Л. 7 Шей После вечеринки прошло уже два дня, а я не могла перестать думать о Лэндоне и его затуманенных глазах. Когда он стоял посреди гостиной, застыв на месте, я знала, что его охватила паническая атака. Я тоже с ними сталкивалась – когда папа уезжал торговать или не возвращался домой по ночам. Я не могла пошевелиться, и с каждой секундой мне становилось все труднее и труднее дышать. В голове крутились наихудшие исходы. Он лежит без сознания в какой-то канаве. Он ввязался в перестрелку. Его убили. Он кого-то убил. Казалось, что я нахожусь в микроскопической тесной комнате без возможности выйти. Я знала, в чем причина моей тревоги, и задавалась вопросом, что могло вызвать паническую атаку у Лэндона. Меня поразило то, что он стоял у себя дома, окруженный десятками людей, которые утверждали, что являются его друзьями, но никто не замечал его боли. Кроме меня. Я видела все и беспокоилась за него, хотя это не имело ко мне никакого отношения. Я так волновалась, что обратилась к Грейсону в надежде на то, что он сможет мне что-то объяснить. Наверняка Грейсон был сбит с толку моим вопросом о Лэндоне, ведь раньше я никогда им не интересовалась, но, видя его наполненные страданием глаза и понимая его боль, я не могла просто пройти мимо. Так же, как не могла внутренне согласиться на дурацкое пари с человеком, чье сердце разбито вдребезги. Сначала я пришла в восторг от нашего спора. Это был забавный вызов, потому что он был прекрасной возможностью продемонстрировать наши истинные таланты. Даром Лэндона было умение вызывать физическое влечение. На протяжении многих лет я наблюдала за тем, как он превращал девушек в желе, просто им подмигивая. Он выбрал шаблонный образ плохого парня, и старшеклассницы десятками падали к нему на колени – и в его постель. Мой дар был полной противоположностью. В то время как он преуспел в управлении физическим влечением, я овладела эмоциями. Я была прирожденной рассказчицей и последние несколько лет своей жизни посвятила совершенствованию своего навыка чтения людей. Каждый, с кем я встречалась, был для меня персонажем. Я изучала их подноготную. Я записывала их особенности в свои многочисленные блокноты. Я искала причины их поведения, истоки формирования их характеров, искала то, что ими двигало, и то, что их вдохновляло. Я задавала им вопросы. Я общалась с ними, потому что люди меня зачаровывали. Я любила людей. Это был мой дар – видеть окружающих со всех сторон. Я рано поняла, что в жизни нет настоящих злодеев, есть только люди, которые пострадали так сильно, что забыли, каково быть хорошими. Задача влюбить в себя Лэндона сперва показалась мне забавной. Заставить моего заклятого врага полюбить меня представлялось мне достойным способом отыграться за годы ненависти. Кроме того, когда-нибудь в будущем я смогла бы создать персонажа на основе его личности. Так я думала до тех пор, пока не поговорила с Грейсоном и не узнала правду о душевном состоянии Лэндона. – В последнее время он не в порядке, – сказал он мне. – Нужно присмотреться, чтобы увидеть его боль, а большинство людей этого не делают. Он один из моих лучших друзей, и я хорошо это знаю. Он так и не пришел в себя после смерти дяди, а в субботу был день рождения Ланса – Лэндону было непросто это пережить. Я знаю, вы двое друг друга не переносите, но Лэндон хороший парень. Он просто потерялся, вот и все. Как и все мы. Слова Грейсона остудили мой пыл. Было жестоко играть в игру с кем-то настолько сломленным. В понедельник я подошла к шкафчику Лэндона, прокручивая в голове слова Грейсона. В то утро я посмотрела прямо на него, не зная, кого увижу, – грустного, сломленного Лэндона или холодного, отстраненного парня, которого я всегда знала. – Привет, Лэндон. Он повернулся ко мне, немного сбитый с толку моим появлением. Должна признаться, мне тоже было не по себе. Никогда бы не подумала, что буду первой подходить к Лэндону, чтобы поздороваться. – В чем дело? – спросил он, доставая из шкафчика несколько книг и засовывая их в рюкзак. – Я хотела сказать… мы можем отказаться от пари. С учетом всех обстоятельств… Внезапно все слова вылетели у меня из головы. В его жизни было