М-м-м… Все болит после вчерашнего, точнее Вчерашнего! Неделю бился над программным кодом (запускал с дебаггером, шел пошагово), чтобы понять как это работает и вчера, наконец, понял. Помогла Оля с ее медицинским образованием. Программа- загрузчик, которую подгрузил Антиквар в мой мобильник, формировала пакеты информации, по структуре чем то похожие на интернетовские, а именно, в каждом пакете имелось три иерархических уровня, со своим заголовком и окончанием. Заголовок содержал адрес и некий код, который, видимо, отражал тип передаваемой информации (я сумел выделить коды визуальной, звуковой и командной информации), а окончания содержали контрольную сумму, ограничивая уровень внутри пакета и сам пакет. Каждый двоичный пакет имеет свое место- квадрат в матрице 256 на 256, итого 64К пакетов передаются параллельно. Каждый бит- импульс синего света- 1, нет света- 0, передается за одну миллисекунду. Скорость неплохая- 64 мегабита в секунду. Ну скажем, за вычетом заголовков и окончаний 50 мбит/с полезной информации. Меня грузили, согласно лог-файлу, десять минут. Таким образом, закачали лишь три гигабита информации. Что ж, весьма экономно. Скорее всего, информация была дополнительно сжата. Поразил маленький объем визуальных пакетов- так сократить их можно только если строить изображение не из пикселей, а из более крупных объектов. Чтобы открыть этот доступ к мозгу требуется секретный ключ с невообразимым количеством бит, который я получил безвозмездно, то есть даром (не считать же синяки на заднице от острых кирпичей). Как красиво и гениально просто! Нейроны служат и линиями связи (аксоны, дендриты), и памятью (тело нейрона) и своеобразными раутерами, направляющими пакеты по адресам в их заголовках. С загрузкой пока понятно, а как прочитать память? Человек построен по такой схеме, что он является потребителем информации- зрительной, слуховой, тактильной. Здесь у него широкополосная связь направленная извне вовнутрь, а наоборот, изнутри наружу, линий связи почти нет, не считая речи. Бутылочное горлышко, однако. Но как то иновременники ведь решили эту проблему? Оля предложила считывать электрические потенциалы с аксонов эфферентных нейронов, то есть тех, что передают возбуждение (электрический сигнал) от двигательного отдела мозга к мышцам. Ну не с аксонов как таковых, а с кожи рядом с синапсами этих аксонов. Тут меня осенило- можно использовать мою игровую (каюсь, геймер) перчатку, содержащую матрицу контактов 16 на 16, с мини контроллером, микро-коннектором для скопа и СиЗу. Когда я вижу перед собой цель, то весь мир для меня сужается до тропинки, по которой я бегу: мой хабар- перчатка, плата осциллографа- поиск и запуск программы осциллографа- подключение перчатки- мысленный приказ на сокращение мышцам руки и… Подстраиваю аттеньюаторы, напряженно вглядываюсь в экран, вроде что-то есть- несколько милливольт. Включаю цифровой фильтр, убираю шумы, определенно- есть реакция. Если это заработает, то считать свою память можно будет суток за пять. Кстати, разбираясь с программным кодом, нашел, что информация хранится в теле нейрона (скорее всего в его ДНК, в четверичном коде) в виде связных списков. Каждая запись имеет кроме собственно информации, адрес предыдущей и последующей записи. Поначалу это вызвало некоторое недоумение: связный список, конечно, позволяет экономно расходовать память, удобно для копирования, вставки и удаления записей, связные записи физически могут находиться в разных местах, но ведь и доступ к ней возможен только последовательный, как в накопителе на магнитной ленте. Затем при дальнейшем размышлении подумал, что человеческая память больше похожа на CAM (контекстно адресуемую память), чем на RAM (с произвольным доступом) как в компьютере. Ведь пытаясь что-то