— Это были наркотики. Не она. — Без разницы. — Дилан повернулся обратно к своему чемодану. Он не хотел говорить о своей маме. Особенно с отцом. У них было негласное соглашение не говорить об этом. — Эверли — хорошая женщина. Она тебя очень любила. Не делай ей больно. — Я не планирую причинять ей боль. — Это было последнее, что он хотел сделать. И все же слова его отца задели за живое. Она была как комок нервного желания в его объятиях на днях в театре. Как куча щепок для растопки. Все, что ему нужно было сделать, это разжечь пламя, и она сгорела бы дотла. И он был бы поглощен вместе с ней. Действительно ли я поступаю правильно? Конечно, он мог сколько угодно притворяться, что это была просто невинная ложь, но на самом деле это не имело значения. Неправда есть неправда, и он извлекает из этого выгоду. Или, по крайней мере, его работа извлекает. Ему следовало бы отменить все. Признаться Карсонам и отдаться на их милость. Он должен был сделать это с самого начала. Рассказать им правду о своей ситуации с Эверли, прежде чем он увяз слишком глубоко. По крайней мере, это было бы честно. И прямо сейчас он чувствовал себя самым нечестным человеком в Винтервилле. — Ни за что. Если ты расскажешь им и потеряешь деньги, тогда пострадают люди. То, что ты делаешь, важно. — Кейси смотрел прямо на Дилана. Он прибыл в коттедж Эверли десятью минутами ранее с чемоданом в руке. Но с того момента, как он переступил порог, он был на взводе. Он сказал Эверли, что они должны отменить все, а не быть лжецами. — Он прав, — сказал Дэвид, кивая. — У меня есть друзья, которые потеряли близких из-за СПИДа. Это ужасная болезнь. У тебя есть шанс улучшить ситуацию в долгосрочной перспективе. Ты должен это сделать. — Мне жаль это слышать, — низко сказал Дилан. Дэвид кивнул. — Я вырос в Нью-Йорке. Память об эпидемии СПИДа в 80-х и 90-х — огромный шрам на нашей коллективной памяти. И меня убивает осознание того, что так много людей все еще проходят через это сегодня. — И снова мне жаль. — Голос Дилана был мягким. — Я просто хочу, чтобы ты получил это пожертвование, — сказал ему Дэвид. — Я тоже. — Ты получишь пожертвование. — Эверли улыбнулась ему. — Нам просто нужно быть убедительными в течение дня, — сказала она. — Давай сделаем это. К завтрашнему вечеру все это будет в прошлом. — Ты уверена? — Я уверена. Итак, давайте начнем распаковывать вещи. В течение следующих двух часов Кейси и Дэвид засыпали их вопросами. Пока они отвечали, она показала Дилану, где все находится — от стаканов для подачи напитков до запаса туалетной бумаги на случай, если она закончится. Дилан принес несколько фотографий, которые он нашел спрятанными в ящике стола Чарли — на них он и Эверли смеются на заднем дворе дома его отца; на одном из ее спектаклей; на выпускном из его медицинской школы. Они вставили их в рамки, заменив в них старые фотографии. Дилан моргнул, когда увидел фотографию их свадьбы в Вегасе на полке над камином. — Где ты это нашла? — спросил он ее. Она пожала плечами. — На чердаке гостиницы в прошлом году. Я не знала, что с ней делать, поэтому она лежала в моем ящике. — Как будто она знала, что это ей понадобится, — сказал Кейси, сияя. — Эй, почему бы тебе не отвести Дилана на задний двор и не показать ему, где ты работала на клумбах с розами? — предложил он. — И пока ты там, Дилан может спросить тебя, о какой роли ты мечтаешь. — Я знаю о какой, — Дилан ухмыльнулся ей. — Мама Роуз в «Цыганях». Она просто ждет, когда станет достаточно взрослой. — Это правда? — спросил Кейси, удивленно глядя на нее. — Я этого не знал. Ее глаза встретились с его. — Да, это правда. — Я представляю тебя скорее Луизой. — Кейси пожал плечами. Луиза была тихой, симпатичной девочкой, которая выросла и стала цыганкой Роуз Ли. Эверли улыбнулась, довольная тем, что Дилан вспомнил. — Мама Роуз — такая замечательная роль. Она такая страстная, и у нее лучшие песни. Кейси ухмыльнулся. — Но сначала тебе нужно немного постареть. Она взбила волосы. — Это происходит естественно. Воздух был ледяным, когда они с Диланом вышли в сад. Луна ярко светила на двор Эверли, освещая снежные горные вершины вдалеке. — Сейчас смотреть особо не на что, — призналась она Дилану. — Я обрезала розы осенью, чтобы они были готовы начать расти, как только сойдет снег. — Она приподняла брови. — К тому же здесь темно. Я полагаю, Кейси просто хочет вывести нас на улицу, чтобы он мог закончить убирать мою гостиную. — Не знал, что ты выращиваешь цветы. — Лунный свет на его лице придавал ему задумчивый вид. Резкие линии его скул были подчеркнуты полумраком. — Откуда тебе было знать? Я начала, когда переехала в это место. — И когда же это случилось? Она улыбнулась. — Пять лет назад. Сначала это было мое убежище между концертами в Нью-Йорке. Но теперь я здесь постоянно. Норт помогал мне с садом. Ты же знаешь, как хорошо он разбирается в растениях. Дилан провел языком по нижней губе. — Ты когда-нибудь думала… — он резко замолчал. — Неважно. — Думала о чем? — спросила она, заинтригованная. Пальцами он откинул волосы со лба, наклоняя голову, чтобы посмотреть на нее. — Что это могло бы быть нашим местом. У нее перехватило дыхание. — Я стараюсь не думать об этом. — Что с нами случилось? — пробормотал он. Она не была уверена, обращается ли он к ней или к самому себе. Их глаза встретились, и она промолчала, ее горло сжалось, глядя на него снизу вверх. В его взгляде была тьма, которая не имела ничего общего с ночным воздухом. Он выглядел смущенным, как будто у нее были ответы на все вопросы. — Мы были слишком молоды. И хотели разных вещей. — Я хотел тебя. И она тоже хотела его. Так сильно. — Ты хотел спасать жизни. — Я хотел, чтобы ты поехала со мной. — От интенсивности его взгляда у нее перехватило дыхание. — Ты хотел, чтобы я бросила свою карьеру. Я не могла этого сделать. — Я хотел, чтобы ты любила меня. Его слова выбили весь воздух из ее легких. Она открыла рот, чтобы сказать ему, что любила его так сильно. Так отчаянно. Но они приняли решения. И не могли вернуть их назад. — Это было много лет назад. — Ей удалось вдохнуть. — Теперь мы старше. Мудрее. — Почему ты так и не вышла замуж снова? Потому что никто не мог сравниться с тобой. — Я была занята своей карьерой. — Но у тебя были парни, верно? — в его голосе слышалась резкость. — Несколько. — Ты не хочешь детей? Многие люди, которых я знаю, остепеняются и создают семьи.