— Пришлось срочно мотнуться по делам в Детройт. Дела, дела… Кстати, что там у Гольдмана с матерью? — Хорошо, что ты нашёлся. Сёмы нигде нет, я сам звонил ему домой. Его мать ответила, что он ещё не приехал из командировки. — Ну ладно, я еду обратно в Чикаго. В Нью-Йорке буду в конце недели. Автомат, не получив монеты прерывает разговор. «Так даже лучше… больше от меня никаких подробностей не будет. А вот от Андрея я получил информации в достатке. С матерью Сёмы всё в порядке- значит, обманывая меня, на подставу шёл осознанно. Звонок Боева в отель говорит, что их действия были скординированы- просто надо было срочно выяснить мои планы в тот момент. И то, что куда-то делся Гольдман- вполне логично: надо переждать, выяснить обстановку. Мне, в общем-то, тоже не мешало бы уехать из Чикаго, тем более что коммерческий директор, переведённый на сдельную оплату и самовыпас, будет землю носом рыть. Хорошо… завербовал двух агентов с утра- весь день свободен. А пока (времени до вечернего поезда полно) не грех сходить на экскурсию, а если повезёт, то и на футбол. Здесь, не так далеко… стадион „Стагг Филд“ (в подтрибунном помещении этого стадиона был построен первый ядерный реактор „Чикагская поленица“)»… Детройт, железнодорожный вокзал. 6 октября 1935 года, 07:00. — Здорово, Алексей, — в руках высокого плечистого Василия Грозного, подхватившего мой довольно увесистый чемодан, набитый технической литературой, кажется пушинкой. — как доехал? Хорошо? Ну, двинулись. Представитель ГАЗа как ледокол мощно рассекает рассекает плотно спрессованную суетящуюся толпу на перроне, создавая за собой разрежение, в котором плыву за ним я. «Хорошо, что вчера догадался позвонить Василию, чтобы он меня встретил на вокзале: поймать такси сейчас будет затруднительно. Заодно попросил создать себе алиби, что, мол, я в Детройте с утра субботы, если будут звонить из Амторга. Грозный пообещал. Понимает, что человек я непростой, дела могут быть и тайными». Вчера во время футбольного матча двух студенческих команд заглянул в помещения под западной трибуной (дежурный у входа соблазнился зрелищем и бросил пост). Практически сразу за раздевалками наткнулся на двустворчатую дверь, на которой краской по трафарету был написан номер телефона. Сквозь ручки створок пропущена крупнозвенная цепь, замкнутая массивным навесным замком. Потянул за ручку и в образовавшуюся щель увидел большой зал с высоким потолком, забитый всяким хламом: обломками старых стендов и зрительских сидений, обрывками растяжек. «Похоже, что это помойка и станет колыбелью атомной бомбы… или не станет»…. На вопрос с кем можно поговорить об аренде помещения, мелодичный голос в трубке, посоветовал обращаться лично в хозяйственный отдел Чикагского университета. То есть, нет никакой управляющей компании, хозяйственно-финансовую деятельность можно было бы мониторить законным образом через запрос. Финансы университетов обычно совершенно непрозрачны. «А здорово могло получиться: сидишь в Москве и ждёшь, когда в отчёте появится нужный договор аренды». Пересекаем по прямой центральный зал вокзала. Цокот сотен подковок по гранитному полу, многократно отразившись под куполом высокого потолка, создаёт ощущение игры сотен ударных инструментов. Вся привокзальная площадь уставлена автомобилями. Также вчера в разговоре попросил Грозного найти мне ещё пару прицепов К-78, таких же что были доработаны для РЛС. Хочу использовать их для мощных радиостанций и моей будущей засекречивающей аппаратуры, тоже с кондиционером, креслами и монтажными шкафами. Решил использовать на это те самые четыре тысячи долларов, что обещал Боев. «А что, слово- не воробей»! Смотрю на улыбающегося Василия, полной грудью вдыхающего воздух, напоённый выхлопными газами, и начинаю переосмысливать свои гринписовские взгляды- сейчас время разбрасывать камни, время покорителей природы. Выбираемся на ровный как стол