Часть 7 из 27 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Двух ярдов мне вполне хватит.
– Будем надеяться, – пробормотал Цирюльник и вскинул брови.
В публике грубовато захохотали, но Цирюльник, казалось, уж и позабыл о девушке. Он взял веревку, разрезал на четыре части, а потом сделал ее снова целой – одними движениями рук, без заклинаний. Потом накрыл большим платком кольцо, и оно превратилось в грецкий орех. И только после этого, как бы сам изумляясь происходящему, поднес пальцы ко рту и потянул оттуда что-то, позволив зрителям увидеть кончик красной ленты.
Люди смотрели во все глаза, а он все тянул и тянул, плечи его слегка сгорбились, а глаза сошлись к переносице – лента все не кончалась. Наконец, туго натянув кончик, вытащил кинжал, приложил его к самым губам и отрезал ленту. С поклоном протянул ее подавальщице из трактира.
Рядом стоял пильщик, и он тут же растянул ленту на своей мерной линейке.
– Два ярда ровно! – объявил он. Раздался гром рукоплесканий.
Цирюльник подождал, пока стихнет шум, и поднял над головой пузырек с целебным зельем.
– Мастера, хозяйки и барышни!
Одно лишь мое Особое Снадобье от Всех Болезней…
Способно продлить отпущенный вам срок жизни и восстановить износившиеся ткани тела. Негнущиеся суставы становятся гибкими, а разболтавшиеся – крепкими. В поблекших глазах снова зажигается искра молодости. Недуги исцеляет, здоровье возвращает, волосам выпадать не позволяет, а блестящую лысину вновь покрывает шевелюрой. Ослабевшее зрение делает ясным, а притупившуюся память – острой.
Великолепное лекарство для сердца, помогает лучше всякого укрепляющего, слабительное, куда нежнее, чем клистир из сливок. Особое Снадобье помогает победить опухоли и кровавый понос, облегчает роды и боль, на которую обречены все женщины, совершенно излечивает от всяких цинготных напастей, заносимых на наши берега морскими бродягами. Годится и для скота, и для человека, исцеляет от глухоты, глазной боли, кашля, чахотки, болей в животе, разлития желчи, лихорадки и малярии. Исцеляет от всех недугов! Делает лекаря ненужным!
Не сходя с помоста, Цирюльник продал множество пузырьков. Потом они с Робом вместе установили ширму, за которой хирург-цирюльник стал осматривать пациентов. Больные и немощные вытянулись длинной цепочкой, готовые уплатить за лечение пенни или два.
В тот вечер они ужинали жареной гусятиной в трактире. Роб впервые в жизни ел за плату. Еда показалась ему необыкновенно вкусной, хотя сам Цирюльник жаловался, что гусь пережарен, и ворчал, что пареная репа плохо протерта. После ужина Цирюльник расстелил на столе карту острова Британия. Роб впервые видел географическую карту, он с восторгом наблюдал за тем, как палец Цирюльника проводит по ней извилистую линию – тот путь, что предстоит им в ближайшие месяцы.
Наконец, со слипающимися глазами, полусонный, он доковылял при лунном свете до их стоянки и постелил себе. За последние несколько дней произошло столько всего нового, что голова кружилась, а сон не шел.
Он дремал, созерцая звезды, когда возвратился Цирюльник, и не один.
– Амелия, красавица, – приговаривал Цирюльник. – Красивая, как куколка. Один только взгляд на эти ждущие ласки губы – и я уже знал, что готов умереть за тебя.
– Смотри под ноги, не то споткнешься о корни, – предупредила она.
Роб лежал, прислушиваясь к звукам поцелуев, шороху снимаемой одежды, смеху и вздохам. Затем услышал, как на земле расстилают шкуры.
– Мне лучше лечь снизу, из-за живота, – послышался голос Цирюльника.
– Весьма выдающийся живот, – лукаво сказала девушка тихим голосом. – Наверное, это будет все равно, что прыгать на пуховике.
– Будет тебе, барышня. Вот у меня кое-что получше пуховика.
