Похоже, Антон был занят тем же самым. Он спросил ее, можно ли взять крепкий алкоголь, и она кивнула; сама пока решила повременить с тем, чтобы присоединиться. Возможно, Антон за тем и пришел – просто побыть в компании, необязательно обсуждать мелочи жизни. Он оказался не совсем таким, как Рина сначала подумала: в свои годы уже имел скандальную бывшую жену и ребенка. Пару раз она задремала, но очнулась на сцене драки нескольких мужчин в трейлере, где насиловали девушку. Резко отвернувшись от экрана, Рина посмотрела на Антона: он закусил губу и безотрывно смотрел в экран, морщась от неприязни. Он тоже оглянулся на нее и, уловив реакцию, уменьшил звук фильма. – Жесть, – сказал он, – что-то мы совсем безрадостный вариант выбрали. Тебе, наверное, не нравится? Рина помотала головой и выдавила: – Нет. Лучше выключить. Антон взял пульт и выключил телевизор. Он сделал глоток виски и выдохнул. – Не люблю, когда реалистично все. А ты чего так дышишь? Скажи еще, испугалась? Как девчонка. Рина изобразила вымученную улыбку в ответ, но в конце концов не выдержала и отвернулась. Плечи затряслись от немых рыданий. Некстати вспомнился и недавний разговор с мамой, и события прошедших двух мучительных лет. Антон что-то спросил, но она не слышала. Она уже не могла остановиться. Она рыдала, согнувшись и провалившись в ненавистные воспоминания. Она вздрогнула, когда плеча осторожно коснулась рука, и кровать рядом прогнулась под тяжестью чужого тела. Стало стыдно. Как она могла сорваться и показать слабость? – Рин, ты чего? – прозвучал за спиной удивленный голос. – Я вроде ничего страшного не сказал. Ты чего плачешь? Она постаралась унять рыдания, но в груди разросся такой сильный комок боли, что она уже не понимала, плачет ли от воспоминаний, стыда или просто от боли в груди. – Нормально, – получилось сказать только одно слово. Антон продолжал сидеть позади нее, держа руку на плече. Рина не видела его лица, но это явно было к лучшему. Она не хотела прочесть в его выражении, что он о ней думает. Вряд ли это что-то хорошее. Они просидели так, пока боль не ослабла, а слезы не закончились. Изредка всхлипывая, Рина встала и, не поворачиваясь к Антону, нырнула в ванную, чтобы умыться. Ее и без того опухшее лицо теперь вовсе походило на огромную свеклу, но это было меньшим из зол. Самое ужасное – это видел чужой человек. Какой-то тупой фильм заставил ее так отреагировать. Это удел сумасшедших, коей она, похоже, и является. Да только вот так заявлять об этом первому встречному – губить любые шансы на то, чтобы показаться нормальной. Она не хотела возвращаться в комнату, но отсутствие затягивалось, становилось неловко. Ей до дрожи в коленках было страшно снова показаться Антону. Впрочем, бесконечно торчать в ванной тоже плохая идея, пришлось выйти, пряча лицо за растрепанными волосами, и сесть подальше от гостя, внутренне надеясь, что он сейчас уйдет. Но Антон, похоже, и не думал возвращаться к себе в номер. Он продолжал сидеть на кровати и задумчиво смотрел в упор на Рину, заставляя ее сжиматься под этим взглядом, желать казаться невидимкой. Он молчал, будто подбирая слова, и наконец заговорил: – Нет, ты не алкоголичка! – Он помотал головой и достал из заднего кармана пачку сигарет. – Если я лезу не в свое дело, скажи сейчас, клянусь, что отвалю. Рина хотела было огрызнуться, но в горле стоял ком, она не смогла ничего сказать и просто уставилась на него каким-то непривычным агрессивным взглядом. Месяцы психотерапии научили ее, что желание сорваться на том, кто рядом в трудную минуту, – это нормально, но всегда надо искать истинную причину своих чувств. И сейчас причина была вовсе не в Антоне и его любопытстве, его участии. Это сидело глубоко в ней и хотело, нет, требовало выхода. Она рассказала бы Крайсту, если бы он мог хоть немного понять ее, но он всего лишь бизнесмен, умелый ведущий. Несомненно, кому-то он помогал, но только не ей. Ей не хватало другого, и вряд ли кто-то способен ей это дать. – Конечно, ты лезешь, – осторожно прошептала Рина, прислушиваясь к своим чувствам: внутри нее происходила странная вибрация, будто каждый сантиметр тела клокотал, боялся, но умолял о разрядке. – Иначе люди не разговаривают. Антон выдохнул и облизнул пересохшие губы. Похоже, он тоже напрягся от очередного спектакля и решал, как поступить дальше. Возможно, и стоило рыкнуть на него и отпустить с богом, но Рина решила на мгновение побыть эгоисткой. Пусть превратится в уши, ему ведь ничего не стоит, а она взорвется, если так все отпустит. – Так объясни, что с тобой происходит. Мне стоит бояться ночами спать за стенкой или ты более-менее адекватная? У Рины почти получилось издать подобие смешка. Она была рада, что он шутит и