— А… что? — Игорь Василич, я из издательства. Где бы мы могли поговорить? — Да, конечно, — Курчатов с тем же отсутствующим видом ведет меня в маленькую узкую комнатку по соседству, которая является его кабинетом, предлагает сесть и вопросительно смотрит сквозь меня. — Товарищ Курчатов, вам надо срочно сдавать в печать статьи о резонансном поглощении нейтронов и ядерной изомерии. — сразу захожу с козыря. — Что? — Курчатов не верит своим ушам. — Вы же понимаете, что конкуренты не дремлют. — Спокойным, без эмоций голосом продолжаю я. — В римской лаборатории Ферми уже начали подготовку публикации по первой теме, а по изомерии у вас ещё есть месяц-другой. — Откуда вы это можете знать? — Недоумение на лице Курчатова сменяется недоверием. — Что именно знать? О ваших исследованиях или о плане публикаций лаборатории Ферми? — Я не тороплюсь подсекать клюнувшую рыбу. — И то, и другое… А вообще, кто вы такой? — рыба атакует крючок. «Пора! Издалека, не раскрывая, показываю своё красное удостоверение с гербом и выдавленными золотыми буквами Н.К.В.Д. С.С.С.Р.». — Наша группа из технического отдела занимается сбором информации о перспективных с военной точки зрения открытиях и изобретениях у нас в стране и в мире. — моё удостоверение не производит на учёного ровным счётом никакого впечатления, так просто скользнул взглядом. — Стараемся не упустить ничего, что влияет на военную сферу. — Как же ядерная физика может быть связана с вооружением? — неподдельный интерес не скроешь за иронией. — Как выясняется, самым непосредственным образом. — добавляю уверенности в голос. — К более предметному разговору буду готов позже, скажем, через полгода. — А почему вы пришли ко мне, а не к руководству, не в Академию Наук? «Правильный вопрос»! — Понимаете, Игорь Василич, мы имеем представление о, мягко говоря, борьбе без правил в вашей научной среде, — Курчатов понимающе усмехнулся. — поэтому наводим справки о людях, с кем собираемся работать. Да взять, хотя бы, случай с бегством в Америку сотрудника вашего института Гамова. Информация, которую мы будем вам передавать может невольно раскрывать наши источники, поэтому мы будем её передавать непосредственно нужному человеку, а не спускать по научным инстанциям, где возможны не только утечки, но и злоупотребления, кумовство и тд. — Кроме того, — продолжил я, внимательно следя за реакцией Курчатова. — как говорится, нет пророка в своём отечестве, поэтому мы заинтересованы в росте научного авторитета наших людей на международной арене, за этим, я уверен, последует рост и у нас. Так лучше, чем продвигать своих людей в научной среде по протекции, часто это приводит к обратному результату. — И последнее, — завершаю своё выступление. — конечно, вы вправе сами решать воспользоваться или нет моими советами и хотите ли вы, вообще иметь с нами дело, но помните, что это мы делаем не для вас лично, а в интересах государственной безопасности СССР. «Что-то мне подсказывает, что Курчатов скажет да. Солидно спускаюсь по лестнице и проходя мимо давешнего старичка вижу как непроизвольно дергается его правая рука, пытающаяся отдать мне честь». Ленинград, улица Мира 17, КУрсы Командного Состава ПВО, 26 января 1935 г. 18:00 «Умер Куйбышев… откладываю „Правду“ и потягиваюсь. Делаю перерыв и проветриваю комнату, топят у нас нещадно, надо будет прикрыть батарею шинелью. Почти круглосуточный режим работы начинает приносить свои плоды: вчера получил с завода Энгельса четыре медных анода с восьмью полыми резонаторами каждый, четыре катода и восемь медных боковых крышек. На следующей неделе на „Светлане“ обещали выплавить пробные стеклянные (на базе корпусов серийных радиоламп) вводы один для катода, другой- для антенны. Надо быстрее заканчивать чертёж и техзадание на постоянный магнит и просить Валентина Петровича Вологдина изготовить. Рассчитываю выполнить первое включение в середине февраля. Павел укатил в Москву сдавать годовой отчёт. Будет через две недели. За себя оставил молодого парня Ивана Москвина, выпускника электротехникума, со строгим наказом исполнять все мои просьбы. Да он и так бы расстарался, смотрит на меня влюблённым взглядом. Посоветовал ему больше внимания уделять противоположному полу. Так