– Нет! Надо подождать! Да и все равно ничего там не видно! – Мне, наверное, будет тебя ни за что не убедить, даже такую полусонную. Она приподнялась и принялась теребить волосы у него на груди. Он смотрел на ее тонкие, длинные руки. Ему нравилось за ними наблюдать и угадывать по их движениям все ее тайные намерения. – Знаешь, я передумала насчет имени, – прошептала она. – Ну-ка, ну-ка. – Как думаешь, может быть, назвать его Тао, как моего деда? – Тао? Это ты сегодня ночью придумала? – Ага, странный сон приснился. Тао по-вьетнамски значит «созидание». Он крепко прижал ее к груди: – Хм… Симпатичное имя, Тао, такое мягкое, кругленькое, нежное… Его можно будет переделать в Тео или в Матео. Но все это напрасные хлопоты, потому что будет девочка. Селина расплылась в улыбке, которая как-то слишком быстро потускнела. Словно защищаясь, она натянула на себя простыню. От матери-вьетнамки она унаследовала маленький рост, холодноватый блеск длинных черных волос, лукавые глаза и мягкий овал лица. – Мне страшно, Вик. – Ну пожалуйста, перестань психовать. И уж тем более не с утра. – Да, но все это так… Крошечная квартирка, а снаружи людская толкотня. Как в огромном курятнике. – А ты что-то имеешь против кур? Она тихо ответила: – У меня нехорошее предчувствие, и оно касается ребенка. Он нежно взял в руки ее маленькие кулачки: – Предчувствие… Опять… – Что бы ты ни говорил, а мне все равно так кажется. Селине все время хотелось, чтобы ее успокаивали. Она с самого начала переживала свою беременность как испытание, как крест, который надо нести. «Ребенок не шевелится, ребенок не дышит, он, наверное, родится неполноценным». Тогда Вик принялся тихонько, нараспев ее уговаривать: – О’кей, значит, надо сделать еще одно исследование. В четыре месяца бывает, что на УЗИ косточки носа не просматриваются. Маленький укол в живот, чтобы набрать чуть-чуть околоплодной жидкости и удостовериться, что у плода нет врожденных заболеваний. Они же не станут протыкать ему голову или дырявить желудок. В наше время почти все мамочки через это проходят. Договорились? – Всегда есть крохотная вероятность, что что-то пойдет не так. – Но она ничтожна! – Ты отвезешь меня в понедельник? Вик чуть отстранился: – Посмотрим, малышка, если смогу. Я ведь всего три недели на службе. Представь себе, что будет, если не явлюсь! – Значит, не отвезешь. Ладно, понятно. Твои кроссовки в стенном шкафчике в ванной. И Селина погасила ночник. Вик хотел было снова начать разговор, но вместо этого вышел ссутулившись. Лучше будет оставить все как есть. Он закончил одеваться, поднял жалюзи и выглянул в окно. С высоты четвертого этажа была видна Сена, телебашня Первого канала и целая армада безликих домов. Странное полотно, сотканное из стали и бетона. Вик надел кобуру и сунул полицейское удостоверение во внутренний карман куртки. В ванной он снова достал из кобуры свой «зиг-зауэр»[3], несколько раз нажал на курок и скорчил зверскую гримасу, а потом, не удержавшись, завел руку с пистолетом далеко назад и, стиснув зубы, беззвучно заорал. Потом погасил свет и снова вошел в спальню: – До вечера, малышка. Он наклонился, чтобы поцеловать жену, но она отвернулась. От ее кожи исходил аромат южного солнца. Вик вышел, ощутив тревожный укол в сердце. Селина останется до вечера в этой тесной конуре и весь день будет размышлять в одиночестве. А потом пролетят пять месяцев, и настанет пора рожать, и на свет появится новая жизнь. Майор Мортье настоятельно советовал ему плотно позавтракать. Но Вик не последовал лукавому совету: не хватало еще, чтобы его вырвало на месте преступления. 