В таких местах, все клиенты обязаны носить маски с целью сохранить инкогнито. Мое изделие вылито из латуни и покрыто позолоченной эмалью. Рисунок на изделии имитирует морду льва с оскаленной пастью. А маска ублюдка, за которым я наблюдаю, находясь за стеклом прозрачной комнаты для утех, представляет собой лик китайского огненного дракона – животного, символизирующего императорскую власть. Джин Каан не подозревает о том, что я стою здесь и являюсь свидетелем его безобразной жестокости. Почти свидетелем – у меня нет цели наблюдать за его омерзительными играми и сексуальным актом, мне вполне достаточно слухов и того, что сегодня он посмел ударить моего ангела. Я сделаю так, чтобы он навсегда запомнил один простой урок: любая агрессия в сторону Эмили понесет для него жестокое наказание. От меня лично. И я не боюсь того, что он рассекретит меня. Естественно, он догадается, кто станет виновником его пожизненного увечья, но прямых доказательств не найдет. Я и моя команда сработаем чисто, и это то, чему мне необходимо учиться, поскольку мне еще не раз предстоит закрывать неугодные рты и связывать бунтующим «куклам у власти» руки. Но связать руки Каана – слишком низкая цена за то, как он обошелся с Эмили. В таком вопросе я категоричен, и я намерен сделать то, что каждый день будет ему напоминанием. Я наблюдаю за соблазнительными красотками, что танцуют вокруг морального уродца. Их идеальные тела, намазанные маслом, блестят в свете огней. Каан, восседает на импровизированном троне, медленно потягивая напиток с удивительным составом. Этот наркотик невозможно обнаружить в крови, но он действует очень эффектным образом. У человека, принимающего снадобье, частично пропадет память, теряется концентрация. Он становится податливым, покорным, дезориентированным. Все происходящее кажется ему игрой или сном, перед которой он сохранился. Я замечаю, что Каан подзывает одну из девушек к себе. Он любит причинять женщинам боль, поэтому в руке он сжимает шипованный хлыст. Он с размаху ударяет им по спине девушки. Она визжит от боли, ее бледная кожа обагряется кровью, чему Каан радуется, словно пятилетний ребенок. В следующий момент, жертва подает мне знак, и в комнату входят двое широкоплечих и высоких мужчин – моих ребят. – Кто вы? Я заинтересован лишь в женщинах, – едва заметно шевелятся губы Каана, в то время как глаза затуманены белесой поволокой, а мозг явно витает где-то в несуществующих мирах. – Что вы делаете? – один из моих посыльных резко хватает его за руку. За ту самую руку, какой он посмел ударить Эмили. Если бы он коснулся ее ногой, языком или своим жалким половым органом, я бы избавил его и от этих конечностей. – Господь Бог, – одними губами отвечаю на его вопрос, прежде чем на пол игровой комнаты прольется уже кровь того, кто и сам является палачом. Наш мир – это зеркало. Если ты палач, то рано или поздно, ты станешь его жертвой. Только на мне эти правила не работают. Я тот, кто рисует зеркало. Эмили Весь следующий день я провожу на учебе и на танцах. Возвращаюсь домой чертовски уставшей, и уже не знаю, стоит ли мне встречаться с Леоном. Я падаю на кровать, и только потом замечаю на ней серебристую коробку. Открываю, предвкушая посылку с косметикой или подарок от очередного поклонника, но тут же роняю ее на пол, едва замечая содержимое. Крышка слетает в сторону, открывая моему взору то, что хранится в коробке. Рвотный позыв сдавливает горло, я со всех ног бегу в туалет. Потом еще долго смываю в недра унитаза содержимое своего желудка. Не могу поверить в то, что там лежит то, что я увидела. Может, это восковая рука? Или торт? Не может же это быть настоящей рукой Джин Каана. А узнать ее по кольцам с китайским иероглифами не так трудно. Пребывая в тумане, возвращаюсь в комнату и снова заглядываю вглубь коробки. Да, там действительно лежит рука. Отрезанная от живого человека, рука, мать его… Боже, а вдруг, Леон убил его? Расчленил на кусочки? Или все-таки просто отрезал руку? Даже не знаю, что хуже. Что ты творишь, Леон? «Каждого, кто причинит тебе боль, ждет наказание. Я прислал тебе это не для того, чтобы напугать, а чтобы ты знала: каждый, кто пытается посягнуть на мою территорию, сгорает в адском огне и превращается в пепел. Запомни, мотылек. Я единственный кто может причинять тебе боль. Только самую сладкую боль, которая никогда не сожжет твои крылья. Ты готова полетать снова?» Прочитывая последнюю фразу, я ощущаю, как