хайвэй и несёмся на юг в Дирборн, вотчину Форда. — Нашел я для тебя, не просто дил, — кричит Грозный мне, сидящему рядом, на секунду оторвавшись от дороги. — дилище. За три тысячи, два прицепа с кондиционерами, вентиляторами, монтажными шкафами и креслами. «Нормально… даже отлично. Остаётся ещё тысяча… куплю осциллографы, тестеры, паяльники, наконец». — Спасибо, Василий, что б я без тебя делал. Сейчас приедем буду звонить Боеву, он мне обещал подкинуть четыре тысячи долларов. — Что-то на него непохоже, — недоверчиво усмехается водитель. — у того прошлогодний снег не выпросишь. Звонил он мне сразу после тебя, спрашивал где ты. И ещё один интересовался, тот щуплый- переводчик твой Семён. — Тоже звонил, что ль? — Ну да… Сказал им, что ты уже поехал обратно в Чикаго. — Спасибо… ты мне лучше расскажи как тебе удалось прицепы-то найти. — Лью бальзам на душу другу. Василий расцветает и начинает с подробностями живописать процесс своей «охоты». «Странно всё это… вроде работали до этого сообща, а теперь Боев ищет Сёму и каждый по отдельности- меня». Дорога поднимается на эстакаду и с её высоты перед нами открывается индустриальный пейзаж, нарисованный углём на сером холсте с частым использованием линейки. Между одинаковыми коричневыми кирпичными цехами снуют паровозы, звеня сигнальными колоколами, шипя выпускаемым паром и лязгая прицепленными вагонами, а прямо к самому большому цеху в центре завода, раскинувшемуся своим фасадом на сотни метров, по каналу шёл покуривая и посвистывая пароход. Пока Грозный, захватив мой паспорт побежал оформлять пропуск, оставив меня в информационном бюро, под завязку заставленном автомобилями, спешу к будке телефона- автомата у входа. — Приёмная товарища Боева. — Андрей привет, это- Чаганов. Что нового? — Алексей! — Чуть не закричал секретарь. — Тебя Боев ищет. — Соединяй, за тем и звоню. — Алексей? — Облегчённо вздыхает Боев. — У тебя всё в порядке? Ты где? — Пока в Детройте, — нащупываю в кармане очередной «никель».- пришлось задержаться. Товарищ Грозный устроил мне одну выгодную сделку, собствнно, за этим и звоню. Товарищ Боев, срочно нужны те деньги, четыре тысячи долларов, что вы мне пообещали. — Какие четыре тысячи?… — «Неужели кинет»? — А да, конечно, получите… Я не об этом. Тут такое произошло, Семён Гольдман похитил крупную сумму и скрылся с ней. Вы с ним не виделись с вечера пятницы? «О-па-на! Это что, я парня подвёл под цугундер? Во истину благими намерениями выстлан путь в ад». — Нет не видел. — Отвечаю упавшим голосом. — Хорошо, — прдолжает Боев скороговоркой. — он опаснейший человек, мне тут товарищи из консульства открыли на него глаза. Не доглядел! Он и вся его семья- троцкисты, возможно, он имеет задание на теракт против тебя. Будь бдителен! «А Сёма мне рассказывал, что ты друг их семьи… „Товарищу из консульства“, точно, врать резону нет, хотя и так понятно было кто есть ху и по чьему приглашению Седов оказался в Чикаго». — Так что мне делать-то если его увижу? В полицию звонить? — Нет-нет, беги от него со всех ног и звони мне когда сможешь. — Поспешно возражает Боев. «Ну и что всё это значит? Сёма взбунтовался и хочет отомстить мне за Седова? Да, это возможно, как и то, что из Гольдмана делают козла отпущения… А Боев с „товарищем“ будут рапортовать о нейтрализации Седова и спасении Чаганова? Может быть». Возвращается Грозный с двумя худыми рослыми мужчинами лет тридцати пяти советской наружности в одинаковых с моими пальто и шляпах. — Знакомься, Алексей, — Василий протягивает мне пропуск на шнурке. — наши писатели, путешествуют по Америке. — Илья Ильф, — слабое рукопожатие болезненно бледного человека. — Евгений Петров, — шутливо копирует напарника жизнерадостный бодрячок. — товарищ Чаганов, не хотите пойти с нами на встречу с Генри Фордом? Бросаю вопросительный взгляд на Василия. — Давай, иди, — даёт добро он. — до полудня я занят, а после засядем