хоть как-то старается разрядить обстановку, при этом не уходя и не бросая ее наедине с болью. Похоже, ему она тоже знакома. – Не бойся, я не буйная, – она скривила губы, пытаясь улыбнуться. – Просто мне очень больно смотреть на такое, думать об этом и… Ну… Ты понял. Я почти ничего не помню, но, похоже, со мной однажды произошло что-то похожее, как с той девушкой. Только, судя по всему, я не убежала. На последней фразе голос сорвался, и Рина запнулась, потеряв силы говорить дальше. Антон закурил, и она тоже протянула руку, чтобы взять у него сигарету, после чего встала и прошла к окну: если курить в номере еще больше, горничная точно сообщит руководству либо запах почувствуют в коридоре. Антон выдохнул густую струю дыма и взъерошил себе волосы. – Очень херово, – сказал он. – Тут больше ничего и не скажешь. И Рина была согласна. Очень херово. Она смотрела на молодого человека и ждала, скажет ли он что-то еще, но он просто курил, поглядывая на нее в ответ. – Я очнулась через неделю после того, как пропала. В лесу. Следователи заключили, что меня выбросили, когда посчитали мертвой, потому-то я потеряла память, – она постучала себя по лбу костяшками пальцев. – Отбили все мозги. Антон покачал головой. – Ну да, ты и правда имеешь право быть такой психованной и орать ночами, я тебя прощаю за тот случай. Надеюсь, этого урода надолго закрыли? Рина пожала плечами и выдержала паузу, подбирая слова, прежде чем ответить. – Так ведь не поняли ничего, – сказала она. – Перед тем как пропасть, я много где засветилась в разных видах. Прошло два года, все мои друзья мужского пола прошли через допросы и экспертизы… А теперь выясняется, что еще не все… Она снова запнулась и почувствовала, как на глаза наворачиваются слезы, и попыталась их сдержать, но они катились по щекам и опухшему носу, уже не поддаваясь контролю. Антон не подошел, как в прошлый раз, но, не отрываясь, смотрел на нее, и почему-то от этого становилось лучше. Рина гадала, что он думает о ней теперь, и, похоже, он как-то это почувствовал. – Ты очень часто плачешь, – констатировал он. – Это печальное зрелище, но я тебе сочувствую. Может, кто-то и скажет, что ты заслужила, но мне кажется, боли никто из нас не заслуживает. Хотя я тоже не святоша, наркота даром не проходит. И друзья мои… не друзья мне. Рина утерла слезы рукавом, но это было бесполезно. Они лились из глаз, как будто только и ждали этого момента. Она подняла взгляд на Антона. – И я теперь не знаю, кто мне друг, – она скривилась, давя рыдания. – Они говорят со мной, я вижу их и не знаю, пытался ли кто-то поиметь меня и убить… И что они делали со мной… Я не знаю! Она сорвалась и зарыдала, а Антон просто продолжал быть рядом в комнате, и уже это делало такой привычный процесс странным и как будто безопасным. Простое человеческое участие – вот чего ей так давно не хватало. – Ты не представляешь, как мне сейчас страшно это все говорить тебе. Ты вообще левый человек для меня, но так помогаешь. Почему? Антон пожал плечами и вздохнул, продолжая смотреть на нее с сочувствием. – Ну я же не моральный урод, как некоторым может показаться. Вижу, что тебе плохо, а мне нетрудно чуть-чуть помочь, тем более я пьяный и наполовину не понимаю, что происходит. Рина засмеялась и спрятала лицо в ладони. Ей стало легко, и комната как будто приобрела дополнительные краски. – Тогда и мне надо напиться, – решила она. 3 июля Она с ненавистью смотрела на мужа, подспудно вспоминая, где в комнате есть вазы, тарелки или другие бьющиеся предметы, чтобы расколошматить их о стену или его тупую голову. – Да что ты говоришь?! – с издевкой протянула она. – Твой доход? Какой еще «твой»? Он устало вздохнул, изо всех сил справляясь с эмоциями, ноздри трепетали, а значит, он был готов броситься на нее, но держался. – Тот, который я получаю от отеля. Или ты забыла, кому здесь все принадлежит? Вероника почти зарычала в бессильной злобе. Его единственным аргументом всегда были деньги. Он игнорировал ее старания, усилия, ее желание все наладить. Ему были важны только чертовы деньги. Что ж, с каждым днем она все больше убеждалась, что с мужем можно говорить только на языке шелестящих купюр. Ее он больше ни во что не ставил. – А ты забыл, кому обязан тем, что сюда еще хоть кто-то ездит? – выплюнула она. Муж усмехнулся. – Когда тебя здесь не будет, ничего не изменится, поверь мне, дорогая. Глава 9 Она шла по лесу и уже узнавала его: знакомые деревья, обломанные сучки и грязные лужи под ногами. Она свыклась с тем, что не сможет выбраться сама, но вокруг не было никого, чтобы помочь. Только хлюпанье грязи под ногами и глухая, мертвая тишина, тонущая в густеющем тумане. В окружающей тишине особенно громко послышался чей-то смех.