что, всё пока идёт хорошо». «Однако, не у всех. Поразмышлял недавно о новом раскладе сил в руководстве и вижу, что не стать теперь Ежову секретарём ЦК, так как нет вакансии- Киров жив, так же и Чубарю не войти в Политбюро по той же причине». «Но больше всего меня волнует отсутствие вестей от Оли. Как она там? Без неё меня скоро выгонят со службы. Не написал ни одной бумаги»… По коридору забухали тяжёлые шаги, сапоги с подковками, затем деликатный стук в мою дверь и… — Товарищ Чаганов, — заокал знакомый голос бойца Фокина- к вам посетитель. «Молодец, дверь особого отдела открывать нельзя. Открываю дверь сам и тут же закрываю её за собой». — Кто? — Спрашиваю понизив голос, нечего светить моих визитёров. — Девушка, забыл фамилию пока бежал… — также полушёпотом отвечает Фокин. «Неужели? Быстро, закрываю дверь на ключ и спешу за посыльным. Так и есть, Оля! Заметно похудевшая, с короткой стрижкой- совсем по другому стала выглядеть. Делаю знак караульному- пропустить, и с деланным равнодушием здороваюсь с ней». — Ну, как съездили… — громко начинаю разговор и осознаю, что не знаю как её называть, Маша или Аня, ведь паспорт видел только караульный. — Отлично, товарищ Чаганов, — без промедления приходит мне на помощь Оля. — Поздравляю с повыщением. — Кивает на мои петлицы. «Заходим в здание, в коридоре никого- рабочий день закончился. Завожу Олю в свой кабинет, а сам бегом в столовую КУКСа, к которой прикреплено ОКБ. Петрович, начальник столовой, выделяет мне, неведомо откуда у него взявшийся трёхэтажный железнодоржный судок и бегу назад распространяя вокруг божественные запахи рассольника с мясом и пшённой каши с маслом. Вхожу в комнату- Оля, сидит на стуле с опущенной головой. Ничего себе, думаю, неужели научилась спать? Но, тут же вижу её пристальный взгляд из под полуприкрытых век». — Налетай, — локтём освобождаю уголок на столе, Оля хватает ложку, а я сижу с глупой улыбкой и смотрю как она ест. — Ой, а я тут, нечаянно всё съела. — Виновато улыбается она. — Надеюсь, что твой рассказ будет стоить скормленных тебе калорий. — Делаю строгое лицо. — Сейчас уже не уверена, было очень вкусно. Спасибо… — И-и-и… — Выехала в Москву первого января, — начала свой рассказ Оля. — утром следующего дня в Загорск с Ярославского вокзала. В моём первом детдоме выяснила, у узнавшей меня воспитательницы, где жила мать. К вечеру разыскала нашу старую квартиру, поговорила с соседкой, подругой матери. У той сохранилась шкатулка матери с письмами отца. Соседка рассказала, что мать перед смертью в двадцать шестом сильно пила, это я уже смутно помнила, как во хмелю называла меня Аней, по имени умершей в детстве сестры, как жаловалась на судьбу. Переночевала у неё, ночью прочла все письма, отца и других к матери. Из них выяснилось, что отец, Мальцев Алексей Федорович, был секретарём горкома партии Перми в 18-ом году, как во время наступления Колчака оборонял город, попал в плен и был расстрелян. Сестра умерла по дороге в Москву на руках у беременной матери. Поколдовала со справкой об окончании Шалашинской школы- коммуны, что ты мне дал. Подправила даты, имена. Вроде бы вышло неплохо, если, конечно, придирчиво не смотреть. Пятого января была в Перми, сразу без остановки уже на санях в Оханский район, в деревню Шалаши. Побывала в сгоревшем здании опытной станции, где раньше была школа-коммуна, которую после пожара перевели в райцентр и слили с детским домом. «Молодец, серьёзно подошла к вопросу, посмотрела как всё выглядело на месте». — Десятого опять была в Перми. — продолжала Оля- Начальником милиции оказался другом отца, нашёл, что я очень похожа на него, мельком взглянул на мою справку, вызвал секретаря и распорядился выдать паспорт, уточнив дату рождения в изъятых церковных книгах. На прощание расстрогался, пожелал не посрамить имени героического отца. На обратном пути, в Загорске по справке об освобождении получила паспорт на имя Марии Мальцевой. «Я рассказал о своих новостях и планах. Сидим, молчим, думаем». — Ну ты понимаешь, конечно, что эта легенда проживёт до первой формальной проверки, — Голос Оли не выражал никакой тревоги, так констатация факта. — если кто-то захочет проверить мои пальчики в уголовной