Робу хотелось увидеть ее голой, всего-то и надо было чуть-чуть повернуть голову, но когда он на это отважился, девушка уже не стояла во весь рост. Ему удалось увидеть лишь слабые отблески света на ее ягодицах.
Мальчик шумно дышал, но с таким же успехом мог и закричать – парочка уже ни на что не обращала внимания. Вскоре он увидел, что хозяин протянул большие пухлые руки и сомкнул их на движущихся безостановочно белых полушариях девушки.
– Ах, куколка!
В ответ та издала стон.
Они уснули раньше, чем Роб. Но наконец и его сморил сон, и снилось ему, как Цирюльник жонглирует.
Когда утренняя прохлада разбудила его, женщины у костра уже не было. Они с хозяином свернули лагерь и покинули Фарнем, пока большинство обитателей села еще видело сны.
Солнце выкатилось на небо, и вскоре им встретились заросли ежевики; путники остановились и насобирали полную корзину ягод. В ближайшей крестьянской усадьбе закупили провизию. Когда сделали привал на завтрак, Роб развел костер и стал нарезать бутерброды с ветчиной и сыром, а Цирюльник разбил в большую миску девять яиц, добавил побольше кислых сливок, взбил все вместе до густой пены и поставил на огонь, не помешивая, пока не получился нежный пирог, который он сверху посыпал спелой ежевикой. Когда Роб уписывал за обе щеки доставшуюся ему долю, хозяин выглядел очень довольным.
Ближе к вечеру они проезжали мимо крепости, вокруг которой были разбросаны крестьянские усадьбы. Робу видны были люди во дворах и на земляных валах. Цирюльник подхлестнул лошадь, пустил ее резвой рысью, желая побыстрее оставить укрепления позади.
Оттуда, однако, вынеслись им вдогонку три всадника и закричали, приказывая остановиться.
Вооруженные люди, суровые и вселяющие страх, разглядывали пестрый фургон с явным любопытством.
– Что у тебя за ремесло? – спросил один из всадников, одетый в легкую кольчугу, какая подобает человеку знатному.
– Я цирюльник-хирург, благородный господин, – ответил хозяин.
Всадник кивнул с довольным видом и повернул коня:
– Поезжай за мной.
Окруженная стражей повозка с грохотом прокатилась через вкопанные в земляной вал крепкие ворота, потом через вторые, проделанные в ограде из высоких заостренных кольев, проехала по подъемному мосту, перекинутому через ров с водой. Робу еще никогда не приходилось видеть вблизи такое мощное сооружение. Огромная цитадель стояла на высоком фундаменте, нижний этаж был из камня, а верхние этажи из дерева; крыльцо и коньки крыши покрыты искусной резьбой, а коньковый брус горел на солнце позолотой.
– Оставь повозку на главном дворе. И возьми с собой хирургические инструменты.
– А что нужно сделать, благородный господин?
– Сука лапу поранила.
Нагруженные инструментами и пузырьками со всевозможными снадобьями, они последовали за этим человеком в огромный зал, напоминавший пещеру. Пол из каменных плит посыпан камышом, который давненько не меняли. Мебель, судя по виду, предназначалась для великанов среднего размера. Три стены увешаны мечами, щитами, копьями, а одна, северная, украшена гобеленами, некогда яркие краски которых успели поблекнуть. Перед этой стеной стоял трон из покрытого резьбой темного дерева.
В большом камине огонь не горел, но в зале витал запах дыма, сохранившийся с минувшей зимы, слышался и куда менее приятный запах, усилившийся, когда они подошли к большой охотничьей собаке, лежавшей близ камина.
– Угодила в капкан, лишилась двух пальцев. Тому уж две недели. Поначалу все прекрасно заживало, а потом раны вдруг загноились.
Цирюльник кивнул. Он вытряхнул из серебряной миски, стоявшей перед собакой, мясо, и влил туда содержимое двух пузырьков из своего запаса. Собака смотрела на него слезящимися глазами и заскулила, когда он поставил миску перед нею, но через какое-то мгновение принялась лакать снадобье.
