Глава 7 Леон Разумеется, я снова везу Эмили в свое убежище на обрыве. Других вариантов у нас нет, поскольку публичные свидания нам пока не светят, а моя крепость – хорошо защищенное место, поскольку именно там я храню несколько баснословно дорогих картин, которые я покупаю с тех пор, как мне исполнилось восемнадцать. Площадь вокруг моего хранилища надежно защищена электромагнитным забором, работающим благодаря высоким трехметровым столбам, установленным в разных точках, вокруг обрыва. Никто из посторонних не может пройти сюда или проехать, этот клочок земли надежно защищен от посторонних глаз и диких животных. Могу лишь предполагать, как китаец узнал о нас. Возможно, Каан узнал о нас с Эмили при помощи дронов, отследив после гонок – сомнений в том, что это именно он пытался устроить нам аварийную ситуацию на треке, у меня тоже нет. Любая попытка проникновения на мою территорию приведет к удару током в лучшем случае, в худшем – к кровоизлиянию в мозг. Забор управляется с моего телефона через приложение, в том числе и с того, что я дал Эмили. Когда я рассказал ей о том, насколько сильно защищены эти бесценные квадратные метры, девушка была в шоке. – Это бесчеловечно, Лео, – выдыхает Ми, скрещивая руки на груди. – За тобой может следить какая-нибудь влюбленная фанатка, или например, кто-то может случайно найти твое место. И умереть от незнания. Нельзя играть с человеческими жизнями. Нельзя отрезать людям руки, – она пытается вызвать у меня эмпатию к этому ублюдку, но у нее не выйдет. Одно воспоминание об этом вызывает у меня лишь злость, ярость и желание отрезать ему вторую руку, или его чертов карликовый пенис. А у урода, который самоутверждается за счет невинных девушек, может быть только самый крошечный член в мире. – Там повсюду предупреждающие знаки. Нормальный человек никогда случайно не найдет мое место. Проблемы найдет лишь тот, кто следит за мной, словно крыса. А крыс мне не жалко, моя девочка. Это не люди, – отзываюсь я, не испытывая и капли ее сострадания. Мне неизвестны многие чувства. Организм не умеет их распознавать, ощущать, дифференцировать. Некоторым эмоциям я с удовольствием учусь – например тем, что испытываю рядом с Ми. Некоторые без оглядки вычеркиваю, поскольку прекрасно знаю, что сострадание к худшим представителям человечества сделают меня слабым правителем. Естественный отбор никто не отменял: крысы должны жить всего лишь несколько лет и питаться отходами. Такая падаль мне даже в союзниках не нужна. – Я отрезал не руку, – напоминаю, пока она молчит. – Всего лишь кисть руки, – когда я вновь смотрю на Эмили, ее глаза округляются от ужаса. – Со мной тебе ничего не угрожает, – внушаю Ми, накрывая ее бархатистую кожу выше колена. Мы молчим под наш трек Moth to flame, пока не доезжаем до самого убежища. Чувствую, как Ми постепенно расслабляется и снова привыкает ко мне. Она не сможет пойти против природы, против того, что ее тело уже намагничено на мое, а инстинкты будут требовать меня двадцать четыре часа на семь. Если придется, я скину атомную бомбу на тех, кто посмеет тронуть ее, но на нее я никогда не подниму руку. И я знаю, что она читает этот простой посыл в моем взгляде. Говорить об этом не обязательно, иногда, слова только мешают понимать друг друга. Особенно, когда вы оба интроверты. Мы останавливаемся на том же месте, на котором остановились в прошлый раз. Погода в тот день была куда теплее, чем сегодня, да и температура воздуха вокруг нас заметно подскочила, когда я дрочил член о ее клитор, распяв на капоте. Черт. Я не уверен, что сегодня меня устроит вся эта детская возня. Мне нужно больше, гораздо больше. Мне нужно пометить ее матку, ее стенки, все ее узкие дырки, навсегда сделав своими. И уже не уверен в том, что она – лишь спортивный интерес. Лишь желание заполучить, поиграть и вышвырнуть. Когда я затевал эту интрижку, я не просчитал влияние одной своей особенности на события: то, во что я вкладываюсь своим временем, становится для меня мощной ценностью. А Эмили еще около двенадцати лет назад стала для меня этой ценности, подарив мне очень много времени жизни. Я не рассчитал того факта, что на ней мои манипуляции будут работать также безотказно, как и на всех остальных, за исключением одного «но» – они будут влиять и на меня. С ней у мен не получается быть «сторонним наблюдателем», посторонним интровертом… она включает во мне жизнь, словно я