картотеке. — Понимаю, — У меня вырывается не весёлый вздох. — но, насколько я узнавал, у вольнонаёмных сейчас не берут отпечатков, хотя в будущем это вполне вероятно. — А ты знаешь, — её руки дёрнулись покрутить отсутствующий завиток, — если сравнивать варианты: начать с чистого листа против начать с грузом проблем, в краткосрочном плане, я за первый вариант. Со стороны уголовников, первый вариант лучше, так как исключает утечку от знакомых: Анна Мальцева- восемнадцать лет, никаких сестёр- уголовниц нет, фамилия распространённая. При втором варианте, всё равно вокруг будут сплетничать и информация легко уйдет в свободное плаванье. Кроме того, в шестнадцать лет на эту работу скорее всего не возьмут, даже если закроют глаза на прошлое. В долгосрочном плане- любой вариант будет плох. Уйду за границу, как вариант… — Ну на этом и порешим пока, — говорю с облегчением. — поехали в Лесной, буду тебя устраивать в женское общежитие «Светланы», я уже договорился с комендантом. — Сегодня твоя подруга- улыбается Оля, глаза, правда, напряжённо фиксируют мою реакцию, — дежурила на вахте и выгнала меня из вашей коммуны на Каменноостровском. Не знает, говорит, где ты. Пришлось караулить на входе других девчонок, чтобы твой адрес получить. «Люба… эта может»… — Люба что ли? Какая ж она моя? Не знала, наверное… Только вчера из деревни вернулась… — мой детский лепет был твёрдо проигнорирован. «Это она ещё про Дусю из вакуумного цеха не знает…, пока не знает… Это ж теперь её работа, знать. Да, не всё так однозначно с этим решением»… Глава 7 Москва, Кремль, кабинет Сталина. 2 февраля 1935 г. 18:30 Киров. — Это становится нетерпимым, — глуховатый спокойный голос Сталина резко контрастировал со смыслом произносимого. — даже если в этом письме только десятая часть правды, мы должны заменить охрану в Кремле. Просто из предосторожности. Ты видел как себя вёл вчера на съезде Советов Авель, он открыто сопротивлялся принятию постановления о новой конституции. «Двоякие изменения» у него. Я вообще не припомню, чтобы он возражал или был в оппозиции. Значит имеет серьёзные причины. С другой стороны Петерсон, почти двадцать лет командует охраной Кремля, начальник бронепоезда Троцкого в восемнадцатом, Может не забыл ещё барина? «Есть, конечно, причины для беспокойства». — Заменить гарнизон- это безусловно правильно, — невольно подражаю неторопливой манере речи Сталина. — но на кого? Сейчас это «кремлёвские курсанты»- армейцы. Петерсон, хотя формально он в НКВД, на деле подчиняется ЦИК. Сталин начал новый круг вокруг стола заседаний держа в левой короткой полусогнутой руке потухшую трубку. «На мне репетеруют своё выступление на политбюро». — Вот и получается, что они вдвоём, сговорившись, получают все возможности устроть переворот. — Сталин останавливается и смотрит на меня в упор. — Я понимаю, что ты имеешь в виду. Не будет ли опасной ситуация, когда всю власть в Кремле получит НКВД? Думаю, что будет в будущем, но не сразу. Нам сейчас надо отводить непосредственную угрозу. «Повеселел, пошёл раскуривать трубку. Входит Молотов и бросает ревнивый взгляд на меня, но быстро справляется со своим раздражением и уже приветливо пожимает мне руку. За ним входят Ворошилов, Каганович, Орджоникидзе, Калинин, Косиор, Андреев, Микоян и четыре кандидата Жданов, Чубарь, Петровский и Рудзутак. „Наши“ не сговариваясь сели по правую руку от Сталина». «Неделю назад меня на пленуме Московского горкома избрали первым секретарём. Каганович так долго и косноязычно расписывал мои заслуги и достоинства, что я едва сумел подавить зевоту. Лазарь возглавил НКПС, остался секретарём ЦК и куратором московского метро. Вместо него председателем комиссии партийного контроля становится Ежов. Нужно подыскивать человека вторым на область и город, отдел руководящих партийных органов предлагает Хрущева, но мне этот малограмотный суетливый подхалим не понравился. Знаю, что он выдвиженец Сталина (в память о Надежде, видимо, к которой он втёрся в доверие), но душа у меня к нему не лежит. Вообще, я заметил, что Сталин везде где только можно старается продвигать русские кадры, но иногда это приводит к выбору вот таких прохвостов. Решающее слово в этом вопросе всё равно будет за мной».