Цирюльник не желал рисковать: пока собака впала в полудрему, он связал ей челюсти и лапы, чтобы она не смогла поранить его зубами и когтями.
Когда Цирюльник надрезал лапу, собака задрожала и жалобно завизжала. Запах из раны шел отвратительный, там кишели черви.
– Она лишится еще одного пальца.
– Она не должна охрометь. Ты уж постарайся, – холодно ответил ему сопровождающий.
Когда дело было сделано, Цирюльник смыл с лапы кровь остатками лекарства, потом замотал лапу тряпочкой.
– А как же плата, благородный господин? – вежливо поинтересовался он.
– Дождись, пока с охоты вернется эрл, его и попросишь, – ответил рыцарь и удалился.
Они осторожно развязали собаку, собрали инструменты и воротились к повозке. Цирюльник медленно выехал из крепости, как человек, имеющий на то позволение.
Но когда крепость исчезла из виду, он харкнул и сплюнул.
– Эрл может вернуться еще через неделю. Если к тому времени собака выздоровеет, он, может быть, и заплатит, этот богобоязненный эрл. Если же собака подохнет или эрл просто будет не в духе из-за несварения желудка, он вполне может приказать, чтобы нас выпороли. Я остерегаюсь связываться с большими господами и зарабатываю себе на хлеб по деревням и селам, – сказал он, понукая лошадку.
На следующее утро они добрались до Челмсфорда, причем Цирюльник успел прийти в более благодушное настроение. Там, однако, уже бесцеремонно расположился торговец мазями, плотный мужчина в безвкусной ярко-оранжевой куртке; голову его венчала копна седых волос.
– Рад видеть тебя, Цирюльник, – сказал он приветливо.
– Здравствуй, Уот. А где твоя зверюга?
– Зверь занемог, совсем никуда не годится. Я его отдал на травлю.
– Жалко, что ты не напоил его моим Особым Снадобьем. Ему это пошло бы на пользу. – Оба засмеялись.
– Но я завел себе нового зверя. Посмотреть желаешь?
– Отчего же не посмотреть? – откликнулся Цирюльник. Он загнал повозку под тень дерева и пустил лошадь пастись; тем временем собралась толпа. Челмсфорд был большим селом, зрителей хватало.
– Ты бороться умеешь? – спросил Цирюльник Роба.
Тот утвердительно кивнул. Борьбу он обожал. Лондонские мальчишки из семей работников занимались ею ежедневно.
Уот начал развлекать толпу, как и Цирюльник, с жонглирования. И делал это, по мнению Роба, очень искусно. Зато как рассказчику ему было далеко до Цирюльника, и смех зрителей раздавался гораздо реже. Но медведь понравился всем.
Клетка стояла в тени, накрытая полотном. В толпе послышались возгласы, когда Уот снял покров. Робу когда-то приходилось видеть ученого медведя. Когда ему было шесть лет, отец повел его посмотреть такого зверя, того показывали возле постоялого двора Суонна. Мальчику медведь показался огромным. Когда Уот вывел на платформу своего медведя на длинной цепи, с продетым в нос кольцом, Робу показалось, что этот зверь поменьше. Чуть больше крупного пса, зато очень красивый.
– Медведь Бартрам! – возвестил Уот.
По его команде медведь лег на землю и притворился мертвым. Потом поймал мячик и принес своему хозяину, забрался на лесенку и спустился с нее, а затем Уот стал наигрывать на флейте, и медведь станцевал простонародный танец, называемый каролой, только не кружился, а неуклюже поворачивался на месте, но зрителям это доставило столько удовольствия, что они хлопали в ладоши при каждом движении медведя.
– А сейчас, – сказал Уот, – Бартрам станет бороться со всяким, кто пожелает. Если кто сумеет опрокинуть его на землю, то получит бесплатно горшочек мази Уота – самого что ни на есть чудодейственного средства для исцеления людских недугов.
В толпе оживленно зашумели, но ни один желающий не выступил вперед.
– Давайте, борцы, выходите! – взывал Уот.
У Цирюльника хитро блеснули глаза.