3 Четверг, 3 мая, 6:50 Стефан Кисмет сунул лицо под холодную воду, чтобы удостовериться, что окончательно проснулся. Он внимательно осмотрел правое предплечье перед зеркалом в ванной и не увидел никаких следов от уколов. И никаких царапин и синяка под глазом. Он натянул джинсы, футболку и пуловер, такой же черный, как его длинные, спадавшие на спину волосы. Было начало мая, и мрачные стены дома оживляли лучи весеннего солнышка. В глубине гостиной Стефан включил на полную мощность один из электрических нагревателей, а остальные, еще в упаковках, стояли возле переборки. Повсюду виднелись либо запакованные, либо едва распакованные вещи. Случившаяся катастрофа отбила всякую охоту навести порядок или украсить жилище. Его жена Сильвия завтракала в одиночестве, склонившись над чашкой кофе. Свет с улицы золотил ее лицо. Окно у нее за спиной выходило на настоящую стену из дубов и буков, охранявших лесное поместье в пятнадцать гектаров, расположенное в Ламорлэ на Уазе. – Опять началось, – выдохнул Стефан. Сильвия подняла усталое лицо: – Где на этот раз? – В мастерской, в подвале. Я проснулся на голой земле. – В подвале… Ты опять меня оставил одну на всю ночь. – Мне надо было закончить манекен Карлы Мартинес. Это очень важная деталь для съемок в Сент-Уане, сроки поджимают. Я, должно быть, заснул прямо за работой и… – Понятно… – сухо заметила Сильвия. Стефан налил себе кофе и отпил глоток. – Странно все это. Я ведь запомнил свой сон. – Впервые за тридцать один год. И что тебе пригрезилось? – Как тебе объяснить? Я словно все это действительно пережил. Все ощущения как наяву: звуки, образы, даже шум собственного дыхания. До сих пор мурашки по коже! Сильвия быстро на него взглянула: – Я задала тебе вопрос, но ты, как всегда, ушел от прямого ответа. Она встала и поставила чашку в раковину. В углу кот самозабвенно лакал из миски молоко. – Мне пора. Сегодня тяжелый день: надо обойти шесть адресов в Восемнадцатом округе. Раньше десяти вечера меня не жди. Стефан поправил рукава пуловера и почувствовал, что захмелел от кофеина. – Опять так поздно? – Ну и что? Мы тут и так почти не встречаемся. В последние два месяца я все чаще себя спрашиваю, уж не перешла ли я в разряд призраков? – Она бросила на него суровый взгляд и прибавила, поджав губы: – Может, будь у меня голова одного из твоих монстров, ты бы уделял мне больше внимания? Стефан пожал плечами. Сильвия нанесла удар, как молния, способная разрядить за какую-то долю секунды заряд в тысячи вольт. – Дело не в этом. Просто мне нужно время, чтобы забыть. – Забыть? То есть ты полагаешь, дело в том, чтобы забыть? Стефан двинулся к ней, но она отошла к холодильнику, достала кусочек льда и осторожно провела им по губам. – Твои таблетки на буфете, – сказала она, глядясь в карманное зеркальце и поправляя макияж. – Я там кое-что оставила в холодильнике на обед, так постарайся все-таки поесть. Никакой реакции. Стефан не шевелясь впился глазами в свои костлявые руки, и в глубине мутных зрачков мужа Сильвия уловила нечто гораздо более серьезное, чем простая рассеянность. Эту наползающую тень она видела уже много раз и всякий раз пугалась. Стефан принялся рассказывать: – Нынче ночью на мне был рыбацкий костюм Поля, который мне сильно велик. Я этого костюма не видел уже лет двадцать, отец его где-то потерял. Я не помню ни его цвета, ни ткани и не уверен вообще, был ли он. И однако, я сразу узнал заржавленное кольцо на кармане, дырку на клапане и жирное пятно возле воротника. В один миг все это всплыло у меня в памяти. – И что?