Ханна Мурфи не успевает ответить мне, поскольку в не закрытый кабинет врывается человек. На мгновение, мне кажется, что стены и пол вокруг сотрясаются, словно весь город оказался в плену землетрясения. Это мужчина, что хорошо мне знаком, несмотря на то, что я его совершенно не знаю. Подпрыгнув на месте, я резко прижимаю к груди платье, пытаясь прикрыться, но тот, кто занимает фактически всю ширину дверного проема уже во всю испепеляет мое тело своим прицельно-лазерным взором. – За дверь, Ханна, – низким, роботоподобным голосом отдает приказ Каан. В нем нет тепла и глубины, эмоций и жизни, только равнодушие с оттенками ощутимой жестокости. Ханна поспешно закрывает дверь с другой стороны медицинского кабинета. Мы с Джин Кааном остаемся наедине. Наверное, мы смотрим друг на друга всего лишь несколько секунд, которые кажутся мне вечностью, учитывая мое обнажённое и весьма уязвимое положение. Я чувствую себя так, словно вышла на главную площадь города абсолютно нагой и беспомощной. В то время как, Каан уверенно приближается ко мне, не отрывая от меня взгляда выразительных карих глаз. Очевидно, что у него не типичная внешность для представителя его национальности, несмотря на то, что все основные черты сохранены: высокие и впалые скулы, симметричные и скульптурные черты лица, темные волосы, контрастирующая с довольно светлой кожей. В строгом костюме «тройка» Каан выглядит дипломатом, несмотря на то, что взгляд у него совершенно не является дипломатичным. Мне становится дурно от одного лишь взгляда в глубь этих темных стеклянных дыр, искрящихся красными всполохами гнева и злобы. Кажется, что внутри них живет бесконечный мрак и сейчас он явно не дремлет, а встает на дыбы. Словно дьявол внутри мужчины отчаянно борется за освобождение, хоть и сознательная его часть пытается приструнить дикого зверя. – Не лучшее время для визита, мистер Каан, – смею нарушить молчание, установившееся в кабинете с его внезапным вторжением. Страшно ли мне? Конечно. Я сильнее прижимаю к себе платье, когда Каан начинает взглядом обжигать мое тело, разглядывая меня словно шлюху с витрины красных фонарей. – Молчать, потаскуха, – с ярко выраженным китайским акцентом рявкает Каан. Я замираю от ужаса, не в силах осознать происходящее. Просто не успеваю, потому что следом за оскорблением в меня летит мощный удар – не долго думая, Каан со всей дури шлепает меня по лицу. Не удержав равновесие, я падаю на пол, отлетая в сторону, к батарее. Еще бы чуть-чуть и я могла рассечь голову об острый косяк. Опешив от скотского поступка своего будущего, мать его, супруга, я даже не чувствую боли. Это полное состояние аффекта и желание резко отключиться от реальности, лишь бы не проживать подобное унижение и всепоглощающий меня страх. Потому что взгляд у Каана такой, словно он готов… нет, не убить меня. А с удовольствием истязать физически, наслаждаясь трепыханием жертвы. Это взор живодера, что кайфует, когда отрывает крылья порхающим бабочкам, а не человека. Быстрая смерть была бы милостью с его стороны. И это я прочитала в его зверином, диком и получающем удовольствие от лицезрения женского унижения, взгляде. – Ты чудовище, – собрав себя по кусочкам, смело заявляю я, поднимая на него взгляд. Я не отведу глаз, не посмею. Ни за что на свете, я не покажу свою слабость и страх. А мне страшно. Очень страшно. Мне хочется оказаться в объятиях скалы, под непробиваемой защитой. В полной безопасности. Так хочется, чтобы рядом был тот, кто готов наказать любого, кто посмеет обращаться со мной подобным образом. – Думаешь, что это сойдет тебе с рук? Я думала, что ты управляешь быстроразвивающийся страной и не страдаешь комплексом неполноценности. – Мои невинные привычки всегда сходят мне с рук, милая, – отзывается Каан, обхватывая мой подбородок и сжимая его до боли. – Какая бы «принцесса» ни была рядом. Их папочки не могут их защитить. А твой и вовсе отдал тебя мне в супруги, и не сопротивлялся, увидев во мне хорошего мужа. Я могу быть очень порядочным с уважаемыми в нашем мире людьми. Но не с такими шлюхами, как ты, – клацая зубами, выдает свою гневную тираду Каан. А я не могу поверить в то, что и есть мой будущий муж. Я слышала, что он строгий, даже жесткий, но вполне справедливый человек с несколькими образованиями и большой тягой к спорту. Да вот только никто не сказал мне, что этот спорт заключается в использовании женщин в качестве боксерских груш. – Теперь, когда наше знакомство состоялось, на наш союз можешь не рассчитывать, – я пытаюсь встать, но он вновь вмазывает мне по лицу и губе, отчего моя голова дергается в сторону. Проведя языком по губам, я отчетливо ощущаю металлический вкус крови. – Думаешь, у