– Продвигаюсь. – Стил сказала, что вы подозреваете братьев Маклауд? Логан кивнул: – Это в их стиле. Вручную. С особой жестокостью. Инш слегка улыбнулся: – Эта парочка идет по стопам своего папаши. Собираешься их арестовывать? Логан сдержался, чтобы не пожать плечами. Он понимал, что это не единственное решение. – Стараюсь. Попросил криминалистов по ниткам разобрать шмотки, в которых был труп. Может, найдут что-нибудь. Пли кто-нибудь из завсегдатаев заведения проколется… – Он запнулся, вспомнив Данкана Николсона, вбегающего в букмекерскую контору, чтобы спрятаться от дождя. С пластиковым пакетом в руке. Инш сунул в рот конфету зеленого цвета и, покачав головой, сказал: – Не думаю. Полагаете, найдется идиот, который будет стучать на братьев Маклауд? Да его в клочья разорвут. – Что? – Логан отвлекся от своих воспоминаний о Николсоне. – А… да. Может быть. Саймон Маклауд сказал, что вся эта история – просто предупреждение. Послание. И что все в городе знают, что это значит. – Все в городе знают?! – Инш чуть не поперхнулся. – А почему я об этом ничего не слышал? – Не знаю. Надеюсь, Миллер сможет это как-нибудь объяснить. В двенадцать дня Логан сидел над большой тарелкой с куском зажаренного в кляре маринованного мяса с картофельными чипсами и бобами. Паб «Принц Уэльский» был старомодным местом, с деревянными панелями, низким потолком желтоватого цвета, закопченным несколькими поколениями курящих посетителей, и там подавали настоящий эль. Народу в заведении было битком – в основном мужчины, насильно рекрутированные женами и любовницами на утреннюю пробежку по магазинам. Здесь они получали заслуженную награду – пинту холодного пива с креветочными чипсами. Паб состоял из нескольких маленьких комнат, соединенных короткими коридорами. Логан и Миллер сидели в одной из них, рядом с окном. Вид из окна не радовал глаз: узкий переулок между высокими домами, унылый серый гранит, мокнущий под струями проливного холодного дождя. – Ну что, – сказал Миллер, накалывая на вилку кусок овощного пирога, – удалось вам заставить признаться этого засранца? Логан молча жевал мясо, мечтая запить его пинтой пива, чтобы окончательно справиться с похмельем. Но пить в служебное время было то же самое что оттрахать овцу на глазах шефа полиции города, поэтому Логан довольствовался апельсиновым соком и лимонадом. – Мы продолжаем расследование, – ответил он приглушенным голосом. – Прибейте его за жопу к стене ржавыми гвоздями. Грязный больной урод – вот кто он такой. – Миллер был не на работе, поэтому мог позволить себе выпить. Но перед ним стояла не чудесная пинта темного пива, а большой запотевший бокал «Семийон шардоне» и лежал стейк из лосося. Логан увидел, как Миллер деликатно отпивает из своего бокала, и улыбнулся. Миллер был странный парень, но, если говорить честно, он начинал ему нравиться. Даже после того, как из-за его статьи едва не отстранили от работы инспектора Инша. Одежда, вино, круассаны, крупные ювелирные украшения – все это было просто нарядом для рождественской пантомимы. Логан подождал, пока репортер начнет есть рыбу, потом спросил: – А что по поводу Джорджа Стефенсона? – М-м-м-м-ф-ф… – Кусочки панировки вылетели изо рта и упали на изящную рубашку цвета слоновой кости. – В каком смысле? – Ты сказал, что у тебя есть дополнительная информация. Что-то, о чем я не знаю. Миллер улыбнулся, из его рта выпало еще больше крошек. – Как насчет последнего места, которое он посещал? Логан попробовал догадаться: – «Терф'н Трэк»?.. Миллер с удивлением улыбнулся: – Да, прямо в точку. «Терф'н Трэк». Логан знал, что так и будет. Осталось доказать. – Один из братьев Маклауд сказал мне: «Все знают, что не надо делать так, как сделал Джорди». Это было предупреждение. Хочешь что-нибудь добавить? Миллер повертел в руке бокал с вином, поднял, и на столе заиграл хоровод из маленьких золотистых пятен. – Ты знаешь, что у него были дела с местными букмекерами и на кону стояли приличные деньги? – Ты уже это говорил. И насколько приличные? – Двести пятьдесят тысяч шестьсот сорок два фунта. Пришло время удивиться Логану. Это была очень приличная сумма. – Зачем же они его убили? – Он пожал плечами. – Почему просто не покалечили слегка? Мертвый Джорди не сможет платить. Не говоря уже о том, что он был одним из парней Молка-Ножа. Я слышал, что Молку не нравятся подобные вещи. – Да, рискованно, – кивнул Миллер. – Если ты наедешь на кого-нибудь из его парней без его разрешения, он обрушится на тебя, как тонна