вспомнить (формируя запрос) мы формируем контекст (образ, событие), а не метку времени, по которой содержится информация. То есть доступ к памяти возможен не только последовательно, перебирая события во времени (это долгий путь), но и мгновенно, когда образ сразу выводит на нужное место в памяти. «Ну ладно, а теперь- контрольная закупка. Пинг через сеть! Формирую пакет: адрес одного из нейронов, управляющего большим пальцем правой руки (нашел в программе иновременцев, которая формировала сигналы обратной связи, типа- блок информации успешно записан), код информации неважен, скажем- тактильная, и оплаченный груз: „Трубин был тут“. То есть пакет, который я сформировал, визуализируется мобильником, должен попасть через глаза в зрительный от дел мозга, затем в нейрон большого пальца, который будет возбуждаться в соответствии с… Так, надеваю маску, запускаю загрузчик пакетов и чувствую неприятное покалывание в большом пальце правой руки. Срываю маску дрожащей левой рукой, на экране застыла последовательность импульсов. Читаю код по буквам: „Т“, „р“, „у“…. А-а-а! Нобелевскую премию- в студию»! «Перчатку долой, подхватываю Олю на руки, целую. Вдруг вижу огонь, разгарающийся в ее глазах: мол, сам напал- сам и защищайся. Причем тут защита- только нападение». Санкт-Петербург, Каменноостровский проспект. 25-е ноября 2024 г., 20:45. «Медленно движемся по проспекту в сторону дома. Оля- впереди (у нее пропуск-вездеход сотрудницы мэрии), я- за ней по подворотням и дворам. Сегодня проверяли закладку иновременцев на территории Петропавловской крепости. Пришлось немного покопать, малая пехотная лопатка увесисто напоминает о себе при каждом шаге. Нашли место довольно легко, поплутав немного в конце, из-за того что мобильник решили не брать с собой изначально. Клад оказался знатным- все сплошь фламандцы. Понятно- грабь награбленное. А перепрятывали наверное потому, что кто-то вскоре должен был случайно наткнуться на закладку». «Вчера чуть поспорили на эту тему. Оле кажется, что любое изменение сейчас в нашем мире приведет к катастрофе весь мир. Я же утверждал, что ничего подобного с ним не случится. Впрочем, сошлись на том, что жалеть ни о том будущем, ни о нашем мире (если нам удасться откорректировать наше прошлое) ни мы, ни абсолютное большинство людей не станут». «Мы реализуем этот план уже десятый день с того момента как я получил первый пинг. Подгрузил себе в память несколько научных книг (те что оказались в олиной библиотеке) по истории, технике, химии и физике, затем уже скачал образ всей своей памяти на компьютер. Оля также скоро закончит скачивание своей. Существует, впрочем, один вопрос, ответ на который мы не смогли найти. То, что мы задумали- по сложности не идет ни в какое сравнение с тем, что пытались сделать наши иновременцы. Поэтому и времени на эту работу нам потребуется намного больше. Мы даже не знаем сколько его надо: неделю, месяц, год или больше? Захват тела, это- преступление, как захват заложника, какими бы благородными целями это не оправдывалось. Пока сошлись на том, что операция по захвату сознания будет длиться лишь неделю, без возможности её продления, то есть возврат сознания „заложнику“ произойдет автоматически, вне зависимости от наших желаний». «Тут мои мысли переключились на дополнительную юстировку оптической и гироскопической систем. Контролируя время от времени маячившую впереди в метрах двадцати олину фигурку, я завернул во внутренний дворик и быстрым шагом постарался сократить расстояние, одновременно скрываясь от света фонаря на перекрестке с Пушкарской, как вдруг с улицы раздалось рычание двигателя». — Стоять! — послышалось с улицы. Я быстро, как мог, завернул в ближайший проход на улицу и осторожно выглянул из-за угла. В трех метрах от меня, заехав