достаточно проблем; последнее, что было ему нужно, – какое-то глупое детское пари. Было много куда более важных вещей, о которых ему стоило подумать. – Что ты имеешь в виду под «обстоятельствами»? Его голос был низким и заставил волоски на моем теле встать дыбом, даже несмотря на то, что было только восемь утра. – Грейсон сказал мне, что в прошлые выходные у Ланса был день рождения, и… – Что? Ты боишься проиграть? – перебил он, но я заметила, как при упоминании дяди по его телу пробежала дрожь. – Нет. Я просто подумала, что у тебя есть проблемы посерьезнее. – В моей жизни нет ничего, о чем стоило бы беспокоиться, – сказал он, закрывая свой шкафчик и закидывая рюкзак на плечо. – Так что не пытайся мне это навязать. Если хочешь отказаться от пари – вперед. Но будь я проклят, если сдамся так просто. Я не жалкий цыпленок. – Лэндон, ты до сих пор не отошел от смерти Ланса. Ты не в порядке. – Тебе необязательно рассказывать мне то, что я и так знаю, – ответил он хриплым голосом. Насколько мне было известно, Лэндон не курил, но временами его голос напоминал голос заядлого курильщика. – Да, но… Через несколько недель наступает годовщина его смерти… Его подбородок напрягся, и он крепко сжал лямки рюкзака. – Грейсон слишком много болтает, – прошипел он. – Я рада, что он мне об этом сказал. Лэндон сделал шаг назад. – Послушай, Цыпа, я не нуждаюсь в твоей жалости. Это не повод для благотворительности, ясно тебе? Мне не нужна Маленькая Мисс Совершенство, чтобы решить свои проблемы. – Я не пытаюсь решить твои проблемы, Лэндон, и я не совершенство… – Как угодно. Если ты хочешь отказаться от спора, я не против. Я сразу понял, что ты не доведешь дело до конца. Но не стоит притворяться, что ты делаешь мне одолжение. Я все еще на сто процентов уверен, что выиграю. Я изучала его. Смотрела за тем, как он двигался. Как шевелились его пальцы. Как подрагивала его ухмылка. Я смотрела на Лэндона, а где-то на фоне звучали слова Грейсона. Нужно присмотреться, чтобы увидеть его боль. Его глаза. Его красивые, печальные глаза. Они были тяжелыми и несчастными, наполненными историей, которую он боялся рассказать. Было что-то, что он хранил в себе. Его шрамы? Его боль? Его правду? Я хотела узнать о нем больше. Я хотела изучить страницы, которые он прятал от мира. Я хотела узнать все о мальчике, которого ненавидела и который ненавидел себя еще больше. Я была абсолютно уверена, что не было никого, кто ненавидел бы Лэндона так сильно, как он сам, и от одной этой мысли хотелось плакать. Это была не жалость, а… боль. Он был самым сложным персонажем, которого я когда-либо встречала, и я бы солгала, если бы сказала, что мне не хотелось узнать продолжение его истории. – Отлично. Тогда пари все еще в силе, – сказала я, расправляя плечи. Его тело немного расслабилось, как будто мои слова его обрадовали. Как будто по какой-то причине это было ему нужно. Через несколько секунд его тело снова напряглось, и он пожал плечами. – Хорошо. Увидимся, когда ты признаешься мне в любви, – сказал он, уходя. – Не раньше, чем это сделаешь ты. – В твоих снах, милая. – Только если в кошмарах, – крикнула я ему. – И не называй меня милой! Он махнул мне рукой, положив конец нашему разговору. Несколько секунд я стояла рядом с его шкафчиком, понимая, что, возможно, я взяла на себя слишком много. Могла ли я заставить Лондона влюбиться? Я не была уверена, что он вообще способен на любовь, не говоря уже о том, чтобы полюбить меня. Этот спор был ошибкой. Мы оба это знали. Тем не менее по какой-то причине мне этого хотелось – возможно, даже сильнее, чем следовало. Всякий раз, когда я оказывалась рядом с ним, я чувствовала в теле жар, которого никогда не испытывала с другими. Я хотела знать, почему это происходит. Я хотела знать, чувствует ли он то же. Я хотела узнать его историю. Прочитать его мучительный, тяжелый роман. Прочитать все его болезненные, кровоточащие главы. * * * – Погоди, я же правильно тебя поняла, – сказала Трейси, стоя рядом с моим шкафчиком, – ты поспорила с Лэндоном, что сможешь заставить его в тебя влюбиться? Я схватила свой учебник по английскому. – Да. – С Лэндоном Харрисоном? – Ага.