тебя есть выбор? Если я захочу – будешь моей, – ставит свои условия Каан. – Я буду выбирать. Нужна мне грязная потаскушка, раздвигающая ноги по первому зову, или нет. Я очень ценю верность, милая, и кажется, у нас с тобой разные ценности. Здесь поможет только воспитание, – ухмыляясь, Каан вновь замахивается на меня, но я успеваю увернуться. Его ладонь бьет по воздуху, отчего он теряет равновесие и выглядит даже неловко, вызывая у меня приступ злорадного смеха. – Смешно тебе, дрянь?! – взвывает мужчина, обхватывая мое горло широкой ладонью. Меня трясет, слезы обжигают веки, пока я смотрю в залитые кровью глаза Джина Каана. Помощи, я так понимаю, ждать не от кого. Но за что все это? И нет ни одной причины, которая бы могла позволить ему вести себя так со мной подобным образом. Внутри все сжимается, горло печет и ощущается перекрытым. Легкие пустеют, заставляя меня биться в конвульсии и содрогаться всем телом. Паника стягивает меня дьявольскими силками, я понимаю, что могу умереть прямо сейчас. Какая нелепая, глупая смерть. Каан, очевидно, не собирается так быстро со мной прощаться, поэтому ослабляет хватку. Я не могу прокашляться, а каждый порыв прочистить горло, заканчивается тем, что я боюсь выплюнуть легкие. – Я скорее умру, чем стану твоей женой. С радостью расторгну помолвку, если тебя что-то не устраивает, – осипшим, но уверенным тоном произношу я. – Есть сомнения в твоей невинности, – фыркает он, окончательно резко отпуская мою шею. Наверное, Ханне стоило огромных усилий решиться на это и прервать наш тет-а-тет. Доктор возвращается в кабинет. Видимо, чувство вины и женская солидарность берет над ней верх, и она надеятся, что в присутствии свидетеля Каан не будет совершать насильственных действий. – Мистер Каан, вы сами просили меня предоставить вам эту информацию. Девушка невинна, – Джин бросает на Ханну беглый взор и презрительно кривит губы, вновь глядя на меня. – Наличие девственности не говорит о ее невинности, – выплевывает он, словно прекрасно знает о том, что именно Лео вытворял со мной на капоте машины. Порой секс у людей не бывает таким горячим, как наши влажные игры. – Убирайся, пока тебе не досталось. И только попробуй кому-нибудь разболтать – убью, – шипит он, обращаясь к доктору. За это время я успеваю встать с пола и даже нырнуть в платье, которое сейчас ощущается как стальные латы. – Я хочу расторгнуть нашу помолвку, – привлекая внимание Каана, твердо обозначаю свои намерения. Кровь течет из садины на скуле и губ, я буквально захлебываюсь жидким железом, но состояние шока и инстинкт «бей в ответ» помогает мне держаться достойно. – Прямо сейчас! – Твоя семья в долгах, – ухмыляется Каан, поглаживая костяшки своих пальцев, словно гладки воображаемый кастет. – Вы станете рабами. Вас сотрут с лица земли, – одержимым тоном несет мужчина. – Ты будешь моей, милая, – вновь приближаясь ко мне, он медленно ведет большим пальцем по моему рту, размазывая по губам кровь. – Такая красивая. Шлюхи всегда красивые. Как ни крути, это мой типаж. – Давай, – с вызовом предлагаю я. – Ударь меня еще раз. Ударь, слабак и ублюдок. Вперед! Только предупреждаю: ты очень сильно об этом пожалеешь, – мне хочется разорвать его голыми руками, превратить в прах и развеять над пропастью. Просить много не приходится. Каан бьет меня с такой силой, что я падаю на пол. Не успеваю опереться на руки и встать, как мужчина наступает ботинком мне на голову. В ушах звенит, перед глазами темнеет. Подобного унижения я никогда не испытывала. Ему ничего не стоит запинать меня своим тяжелым ботинком, сломать челюсть и ребра. Он хочет сломать куклу, которую планировал купить, переодевать ее в красивые платья, и долго насиловать. – Ты пожалеешь об этом, клянусь тебе. – Почему же? Что ты мне сделаешь, милая? Мои возможности безграничны, – он убирает тяжелую ногу, позволяя мне встать. Я сама не понимаю, откуда во мне есть силы самостоятельно подниматься. Меня бьют, я летаю… и это больше, чем красивые слова. – Твои возможности ограничены Богом, как минимум. – А если я скажу, что я истинный дьявол? – Дьявол не самоутверждается за счет причинения боли слабым. На это способен лишь жалкий ободранный черт, – пренебрежительно заявляю я. Надо сбить корону с этого ублюдка. Не знаю, что он вытворял на родине со своими женщинами, но здесь, за подобное, ему светит тюрьма. Конечно, деньги и власть решат все, но мне хочется верить, что мой отец наделен не меньшими ресурсами, и выбор мне в женихи Каана – всего лишь недоразумение. Искренне хочется верить в то, что родители и не подозревали о том, что он больной на всю голову. – У светловолосой дорогой сучки острый язычок, – он вновь похлопываем меня