одним колесом на тротуар, стоял БТР, а чуть впереди, давешние «двое из ларца», оттеснив Олю к стене дома. Третий, сидя на броне, с интересом наблюдал за происходящим, держа, впрочем автомат наготове. — Пропуск! — глумливо заорал «одинаковый с лица». Я незаметно переместился в тень кормы БТРа. Оля суетливо полезла за пропуском во внутренний карман пальто, довольно правдоподобно изображая испуг. С ее подготовкой избавиться от этих двух клоунов не составило бы труда, но мешал третий. На этот случай у нас имелась домашняя заготовка. — Погодь, я сам- грубая рука легла на ее грудь. «Чёрт, у неё сейчас картины под пальто»… Удар саперной лопатки по броне прозвучал как выстрел. Двое из ларца отреагировали вполне адекватно, бросившись на землю и отползая под днище БТРа, Оля неслышно юркнула в ближайшим пролом в стене, третий- обернулся на звук и выронил автомат. Я, не скрываясь, побежал через дорогу, стараясь отвлечь внимание на себя. Механик- водитель дал по газам и почти сразу по тормозам, даже не заметив двух смачных хлопков под колесами. Я почти уже добежал до цели, когда, повернувшись, увидел движение пушки БТРа в мою сторону, вспышку и почувствовал страшный удар в спину. Глава 2 Ленинград, кинотеатр Арс, 1 декабря, 1934 г., 14:30. «Несколько тусклых лампочек, зажёгшихся в видавшей виды люстре под высоким лепным потолком кинотеатра Арс (его бы я не спутал ни с каким другим), отделили для меня свет от тьмы и смерть от жизни. Хм, я мыслю цитатами, значит- существую». — Леха, вставай, скорей- коренастый рыжеволосый парень лет двадцати и высокая худощавая девушка с большими зелеными глазами на миловидном лице, обрамленном длинными русыми волосами, схватили меня за руки и потащили по широкому проходу между первым рядом сидений и сценой к большой двустворчатой двери во внутренний дворик. Мы со всего маху врубились в толпу, сгустившуюся у выхода, и гуськом выплыли наружу. «Знакомые до боли места, однако. Так… вижу- хорошо, даже лучше, чем отлично (скорее всего, сказалась оптимизация рецепторов, заложенная в коде иновременцев). Слышу- наверное тоже не хуже, не проверишь же в этом гуле. Вплываем под арку. А, вот включилось и обоняние, тут, пожалуй, лучше бы притупить его: запахи махорки и семечек главенствовали (самые нетерпеливые уже закуривали). Уверенно детектировался деготь от сапог и, неожиданно, — легкий аромат „Красной Москвы“. Это, видимо, от моей соседки справа, продолжавшей держать меня за рукав. Под ногами зачавкал мокрый снег, почти уже стемнело (часа два пополудни?). Операцию мы с Олей планировали на 27-е ноября, подгружаемый образ моего сознания датирован 25-м, хотя надо бы, все-таки, выяснить дату и время поточнее». Толпа вынесла нас на площадь Льва Толстого и быстро поредела. Ввиду почти полного отсутствия какого- либо транспорта, люди сразу двинулись во всех возможных направлениях. — Ой, мальчики, так есть хочется, пошли на выборгскую фабрику-кухню- сказала моя спутница, заправляя выбившийся из под платка локон и почему-то с опаской взглянув на рыжеволосого. — Мальчики? Какие мы тебе мальчики? Мы- без пяти минут инженеры! Совсем, Любка, в городе от рук отбилась. Ну погоди, я не посмотрю, что ты- сестра… — даже притопнул поношенным ботинком мой, как выяснилось, коллега. — Ты… ты, Васька, — Люба аж задохнулась от возмущения (руки согнуты в локтях и прижаты к груди, локон вновь выбился из-под платка) — эти свои замашки брось, я, между прочим тоже скоро стану инженером. — А что, и правда- самое время подкрепиться- решил я вмешаться в семейную сцену. Острое чувство голода, вдруг возникшее у меня, вызвало мгновенное головокружение. — Ну ты, Алексей, даешь- два зеленых, как у сестры, глаза удивленно уставились на меня, — у нас через час смена начинается, да и мы ж вчера карточки