схватывает солнечное сплетение. Прямо как тогда, когда он качал меня на огромных качелях над пропастью. Все его письмо – сплошная отсылка к нашей зарождающейся истории. Прямо-таки любитель ребусов и головоломок. Но отрезать человеку руку – безумие. Зачем он это сделал? Как мне с этим быть? Мне становится так плохо, что я едва стою на ногах. В голове не укладывается, кажется, будто я нахожусь в бредовом психоделическом кошмаре. Да, Джин Каан больной на голову садист, но Леон… чем он лучше, после этого? Разве это поступок адекватного человека? Трясущимися пальцами, с глубокой благодарностью за то, что они у меня есть, набираю сообщение: «Зачем ты это сделал? Это слишком жестоко». Leon: «За последние триста шестьдесят пять дней этот человек задушил около пятнадцати женщин. Двоих избил до смерти. Еще три покончили с собой сами, после того, как он выбил им зубы и сломал ребра. Ты уверена, что здесь уместна жалость?» Мотылек: «Сегодня я не хочу с тобой видеться. Ты меня пугаешь». Leon: «Я ни о чем не жалею, принцесса. Если он доберется до тебя не только своими грязными руками, то я его кастрирую». * * * Я не нахожу в себе сил ответить Леону. Все зашло слишком далеко. И даже не знаю, что на такое вообще можно ответить. Одна часть меня, пожалуй, та, в которой я сама не хочу себе признаваться, глубоко удовлетворена тем, что мой обидчик наказан. Джин Каан избил меня, наследницу фамилии Моран, посреди белого дня, просто потому, что он считает, будто ему дозволено все. Просто, потому что он кайфует, избивая невинных женщин. Должен ли он был получить по заслугам и понести наказание? Определённо. Но лишить его руки… если Леон способен на такое жестокое зверство в духе средневековья, то я не знаю, чего лично мне ожидать от Голденштерн. В ту ночь, после гонки, мне показалось, что я узнала его настоящего. Но сейчас убедилась в том, что он показал мне лишь одну грань своей личности. Возможно, лучшую свою часть. Все остальные грани по-прежнему остаются тайной, покрытой бесконечно прозрачными зеркалами его серебристо-серых глаз. Я не могу их не вспоминать. Не могу не думать, не могу не скучать. Все эти «но» между нами буквально душат меня изнутри, окончательно закольцовывают жуткий призрачный лабиринт, жертвой которого я оказалась. Едва дыша, я направляюсь в комнату моей матери. Девяносто процентов времени она думает только о себе и своем бесценном положении в обществе, но иногда, мечтаю подойти к ней и увидеть те самые десять процентов, в которых я узнаю бесконечно любящую и принимающую меня мать. Мне не к кому пойти, не с кем посоветоваться. Бесконечное одиночество толкает меня на откровенный разговор с Сильвией. Оказавшись у спальни матери, замечаю, что дверь слегка приоткрыта, а из комнаты доносится отчетливый голос отца. Родители о чем-то бурно спорят, и, услышав свое имя, я недолго борюсь с искушением. Спрятавшись за статуей ангела, играющего на арфе, прислушиваюсь к оживленному разговору родителей. – Я не понимаю, что происходит! Разве мы ожидали подобного? – на высоких тонах нагнетает обстановку мама. – Ты видела новости? – строгим тоном осаждает ее отец, имея в виду закрытые новостные каналы для высокопоставленных лиц. – Видела, – тяжело вздыхает Сильвия. – Это правда? На Джин Каана было совершено покушение? Ему отрезали руку? Но как это возможно, с его охраной? Будет ли наша дочь в безопасности рядом с ним? – Мне удалось кое-что выяснить. Он не доверяет своей охране и не берет их с собой в места, которые порочат его имидж благочестивого джентльмена и будущего правителя. Он предпочитает скрывать эту часть своей личности от посторонних и на корню прерывать распространение грязной правды о нем, Сильвия. Именно поэтому мы так долго не знали, на какую незавидную судьбу обрекаем дочь. И весьма на короткую судьбу. Тем не менее, все тайное становится явным, и жесткая правда всплыла на поверхность. Каан – жестокий человек. Омерзительно жестокий. За последние часы, после новости, моим людям удалось выяснить, что он убивал своих любовниц голыми руками. А до этого насиловал, выбивая им зубы и ломая ребра. Одной он отрезал язык, потому что его не устроили ее оральные ласки, – после этих слов, мама начинает рыдать в голос, а у меня затылок покрывается инеем. Рвотный позыв вновь подступает к горлу. – Теперь, когда он лишился кисти руки, у нас есть возможность отменить их помолвку с Эмили. Если бы я знал, какой он человек, я бы не допустил