гаджет, которому нужна подзарядка от Ми. Не так плохо исследовать новое. Мне нравится. И понравится еще больше, когда ее язык будет нежно и неумело скользить по моему члену. – Я никуда не отпущу тебя сегодня, – обнимаю Ми со спины, замечая, что она ежится от холодного ветра, вглядываясь в покачивающиеся в приглушенном свете фар, огромные качели. – Мне нужно к утру оказаться в постели, Дэмиан, – я заметил, что так она называет меня либо когда зла, либо, в порыве страсти. – Иначе родители хватятся. Не хочу проблем. Обязательно, окажешься. Ты будешь в моей постели, мотылек. – Погода с тобой не согласна, – протестую я, и подтверждением моим словам выступает раскатистый рык грома, следующий почти сразу за сверкнувшей вдали молнией. Тучи стремительно сгущаются над штатом, а ураганы здесь чертовски мощные и опасные, способные повалить деревья и даже дома. – Бог мой, ты и погодой управлять умеешь? – возмущается Ми, когда с неба начинают лететь настолько крупные капли дождя, что они беспощадно хлещут наши лица, окончательно смывая остаточные маски. – Я управляю всем, что ты здесь видишь. И кстати, «бог мой» звучит очень хорошо, Ми. Обхватив ее, закидываю Эми на плечо и направляюсь в сторону убежища, похлопывая девушку по аппетитной заднице, на этот раз обтянутую джинсами. Ноги утопают в грязи и быстро образовывающихся лужах, но уже через пару минут, мы оказываемся под надежной защитой моего скромного хранилища. – Каким богом ты бы был, если бы мог выбрать? – игриво интересуется Ми. Она бы еще спросила: «А ты любишь арбуз или дыню?». – Марс, Арес, Тор… достаточно брутальные варианты для такой крошки, как ты? – с иронией дразню ее я. – Но это боги войны, огня и молний. А я всегда думала, что ты холодный, как зимний ветер. – Все еще так думаешь? – усмехаюсь, вспоминая, как не холодно нам было вместе. В моем адском огне и жарком пекле всегда найдется место для тебя, бабочка. Но чтобы заманить тебя в сети, не трудно и ледяным камнем стать. – Ты такой разный, что я даже не знаю, каким будешь в следующий миг, – опускаю принцессу на ноги, наблюдая за тем, как отчаянно она пытается избавиться от лишней воды, выжимая светлые волосы, и белую футболку. – Не стоит, Ми, тебе очень идет, – усмехаюсь я, наваливаясь на нее всем телом и прижимая к ближайшей стене. – Что мне идет? – Быть полностью одетой, но насквозь мокрой, – шепчу в губы дрожащей и замерзшей малышки, тут же накрывая их своими. Я согрею тебя, девочка. Сминаю округлую задницу в ладонях, закидывая ногу Эми на свое бедро, вжимаясь пахом в манящую развилку между ног. Сладость ее языка и губ кружит голову, мне чертовски трудно оторваться от нее даже на секунду, чтобы перевести дух и отдышаться. Я не хочу дышать, если в кислороде не будет растворен ее запах. – Ты сводишь меня с ума, – иступлено шепчет Ми, пытаясь сдержать мой напор ладонями, накрывая ими ключицы. Она слегка задевает шрам, и это больно, но не физически. Это боль от самого сладкого воспоминания. Это – метка. Уведомление о том, что жизнь чертовски коротка и хрупка, и я больше не могу отпустить ее. – Пообещай мне, что больше не будешь проводить время с моим братом, – отвечаю в ее рот я, озвучивая новый запрет. Нет, я не прошу, а требую. Это не ревность. Ревновать к Драгону? Бред. Он хорош, мы похожи… но у них никогда не будет той связи, что есть, между нами. Поэтому, лишь банальное собственничество. Я не готов делить любимую игрушку со своим братом, мы переросли этот этап. – Он мой друг, Леон, – она отрывается от моих губ и старается увернуться, но я возвращаю ее к себе, дернув пальцами острый подбородок своенравного мотылька. – Ты ревнуешь? – Да, – признаюсь я, касаясь лбом ее лба. Черт, звучит слегка отчаянно. Возможно, я немного ревную. И это, черт возьми, делает меня блядски живым. – Видишь в брате конкурента? Только пообещай, что не отрежешь Драгону руку, – а черный юмор не чужд моей глянцевой бабочке. – Мы скоро будем учувствовать в соревнованиях, нам нужно четыре кисти. – Обещаю, что не отрежу до тех пор, пока он не ударит или не коснется тебя. Вот так, – совершенно серьезно произношу я, продолжая сжимать ее задницу. Джинсы мешают, они слишком плотные и мокрые, не позволяющие мне на все сто процентов прочувствовать упругость и мягкость ее кожи. – Ты меня пугаешь, Леон. Постоянно пугаешь, – Ми бросает плывущий взгляд из-под полуопущенных влажных ресниц. – Перестань, мотылек. Иисус