в коммуну сдали. «Так, блин, побольше молчи- за местного сойдешь». — Ой, мальчики, а это правда, что скоро карточки отменят? Помощь пришла вовремя, но на всякий случай делаю выражение лица- «никаких комментариев». Василий мельком взглянул на меня, не заметил никаких моих попыток вступить в разговор, приосанился (добрал солидности) и, проигнорировав «мальчиков», сообщил: — Дело решённое, (даже его старый флотский бушлат, казалось, расправил морщины) сам слышал, что с нового года- добавил он приглушив голос. — Хорошо бы, а может пойдем на «Люблю ли тебя?», через пять минут начало- Любе явно не хотелось расставаться (с братом?). — Через час смена… Тридцать восьмой!.. Трамвай!.. Побежали!.. — вдруг заполошно закричал Василий и не оглядываясь припустил за медленно проезжавшим мимо нас двухвагонным трамваем. Чмокаю Любу в щечку (разочарование на ее лице быстро сменяется изумлением) и спешу за своим товарищем. «Надеюсь, что она не восприняла мой порыв как предложение руки и сердца. Вот-вот, порыв. Похоже, молодые гормоны взыграли. Холоднокровней надо, жить мне тут осталось максимум- неделя (вроде бы к такому решению мы с Олей пришли), а дел- минимум на месяц». «А трамвай, тот еще быстрый олень (скорость не более десяти километров в час), мчится, постукивая на стыках, в сторону Петропавловской крепости. На подножках дверей с обеих сторон висят экономные пассажиры. Вася прилип к заднему торцу вагона с трудом уместив свои ступни на поперечной балке на высоте нескольких сантиметров от рельсов, а правой рукой ухватился за зеркало заднего вида. Понятно… симметричная позиция слева- вакантна, хватаюсь левой рукой за держатель зеркала, ноги просовываю в щель между обшивкой трамвая и той же балкой и заглядываю через стекло внутрь вагона. Передо мной пустующее место вагоновожатого (ну правильно он сейчас в передней кабине первого вагона) и далее полупустой салон. Хотел было спросить почему бы не поехать внутри, но тут, наконец-то, рассудок взял верх над порывом и я принялся методично свободной правой рукой инспектировать карманы. Так, никаких денег не обнаружилось от слова совсем, что полностью объясняет мой нынешний способ передвижения. За то нашелся комсомольский билет на имя Чаганова Алексея Сергеевича 1913 года рождения и две сложенные бумажки в нем, развернуть которые, впрочем, одной рукой не удалось.» «Каменноостровский проспект, при ближайшем рассмотрении табличек на домах оказавшийся улицей Красных Зорь, перекресток с Пушкарской улицей- все вполне узнаваемо. Еще более интересно смотреть на людей, как одеты, как ведут себя. Стою, смотрю во все глаза по сторонам. А жизнь-то налаживается. Судя по всему у меня будет и стол и кров (должны же покормить работника в обеденный перерыв, чай не при капитализме живем), ну а завтра с утра двину в справочное бюро (только что одно, стоящее у остановки, миновали) и начну обходить намеченых „прогрессоров“. Буду исходить из того, что мне отпущено семь суток. Именно суток, а не дней, как было и у иновременцев (вселенец в меня не спал совсем). Попробовал на себе- в течении двух суток не спал и не хотелось, работоспособность- высокая. А где двое суток, там и неделя, надеюсь. Вот чего не успели попробовать, так это откат в предыдущее сознание, но всего не проверишь. Хотя если у них вышло, то и у нас получится- код-то тот же самый». С душераздирающим скрежетом и скрипом, заложив лихой вираж влево, наш трамвай затрусил по Куйбышева в сторону Финляндского вокзала. «Васька! Васька Щербаков! Это же мой тварищ, сосед по комнате в коммуне-общежитии и замбригадира нашей учебной бригады второго факультета ЛЭТИ. Смогли, значит, мы с Олей сделать память „хозяина“ доступной для „гастролера“. Идея была простой: хронологически эти объемы памяти не пересекаются, то