говна. Сердце у Логана екнуло: меньше всего Абердин нуждался во вспышке криминальных разборок. Гангстерские войны в Гранитном Городе. То-то весело будет. – Зачем же тогда его убили? Миллер вздохнул и, отложив в сторону нож, ответил: – Его замочили, чтобы каждый знал, что не надо делать того, что делал он. – И что, черт возьми, это значит? – Это значит… – Миллер обвел взглядом небольшую комнату. Короткий коридор вел в ту комнату, где они заказывали ланч, другой, в противоположном углу, вел в бар. Люди разговаривали, ели, пили, наслаждались уютом и покоем. И никто не обращал на них никакого внимания. – Слушай, ты знаешь, на кого работал Джорди. Такого человека дважды не подставляют, правда? Может быть, один раз получится, но если ты сделаешь это еще раз, у тебя наступят тяжелые времена. Понял, что я имею в виду? – Мы уже об этом говорили! – Да, говорили. Миллер начал нервничать: – Знаешь, как я оказался в этом солнечном сраном Абердине? – Он указал вилкой на окно, за которым их ждала мерзкая погода. – Почему ушел из «Сан» и очутился в этой… вонючей дыре? – Он понизил голос на последних словах, чтобы никто не услышал, как он обзывает Абердин. – Из-за наркотиков и шлюх. Логан удивленно взглянул на него. Миллер нахмурился: – Да не в том смысле! Я готовил репортаж про крэк, который таскали в Глазго из Эдинбурга. Его переправляли через границу из Восточной Европы, внутри шлюх. Ну ты знаешь этот дедовский способ: наркоту пакуют в пластиковый мешочек, а потом – шлюхе между ног. Делают это, когда у нее месячные, и собака-нюхач наркоту не чует. Да если и почует, то все так смущены, что сказать ничего не могут. – Он глотнул вина. – Ты и представить не можешь, сколько крэка можно засунуть в мохнатку обычной литовской шлюхи. Целую кучу этого дерьма. – И какое отношение это имеет к Джорди? – Я уже подхожу к этому. Ну, я строю из себя Кларка Кента,[8] разгребаю говно, делаю охренительный материал. Меня номинируют на премию какие-то левоцентристские политические силы. Лучшее Журналистское Расследование Года. Контракты на книги, куча всего. Но ведь я выяснил и то, кто всем этим заправляет. И имя узнал. Того крутого мужика, который этим всем руководит, засылает к нам этих шлюх, нашпигованных наркотой. – Я попробую догадаться: Малколм Макленнан. – Два громадных урода схватили меня на Саучихолл-стрит посреди белого дня – бац! Затолкнули в большую черную машину. И вежливо объяснили, чтобы я забыл о статье. Если мне дороги мои пальцы. И ноги. – И ты это сделал? – А что мне оставалось, твою мать! – Миллер сделал большой глоток вина. – Не хватало, чтобы ублюдки отхватили мне пальцы поварским тесаком. – Его передернуло. – Молк-Нож сказал кому надо, и следующей новостью было то, что я уволен. И ни одна центральная газета не хочет меня брать. – Он вздохнул. – И вот я здесь. Пойми меня правильно: место здесь неплохое. Работа хорошая, на первой полосе дают много места, отличная машина, квартира, встретил женщину хорошую… Я к большим деньгам не привык, но сам понимаешь… И я все еще жив. Логан откинулся на спинку стула и внимательно посмотрел на человека, сидевшего напротив него: костюм, сшитый на заказ, побрякушки золотые, шелковый галстук, – хоть Миллер и обосрался по жизни, зато пристроился в Абердине. – Так вот почему я не увидел в газетах ни строчки про труп Джорди, без коленных чашечек, который бултыхался в гавани. Боишься писать об этом, как бы Молк-Нож не узнал? – Если какая-нибудь информация о его бизнесе попадет на первые страницы газет, то все, прощайте, десять поросят, идите купаться в море… – Журналист махнул рукой, на пальцах его блеснули кольца. – Да, про него я лучше распространяться не буду. – А зачем тогда ты мне это говоришь? Миллер пожал плечами: – Наверное, потому, что я журналист. Это не значит, что я аморальный, паразитирующий на чужой беде пидор. В смысле, я не адвокат или что-нибудь вроде того. Я социально ответственный член общества. Я даю тебе информацию для того, чтобы ты мог поймать убийцу. Я склоняюсь перед тобой, чтобы какие-нибудь уроды не оттяпали мне пальцы. А если дело дойдет до суда, ты, пожалуйста, разбирайся без меня – я уже буду в Дордоне.[9] Пара недель, эксклюзивная французская кухня и вино. И не буду отвечать на вопросы всяких уродов. – Но ведь ты знаешь, кто это сделал? Репортер допил вино и, криво улыбнувшись, сказал: – Нет. Но если выясню, ты будешь первым, кто об этом узнает. И я не загадываю на будущее. Просто тебе легче будет. – В каком смысле?