с тобой за чертёж. — Генри Форд- это голова. — Поднимаю указательный палец вверх, писатели весело смеются, польщённые моим знанием текста «Золотого Телёнка». Усаживаемся втроём на заднем сиденье Линкольна КВ, предоставленного администрацией завода почётным гостям, укрываем ноги медвежьей шкурой и через минуту прибываем к подъезду главного офиса. Оказывается у Форда в компании нет своего кабинета, он циркулирует по заводу, поэтому встеча проходит в кабинете его секретаря, где мы не раздеваясь с трудом размещаемся на спешно внесённых стульях. Генри Форд- худой сутулый старик лет семидесяти в сером отутюженном костюме, белоснежной сорочке и красном галстуке, живо откликнулся на вопрос Ильфа о мини-заводах. — Да, я вижу будущее за такими заводами в сельской местности, — его грубые рабочие ладони с припухшими суставами крепко сжимают металлический наболдашник трости. — на которых будут работать рабочие- акционеры предприятия: в дни кризисов рабочие смогут прокормиться на земле, а в период подъёма будут покупать продукты у соседей фермеров. Без всех этих банкиров с Уолл- Стрита, посредников-кровопийц, которые хотят иметь свою долю в нашем труде, сами ничего не делая. Старик с ненавистью посмотрел на нашего Ильфа, сидевшего напротив него, в рваном носке, выглянувшем из-под задравшейся брючины. «Тут ты, дедушка, попал пальцем в небо… не будет никаких пролетариев- совладельцев и вся твоя компания скоро станет принадлежать столь ненавидимым тобой банкирам. Капиталист, ты, — утопист»… — Господин Форд, — переключаю его внимание на себя. — ваши интересы, судя по вашим словам, лежат далеко за пределами области производства автомобилей. Вы изучаете философию? Религиозны? «Расцвёл, смотрит на меня почти с любовью… Работает третье правило Глеба Жеглова. Религию отвергает… верит в реинкарнацию. Гений- это оказывается опыт, передаваемый новому воплощению, а вовсе не парадоксов друг. И не поспоришь ведь, Чаганов- в какой-то степени моё воплощение в прошлом. Встретились два воплощения. Ильф и Петров аж заёрзали на своих стульях от удовольствия. Утёр нос специальным корреспондентам „Правды“»? Встреча затянулась. Даже подумалось, что дедушка на прощание от полученного удовольствия велит принести соболью шубу или, там, выкатить автомобиль, но обошлось… просто крепко пожал нам руки своей шершавой пятернёй. Писатели всё время встречи делали какие-то заметки, изредка поглядывая на меня. Дирборн, завод Форд Моторс. Позже. Сидим с Василием в его кабинете представителя ГАЗа в информационном центре Форда у центральной проходной и обсуждаем чертёж доработки прицепов. — Нет, простая дверь на петлях здесь не подойдёт, — Грозный подкручивает «чапаевский» ус. — иначе для того чтобы её открыть, всё это место должно быть пустым. Тут нужна стена- гармошка на рельсе, р-раз и нет её… «Это хорошо, наверняка заказчики потребуют для оператора шифровальной аппаратуры „секретную“ комнату, отделённую от радиостанции». — Давай ещё раз пройдем по списку комплектующих. — Василий достаёт приложение к договору и мы погружаемся в него. «Так, стоп. Шины „GoodYear“! Вот оно то, что крутилось у меня в голове со вчерашнего дня»! Давняя история о том, как ФБР не смогло предотвратить утечку в прессу информацию об атомном проекте. Для «Чикагской поленницы» в компании «GoodYear», которая кроме шин занималась производством аэростатов, была заказана резиновая оболочка кубической формы. Закачивая в неё углекислый газ вместо воздуха, можно было сократить уровень поглощения нейтронов на случай быстрого затухания реакции. Слухи о секретных кубических аэростатах пошли гулять по бульварным изданиям. «Вот что надо мониторить- статьи в газетах о резинотехнических изделиях»! — Тебя. — Грозный суёт мне телефонную трубку. — Чаганов слушает. — Алексей, — послышался сдавленный голос Гольдмана. на фоне автомобильных гудков и шума. — наконец-то я тебя застал.