Я подошла к ней, взяла ее за руки и встала прямо перед отцом, загородив от него маму. Ей было больно – так же, как и Лэндону. Она была так же потеряна, растеряна и лишена уверенности в себе и будущем. Я знала, что должна сказать ей правду – ту же правду, что и ему. – Мама… ты больше, чем история, связывающая тебя с этим человеком. Ты больше, чем мой отец. Ты умная. Ты смешная. Ты сильная. – Я почувствовала дрожь в ее руках, и мои глаза наполнились слезами. – Ты преданная. Ты невероятная. Ты красивая. И это не конец твоей истории, это только начало. И сейчас ты должна сделать первый шаг. Мы сделаем его вместе – ты и я. Мы выйдем за дверь этого дома. Ты можешь это сделать. Тебе не придется переживать это в одиночку. Я буду рядом. – Не слушай ее, Камилла. Она не знает тебя так, как знаю я, – вскрикнул папа, вставая с дивана. Его крокодиловы слезы исчезли, сменившись холодным, ожесточенным взглядом. – Я твой дом. Я – твоя правда. Ты не можешь меня оставить. Ее руки все еще тряслись, но я не разжимала ладони. Я не выйду из этого дома без нее. Я не брошу ее посреди этого хаоса. Я буду крепко держать ее за руки. – Мама, ты можешь его оставить. Ты имеешь полное право повернуться к нему спиной. Ты заслуживаешь большего, и ты никогда не будешь одинока. Пожалуйста, пойдем со мной. Я буду… – мой голос сорвался, по щекам покатились слезы. – Я буду твоей ивой. В этот миг она разбивалась на части, но я была рядом. – А теперь мы можем пойти домой? – спросила я. – Ее дом здесь, – возразил отец, но я знала, что он ничего не понимает. Правда заключалась в том, что у моего отца никогда не было дома. Дом – это не крыша над головой. Это ощущение тепла. Вся жизнь Курта Гейбла прошла в холоде. Я его проигнорировала. – Мама? – Да, – наконец прошептала она. Это короткое слово было таким маленьким и деликатным. – Пойдем домой. – Хочешь взять какие-то вещи? – спросила я. – Нет. – Она покачала головой и сжала мою руку. – У меня уже есть все, что мне нужно. Мы вышли из дома, пока папа кричал нам вслед: – Ты совершаешь огромную ошибку! Ты вернешься ко мне, Камилла! Ты всегда возвращаешься! Я – вся твоя жизнь! Я тебе нужен. Его слова были жалкой ложью. Он был эгоистичным и злым, в то время как моя мама… Продолжала идти. Она продолжала держать шаг, пока он изо всех сил пытался сломить ее дух. Она продолжала идти. Каждый шаг делал ее сильнее. Каждый шаг приближал ее к лучшему будущему. А крошечный уголок в моей душе, предназначенный для отца?.. Он полностью исчез. * * * Когда мы добрались до бабушки, она открыла нам дверь в ночной рубашке и вопросительно приподняла бровь. Затем ее взгляд переместился на маму с чемоданом в руке. – Все в порядке. Она улыбнулась грустной улыбкой и обняла маму, которая наконец позволила себе разрыдаться в объятиях Мимы. Бабушка крепко прижала к себе свою дочь. Свою родную кровь. Свою первую и главную любовь. Она тихо прошептала ей в волосы: – Все в порядке. Той ночью мы с мамой обосновались в гостевой комнате. Я приняла душ и приготовилась ко сну. Мама вошла в комнату и улыбнулась. Ее улыбка была грустной, но, по крайней мере, она все еще могла улыбаться. Ее мокрые после душа волосы были завернуты в полотенце. Она подошла ко мне и села на краешек кровати. – Ты, должно быть, думаешь, что я глупая и слабая, – робко произнесла она. – Ни в коем случае. – Знаешь, я ведь пыталась уйти. Миллионы раз. Но каким-то образом он всегда находил способ вернуть меня обратно. Он настолько уничтожил мою самооценку – я чувствовала, что ничего не стою. Знаю, глупо верить словам такого человека, как твой отец, но я была так молода, когда мы встретились. Я была молода и растеряна, а он оказался рядом в самое тяжелое время моей жизни. Я обязана ему огромной частью своей жизни, и он любил мне об этом напоминать… напоминать о том, что без него у меня не было бы тебя. – То, что он является частью моей ДНК, не значит, что он имеет право на тебя, мама. – Нет, ты не понимаешь… Шей… – она тяжело сглотнула. – Я забеременела в семнадцать лет. Я была очень проблемным ребенком. Я часто убегала из дома и пристрастилась к наркотикам. Так я и познакомилась с твоим отцом. Так мы и влюбились. – Я об этом не знала. Она кивнула. – Да. Когда я узнала, что беременна, я была в отчаянии. Мое состояние не позволяло мне иметь детей. Я постоянно была под кайфом, почти не ела и с трудом соображала… Разве я могла выносить ребенка? Слезы струились по ее щекам, и она схватилась за край матраса. – Я не думала, что смогу родить. Ради всего святого, я сама была ребенком. Я не знала, что делать, но твой отец оказался рядом. Он помог мне справиться. Он держал меня за руку в самое тяжелое время моей жизни – в тот день, когда на свет появилась ты. В каком-то смысле я понимала, что обязана ему, и он никогда не давал мне об этом забыть. – Он абьюзер. – Нет. Он никогда не поднимал на меня руку, – возразила она. – Мама. – Я покачала головой. – Он подавлял тебя. Он уничтожал тебя морально и эмоционально. Он многие годы кормил тебя ложью, и это не твоя вина. Если бы мне лгали изо дня в день, я бы тоже в это поверила. То, что все эти годы ты оставалась с ним, не говорит о твоей слабости. Это говорит о твоей силе. Но знай, что я здесь только благодаря тебе. Ты вырастила меня – не он. Ты заменяла мне отца, когда его не было рядом. Ты – моя героиня, и у нас все будет хорошо. Она улыбнулась и толкнула меня в плечо. – Когда ты успела стать такой умной? – Вини в этом двух женщин, которые меня воспитали. Мима заглянула в комнату и приподняла бровь. – Вы собираетесь ужинать или предпочтете и дальше плакать, как две глупые гусыни? Я кое-что вам приготовила. – Собираемся, – хором ответили мы с мамой. Мы встали и направились в столовую. За столом у меня зазвонил телефон. Лэндон: Как твое сердце? Я улыбнулась его словам. Я: Все еще бьется. 29 Лэндон Последние сорок восемь часов я постоянно был на связи с Шей: я писал сообщения, звонил и следил за тем, чтобы она не забывала дышать. Ее не было в школе два дня, и, честно говоря, я бы не стал ее в этом винить. Вся жизнь Шей перевернулась. Было понятно, что ей и ее матери нужно время, чтобы прийти в себя. Я: Как твое сердце? Шей: Все еще бьется.