по лицу, не боясь испачкать ладони кровью. – То, что мне надо. – Кстати, я принес тебе подарок на наше свидание. К сожалению, у меня появилась срочная деловая встреча, поэтому на сегодня ты свободна, – с этими словами, Каан вручает мне подарок – коробочку от именитого бренда, в которой наверняка прячется очередная побрякушка, которая никогда не покроет то, как он себя проявил. Мне не надо подарков. Я не даю вторых шансов. С этим человеком мне все ясно, осталось лишь понять, как от него избавиться. Потому что меня не покидает совершенно стойкое ощущение того, что он не даст мне спокойной жизни, даже если я чудом расторгну нашу помолвку. Даже если пересплю со всеми парнями в округе, он не откажется от такой красивой и дорогой куклы. – Это браслет к тому кулону, что я отправлял на твой день рождения, – поясняет Каан, но я уже его не слышу, представляя как наматываю браслет на его шею и перекрываю ему кислород тоненькой цепью. Мне хочется швырнуть побрякушку в его лицо, но я просто не успеваю этого сделать, потому что он разворачивается и направляется к двери, напоследок бросив: – Наша свадьба через два месяца. Во что бы то ни стало. И не делай глупостей, милая. Не гневи меня, это заканчивается вспышками моей агрессии. Если не будешь меня злить – будешь самой счастливой женщиной на свете. И не расстраивайся. До свадьбы заживет. – Пошел к черту! – истошно кричу я, кидая в него браслет, но он попадает в захлопнувшуюся за Кааном дверь медицинского кабинета. Отчаяние и злость застилают взгляд, я тяжело дышу, пытаясь переварить все, что произошло. Обнимая себя, падаю на кушетку, едва сдерживая слезы. Инстинктивно достаю телефон, что дал мне Леон, и набираю короткое сообщение с фотографией своего опухшего, окровавленного и изувеченного лица. Мотылек: «Я больше не чувствую себя в безопасности. Что мы наделали? Мне так страшно». Леон: «Кто это сделал?», – тут же приходит короткий ответ. Мотылек: «Ты знаешь», – бросаю я. Эмили Мама ожидает меня в холле жилого комплекса, неспешно попивая Prosseco и закусывая его клубникой. Странно, обычно она не ест столько сахара за один присест. Заметив меня, Сильвия радостно спешит ко мне навстречу со словами: – Эмили, я так счастлива, что ты не опозорила нас с отцом, судя по результатам заключения врача. Каан сказал, что не будет отменять свадьбу, – воркует мама, не замечая, что случилось с моим лицом. Да, я умылась, но ссадина не проходит за пару минут. Ханна заклеила мои ранки телесным пластырем и замазала синяки, но при тщательном рассмотрении, можно заметить все, что нужно – если захотеть это увидеть. И к моему удивлению, мама не сразу, но замечает. – Ох, дорогая. Что это с тобой? Ты упала? Ты в порядке? – в ответ я смешиваю ее уничтожающим взглядом и молча разворачиваюсь к выхожу из здания. Я чувствую себя так, словно по мне танком проехались, но отменять занятие по танцам не собираюсь. Сегодня не балет, а современная хореография – как всегда, мое единственное лекарство от стресса. Маленькая крупица счастья и света в этом долбанном безумии. – Эмили! Эмили, что произошло? – кричит мать, догоняя меня, но я включаю полный игнор, накрывая голову огромными наушниками, полностью блокирующими посторонние звуки. Глава 5 Леон Этот закрытый VIP бордель, порог которого я намерен пересечь этой ночью, хорошо мне знаком. Был здесь пару раз, но не пользовался услугами местных проституток. Не то чтобы я брезгую, нет. В подобных местах девушки проходят тщательные проверки, и порой, они куда «чище» тех, что могли случайно оказаться в моей постели. Впрочем, для всего есть барьерная контрацепция, да только меня не возбуждает сам факт оплаты за секс, фальшивые ласки и прикосновения. Хотя… я знаю, за что именно платят постоянные клиенты этого заведения. За так называемые «особые услуги», довольно классического типа – либо доминирование, либо получение полной дозы доминации над ними. Многие мужчины из мира моего отца обожают властных женщин, играющих в жесткую госпожу, умоляют и платят огромные деньги за то, чтобы их хорошенько отодрали. Для меня это треш, и даже мысли об этом вызывают рвотный рефлекс, потому что у меня совершенно противоположные предпочтения. Я сам, частенько выражаю свои эмоции исключительно через половой акт, при этом не ощущая внутри ничего особенного. Но это всегда, как спорт. Когда я чувствую, что нахожусь на пределе, я либо трахаюсь, либо бегу на трек, либо в бассейн. Пишу картины я в совершенно другом состоянии и оно не связано с болью. Наоборот, художник – это моя светлая часть, которой не суждено стать главенствующей. Большая моя часть – это та, что вы увидите сейчас. Всем слабонервным советую отвернуться от экранов.