкую дорогу, с обозначенными полосами для движения автобусов, странными накопителями для пешеходов, с тумбами и переходами. – За порнографию. Она впаривала ее школьникам через заднюю дверь старого «форда-англиа». Ничего особенно крутого, без животных или какой-нибудь другой гадости. Просто старый добрый немецкий хардкор. Видеокассеты, журналы. – Он хмыкнул. – Половина этих недоделанных подростков в Мейстрике знала о сексе больше, чем их училки по биологии. В полицию позвонили, когда один восьмилетний пацан поинтересовался у родителей, можно ли забеременеть от фистинга. На губах Ватсон появилась легкая улыбка. Слева возникли здания офиса «Пресс энд Джорнэл», и Логан вздрогнул. Со всем этим бардаком и неразберихой, когда его назначили ответственным по делу о мусорном мешке, он совсем забыл о визите Колина Миллера сегодня утром. И еще не поговорил с инспектором Иншем о возможности эксклюзива для журналиста. Миллер сказал, что у него есть сведения на Джорди. Он достал телефон, чтобы позвонить инспектору Иншу. Набрал только первые две цифры, когда включилось полицейское радио, и прерываемый помехами голос сообщил, что кто-то избил Труповоза. Нет, они не хотели до этого доводить. Так говорили зачинщики на допросе в полиции и журналистам. Они просто хотят быть уверенными, что их дети находятся в безопасности. А что, это неправильно? Здоровый взрослый мужик болтается у школьных ворот. Причем не первый раз. Он каждый день здесь появляется после обеда, именно в то время, когда дети по домам расходятся. Да и видно, что он не в себе. Все знают, что он ненормальный. И запах от него… такой противный. Да и вообще это все нехорошо. Ну и что из того, что проучили его слегка? Нет, не хотели они до этого доводить. Но дети-то пропадают! ДЕТИ! – вам понятно? Такие же дети, как и наши, которые ходят в начальную школу Гартди. Если бы полиция раньше вмешалась, то вообще все нормально было бы. В смысле, если бы приехали сразу, как только им позвонили, ничего бы вообще не случилось, ага. И вообще, если вдуматься, то во всем виновата полиция. Бывали дни, когда человек, сидевший по другую сторону стола, выглядел гораздо лучше. Например, вчера. Именно вчера Логан в последний раз встречался с Бернардом Данканом Филипсом, известным также как Труповоз. Был он весьма потрепанным, но, по крайней мере, нос его не выглядел так, будто к нему приложились кувалдой. Кровоподтеки по всему лицу, один глаз опух и не открывался, кожа приобрела ярко-красный оттенок. Борода на одной стороне лица была чистой и топорщилась – вымыли в больнице, когда смывали засохшую кровь. Губы распухли и теперь напоминали сосиски, и он каждый раз морщился от боли, когда хотел улыбнуться. Правда, было это не часто. Обвинения, выдвинутые против него «обеспокоенными родителями», избившими его, были слишком серьезными, чтобы их можно было проигнорировать. Поэтому, как только его выпустили из отделения неотложной помощи, он сразу же был задержан и содержался под охраной полиции. К тому же к нему подходил психологический портрет, составленный специалистами из «Лотиэн энд Бодерз»: белый мужчина, лет двадцати пяти, душевнобольной, живет один, постоянной подруги нет. Не совпадало только одно: плохая успеваемость во время учебы. У Труповоза была ученая степень по истории Средневековья. Узнав об этом, инспектор Инш сказал: «И на хрена она ему сдалась?» Допрос был долгим, трудным и запутанным. Каждый раз, когда казалось, что Труповоз вот-вот произнесет что-нибудь вроде признания, он снова по касательной уходил от ответа и замолкал. И все время качался на стуле, взад и вперед, взад и вперед. Поскольку Труповоз был душевнобольным, ему полагался «назначенный взрослый», который должен наблюдать, что все происходит в соответствии с законодательством. Поэтому рядом с Труповозом сидел социальный работник из тюрьмы Крейгинчиз, а его подопечный качался на стуле, нес околесицу и издавал отвратительный запах. В комнате для допросов стояла невообразимая вонь. Смесь ароматов туалетной воды «Разложившийся Труп Собаки» и спрея «Мужской Запах». Труповозу очень, просто очень требовался горячий душ. Инспектор Инш воспользовался первым подвернувшимся предлогом, чтобы покинуть комнату. Пошел проверять нечленораздельное признание, сделанное Труповозом в момент задержания. Логан и социальный работник остались наедине с допрашиваемым. Логан поерзал на стуле и в сотый раз задался вопросом, куда ушел инспектор. – Хотите еще чаю, Бернард? – спросил он. Бернард ничего не ответил, просто продолжал вертеть в руках листок бумаги, складывая его пополам, а потом еще раз пополам, и еще раз… А когда завершал этот процесс, потому что складывать дальше было невозможно, разворачивал плотный квадратик, и все начиналось снова. – Чай? Бернард? Хотите еще чаю? Складываем, складываем, складываем… Логан откинулся на спинку стула, запрокинул голову и посмотрел в потолок. Потолочное покрытие, плитка в пятнышках. Напоминает поверхность Луны. О господи, как все надоело. Скоро конец рабочего дня! Он назначил встречу констеблю Джеки Ватсон, чтобы спокойно посидеть и выпить. Складываем, складываем, складываем… Логан с социальным работником поговорили о неудачном матче «Абердина» и снова погрузились в мрачное молчание. Складываем, складываем, складываем… Восемнадцать двадцать три. Инспектор просунул голову в дверь и попросил Логана выйти на пару минут в коридор. – Что-нибудь удалось из него выжать? – спросил Инш, когда они остались наедине. – Только кошмарную вонь, – ответил Логан. Инш сунул в рот фруктовую пастилку и начал задумчиво жевать. – Проверили его показания, – сообщил он. – Служебный автобус подвозит его к одному и тому же месту каждый день, около четырех часов. И так продолжается из года в год. Потом он садится на автобус до Питеркултера, на четыре двадцать две, хоть часы по нему проверяй. Найти водителя автобуса было нетрудно, он его сразу вспомнил – такую вонь забыть невозможно. – И автобус останавливался… – Да, – кивнул Инш, – как раз напротив начальной школы Гартди. Скорее всего, он тоже ходил в эту школу, перед тем как крыша съехала. Может быть, он на этом месте чувствует себя в безопасности, все знакомо и вообще… – А кто-нибудь из наших «обеспокоенных родителей» хоть раз спросил его, почему он приходит туда каждый день? Инш хмыкнул, достал еще одну пастилку. – Да черта с два, – ответил он. – Они посмотрели: стоит оборванный мужик, отвратительно воняет, топчется напротив входа в школу – и решили говно из него вытрясти. Нет, это не наш убийца.