ее вовсе. – Разве у нас был выбор, дорогой? Он потребовал Эмили в уплату огромных долгов, которые наши предки скопили еще в эпоху сухого закона. Мы считали Каана хорошим вариантом, мы не виноваты, что не знали всей правды. Я иногда так требовательна к Эмили, но я так сильно люблю ее, милый. Я умру, если с нашей доченькой что-то случится, – мне даже не верится, что эти слова вылетают из уст моей матери. – Но теперь знаем, Сильвия. Наша задача – не допустить этот брак, иначе не пройдет и месяца, как от нашей дочери ничего не останется. – Но что мы можем сделать? Какие у нас варианты? – У нас есть наш проект. Инновационные разработки, и то, что мы можем теперь предложить Каану – уникально в своем роде. А сейчас, ему и вовсе это необходимо, – совершенно не понимаю, о каких таких тайных разработках говорит отец. Возможно, имеет в виду один из своих бизнесов под грифом «строго секретно». – Наш проект и предложение его Каану не дает гарантий того, что он согласится. Нет гарантий, что он откажется от Эмили. И не лишит нас всего. На другой чаше весов – тот факт, что она может пострадать от его рук. Я не знаю, я так запуталась. – Ты не хочешь терять наши деньги и статус. Но я совершенно точно не хочу терять нашу дочь. И я готов рискнуть. – Но ты же знал, что ей будет несладк в Китае, вдали от нас, и был согласен на брак! – мама явно мечется между двух огней, с трудом справляясь со своей пожизненной биполяркой. – Но я понятия не имел, что отдаю дочь на верную смерть, – властным тоном рявкает в ответ папа. – Я думал, Каан – благородный джентльмен, как и его отец. Но Каан старший вырастил настоящее чудовище. Не знаю, кто осмелился лишить Джин Каана конечности, но этот человек гений. И, наверное, уже труп. И мысли вновь уводят меня к Леону, за которым теперь незримо стоит сама смерть. Если Каан знает, кто его изуродовал, то он найдет способ отомстить Леонелю. – Ох, милый. Я не знаю, что нам делать. Мы можем только надеяться на то, что Каана заинтересует наше предложение, – вновь всхлипывает мама, мечтающая усидеть на всех королевских стульях сразу. – Я вижу, как наша дочь несчастна, когда я завожу разговор о свадьбе. Но если не Каан, то кто? Возможно, нам стоит подумать о Драгоне Голденштерн? Они дружат, неплохо ладят. Семья Голденштерн влиятельнее Каанов. Да и дочь была бы рядом, стань она женой Драгона. Мы должны были изначально так поступить и заручиться защитой семейства Голденштерн. – Драгон не чист кровью, не забывай. Некая крайняя мера, – тяжело выдыхает отец. – Но мы могли бы что-нибудь придумать. Мне бесконечно дорога моя дочь, и я не позволю отдать ее в лапы зверя. Все наши дети заслуживают счастья, а главное – они должны прожить долгую жизнь и продолжить наш мощный род. – И все же, если у нас не останется выбора, дорогой? Если Каан не пойдёт на диалог? Что мы будем делать тогда? – Я не знаю, Сильвия. Наш козырь в рукаве – это закрытый проект, равных которым нет во всем мире. За ним наше будущее, я искренне верю в то, что он сделает нас всесильными. Сама понимаешь, почему, – загадочным тоном подводит итог отец. * * * – Хватит мне звонить, – отклоняю очередной звонок от Дэмиана, и наконец, кидаю его в блок. Я все еще не уверена, что нам стоит продолжать общение. Обычно, вода и парусный спорт помогают мне вернуться в наполненное состояние и прийти к правильным решениям. Только я, Драгон, вода и наша небольшая яхта «Ундина». Вообще, она принадлежит Драгону, но мы часто ходим под парусом вместе, потому что она больше всего откликается мне в управлении. Под плавным скользящим ветром, паруса раздуваются и начинают пульсировать, направляя яхту на свой путь сквозь воды реки Потомак. Солнце окутывает палящим теплом, а бриз морского воздуха приятно обдувает лицо. Но не только ощущение ветра и соленой воды делает меня счастливой сейчас, но и присутствие Драгона, ощущение его постоянной поддержки. В воде я всегда ощущаю его своей опорой, и сливаюсь в танце с мужской силой, учусь принимать помощь и советы своего авторитета. Он старше и опытнее меня, очень многому в этом спорте обучил именно Драгон. Мы всегда мечтали отправиться в дальнее путешествие на парусной яхте вместе, хоть и всегда понимали, что это невозможно. Звуки ветра, легкий шум волн, пение чаек… рассекая спокойные воды, мы взаимодействуем с парусами, подстраивая их под направление ветра и управляем рулем, сохраняя курс, ведущий из яхт-клуба «Александрия» в город.