есть, надо было всего навсего „хвост“ моего связного списка подключить к „голове“ „хозяина“, но в первый раз, когда мы это попробовали, ничего не вышло. Теперь понятно, что надо было лишь набраться немного терпения. Конечно двадцать- тридцать минут на запрос- ответ — это много, но лучше чем ничего. В крайнем случае подумают что я — „тормоз“. А вот что просто замечательно, так это будущая специальность „хозяина“- радиоинженер. Тут я буду как рыба в воде, а как студент- на законных основаниях могу обратиться к декану Валентину Петровичу Вологдину и зав. кафедрой Акселю Ивановичу Бергу, одним из первых в моем „бегунке“. Да, жизнь определенно налаживается. Как это выйдет у Оли? Она считала, что мое появление здесь сразу же сделает невозможной ее попытку. Я убедил ее попытаться, ведь в в случае успеха мы могли бы сделать вдвое больше». Справа показался силуэт купола военно- медицинской академии, черный, на фоне серого питерского неба. «И в медицине я- „чайник“…». Пронзительный свист возвратил меня к действительности. Постовой милиционер, стоящий у въезда на Литейный мост, указывал на нас жезлом и усердно надувал щеки, впрочем, не двигаясь с места. Я скосил глаз на Васю, который и не думал как-то реагировать на ситуацию, всем видом показывая: делай как я. Расстояние между нами и постовым, под мерный перестук колес, понемногу увеличивалось. «Так, свернули налево на Шпалерную, куда это мы направляемся, интересно? Где-то здесь рядом раньше была прядильная фабрика, может туда». Трамвай остановился у Таврического дворца, со скрипом открылись двери и раздался хриплый голос кондукторши: «Дворец Урицкого». Вагоны заметно опустели, два десятка мужчин в военной и полувоенной форме и строго одетых женщин устремились к калитке, ведущей ко дворцу, у которой стояли, проверяя пропуска, два рослых сотрудника НКВД. В вагон поднялся лишь один из двух мужчин, стоявших у двери. Он был очень маленького роста (не больше метра пятидесяти), в галифе, нечищеных сапогах, коротком темном драповом пальто-куртке. Замызганный кожаный портфель в правой руке волочился почти по полу. Второй, сверкнув стеклом очков, крикнул первому в закрывающуюся дверь: «И.П. очень на-на-на тебя надеется». «Малыш», чуть не упав от толчка внезапно тронувшегося трамвая, плюхнулся на боковую скамейку, машинально расплатился с подошедшей кондукторшей и уставился немигающим взглядом в окно. На его чисто выбритом с правильными чертами лице то возникало, то пропадало какое-то обиженное выражение, а в углу рта время от времени возникал пузырек слюны. — Псих какой-то! — мелькнула мысль. — Приехали! — прыгаем с нашей лошадки и оказываемся перед воротами Смольного института. Ленинград, Смольный, третий этаж. 1 декабря, 1934 г., 16:15. — Так, это кто ж такие будут? — остановил нас на лестничной площадке третьего этажа пожилой сотрудник НКВД с одной шпалой на красных петлицах, с напускной строгостью рассматривая нас с Василием и обращаясь к бригадиру электриков. — Михал Василич, так то ж новые электрики, вы ж сами выдали им пропуска третьего дня, — залебезил бригадир- а мы свет идем чинить в калидоре, — и уже нам- покажте мандаты. Мы мигом развернули наши бумажки, но его внимание уже переключилось на фигуристую даму, поднимавшуюся по лестнице. — Светочка, все хорошеете. Давненько, давненько вас не видно было… — Суровый лик грозного начальника замироточил. — Вот умеете вы…. Михал… Василич…, ввести… женщину… в краску- прерывающийся от напряжения низкий грудной голос работницы аппарата, впрочем, не выказывал никаких признаков смущения, как и алый румянец на ее щеках от слов лавеласа в форме не спешил менять цвет. Мой взгляд упал на подпись в пропуске: Комиссар ОО ПП ОГПУ Борисов М.В. (Подпись), 29 ноября 1934 г. — Так красный цвет же вам к лицу…