говорил: «Что посеет человек, то и пожнет». А пока Драгон не сеет свои семена в чужом огороде, пожинать нечего, – пытаюсь пошутить, но Эмили совсем не смешно. Черт, мой юмор мало кто понимает. Шутник из меня так себе. Не во всем же быть идеальным. – Мне интересно, как часто ты выступаешь вселенским карателем? Чем ты отличаешься от избалованного Каана? Чистокровных мальчиков в наших семьях возводят на божественный пьедестал. Как следствие, вседозволенность и отсутствие границ. Меня пугает, что это коснется меня или моих близких, меня пугает, что ты не знаешь слова «нет». Меня пугает, что все и всегда должно быть по-твоему. Верно? – Верно. Ты такая умная, Ми, – пытаюсь сдержать многозначительную ухмылку. Меня забавляет, что она все еще пытается быть правильной душнилой, лишь бы оттянуть тот момент, когда будет похотливой и грязной. Нежной и дерзкой. Невинной и горячей. Сладкой и соленой. И все – одновременно. – А если кто-то противостоит тебе и твоему мнению? Что ты с ними делаешь? Убиваешь? Как твой отец? Ты будешь также поступать в будущем, как он? – Просто так, нет. Я склоняю протестующих к тому, чтобы они играли по моим правилам, при этом думая, что правил нет или их установил не я. Я предоставляю выбор без выбора. – То есть манипулируешь? И мной? То, что я здесь оказалась – тоже был выбор без выбора? – в ее глазах читаю то, что она задумывается о том же, о чем и я. Это я косвенно надоумил Келли так дерзко выстебать ее девственность, а иначе она бы сейчас здесь не оказалась. – Пока только учусь, – под аккомпанемент оглушительного грома я заставляю ее замолчать, затыкая ее жестким и требовательным поцелуем, который окончательно показывает малышке, что сегодня ей не отвертеться от взрослых развлечений. Эмили Я чудом вырываюсь из цепких лап этого голодного льва под предлогом того, что хочу в туалет. Хотя никакой это не предлог, а правда. Мне нужно отдышаться, прийти в себя, потому что я прекрасно понимаю, к чему может привести очередная ночь с Леоном. К тому, о чем я могу очень сильно пожалеть… но если в прошлый раз меня сдерживал фактор сохранения верности своему будущему супругу, то сейчас, когда я знаю, что скорее умру, чем пойду за него замуж, меня не остановит ничто. У меня уже трусы насквозь мокрые, и чертов дождь тут совсем не причем. – Выходит, вот какая она – твоя крепость одиночества? – выхожу из уборной, замечая, что Лео добавил больше света за время моего отсутствия. – Святая святых или особняк Дракулы? – с интересом разглядываю окружающее меня пространство, каждый раз, слегка вздрагивая от раскатов грома. Со стороны этот дом напоминает мне заброшенное и замкнутое место из другой эпохи. Я хорошо помню фасад из изношенной каменной кладки, высокие и узкие окна, старинную резьбу и кованные металлические элементы на входе. В самом же доме немного пахнет стариной прошлых веков, смазанной ароматом свечей с запахом древесины, табака и ванили. Судя по наличию лестницы, в доме есть второй этаж, а возможно даже загадочный чердак, в котором Леон хранит своих скелетов и демонов. Лишь несколько современных удобств, такие как нормальный туалет, душ и обустроенная кухня говорит о том, что на дворе двадцать первый век, а не восемнадцатый. Меня не покидает ощущение того, что я нахожусь в интерактивном музее. Стены каждой комнаты усыпаны картинами, созданными разными художниками и датированными древними, как мир, цифрами. Я молча разглядываю каждую, что попадается мне на глаза, и, несмотря на то, что я довольно нейтрально отношусь к живописи, ощущаю историю и таинственную привлекательность каждого полотна. Некоторые из картин хранят изображение пейзажей, которых больше не существует, а другие – лица людей, которых давно нет. Этот дом – оплот творчества, где время навсегда остановилось. А значит, он сохранит любые тайны, слова, признания, звуки и крики. Здесь мне кажется, что остального мира не существует, и так хочется раствориться в манящем «сейчас». На стенах мелькают масонские символы – треугольники и глаза, замысловатые лабиринты и ключи, таинственные знаки, словно приглашающие раскрыть их тайны. Замечаю пару стеклянных шкафов, за стенками которых, чего только нет – амулеты и языческие артефакты. Этот дом правда может служить отличной съемочной площадкой для хоррора. Все это создает обстановку старинной ожившей легенды, которую невозможно рассказать одними словами.