Мужчины или женщины? Она не могла понять и остановилась, чтобы оглядеться. Смех замолк так же неожиданно, как возник. Может, птица? Она озиралась, но серые обглоданные деревья молчали, туман уплотнялся, а тишина давила на уши. Внезапно позади хрустнула ветка. Она успела вздрогнуть, прежде чем кто-то толкнул ее в спину. Лицо встретилось с вязкой грязью, оказавшейся намного мягче, чем казалось. Она уходила все глубже в земляную кашу, пока ее не развернули на спину. Увидев перед собой лицо того, кто был другом, она закричала. Утро зазвенело будильником в ухо. Рина подскочила на кровати и схватилась за голову, почувствовав резкую боль, – явно последствия вчерашнего вечера. Она помнила, что Антон ушел к себе в номер около пяти утра, но не помнила, когда сама легла спать. Ее номер был ужасно прокурен, и запах вызывал тошноту. Рина с трудом встала с кровати и дошла до окна, чтобы открыть его и хоть немного проветрить комнату. За окном все еще чернела утренняя темнота, но пора было собираться на занятие к Крайсту, хотя Рина и чувствовала себя разбитой. Пьяные сны только высасывали из нее силы и не давали отдыха. Пустые бутылки аккуратно стояли у кресла, напоминая о нарушении правил отеля. Стало стыдно, когда Рина подумала, сколько на самом деле у администрации причин, чтобы выселить ее и отправить домой. Она собрала пустую тару и засунула к себе в сумку поглубже, под вещи, чтобы даже горничная не могла заподозрить, что здесь кто-то пил. Конечно, она наверняка уже знала об этом, но наглеть еще больше точно не стоило. Рина убрала в номере и, умываясь, думала, может ли она теперь назвать Антона другом или хотя бы приятелем. Они очень откровенно говорили ночью, он рассказал некоторые детали своей жизни, но при этом ушел явно в плохом настроении – после допитой бутылки виски ему пришло в голову звонить бывшей жене, и разговор получился не из приятных. Рина могла только догадываться по обрывкам фраз, что эта женщина обещала ему сделать все, чтобы он не мог общаться с сыном. Если на то и была причина, то Рина ее не понимала: он не был плохим человеком, с наркотиками завязал, пел в успешной рок-группе. Да, не отец года, конечно, но и не совсем ужас. Да и, похоже, любил своего ребенка. В чем же причина? Оставалось только гадать. Этим утром она решила попробовать замазать синяк на лбу: место ушиба потемнело и начало отдавать желтизной по краям. Пусть это и знак заживления, выглядело еще хуже, чем раньше, хотя опухоль спала. Тональник скрыл следы не до конца, но, по крайней мере, не было так плохо, как до него. Возможно, никто в группе не обратит внимания. Она опоздала на завтрак, поэтому поспешила на занятие, проигнорировав СМС от матери: «Рина, давай поговорим». По дороге в гостиную на первом этаже в холле она заметила человека в форме, беседующего с Катей у ресепшен. Это был полицейский – судя по погонам, в высоком чине, алтаец; он облокотился о стойку и рассеянно слушал какие-то объяснения озадаченной администраторки, оглядывая обстановку холла. У Рины с полицией были связаны самые нерадужные воспоминания и ассоциации, поэтому она не стала долго задерживаться и прошмыгнула дальше, в гостиную. Но появилась тень тревоги. Что могло привести полицейского в отель? Наверняка он приехал к Лесовому, но по какому вопросу? Все уже собрались, когда она вошла в гостиную. Крайст снова поигрывал на гитаре с блаженной улыбкой на лице, явно наслаждаясь чудесным утром. Брезжил рассвет, в окно было видно, как верхушки гор окрашиваются в сизый. Рина могла бы сидеть просто так, любуясь видом, но она знала, что занятие случится неизбежно и нужно настроиться на работу, хотя этого совсем не хотелось. – Давайте начинать, – промурлыкал Крайст, убирая гитару в сторону и с удовольствием потягиваясь. Рина села на свое прежнее место, обособленно от всех, и ей было прекрасно видно остальных, если смотреть исподтишка. Елизавета сидела беспокойно, вертелась и то и дело кидала косые взгляды на Рину. Наталья тоже посматривала на нее, но редко и украдкой. Она, похоже, тревожилась, не станет ли Рина болтать об их с Лесовым романе. Признаться, она бы, может, и болтала, да не с кем, а главное – незачем. Лариса была единственной, кто зеркально улыбался Крайсту и отдельно – Рине, когда та вошла. Она чем-то напоминала добрую тетушку, которая может поднять настроение в трудную минуту одним взглядом. Так и случилось: поймав улыбку Ларисы, Рина чуть приободрилась, даже несмотря на похмелье и явную неприязнь Елизаветы. – Как прошел ваш вчерашний вечер? Есть важные мысли, чтобы поделиться? – Крайст по очереди оглядел всех присутствующих, отчего Рина покраснела, надеясь, что обилие тональника на лице это скрыло. Елизавета подняла руку, и Крайст кивком пригласил ее высказаться. – Лично у меня все хорошо! – звонкий голос резанул по ушам. – Но вы видели полицию в холле? Что за новости? Кто-нибудь знает, зачем они приехали? Все молчали, а Рина украдкой взглянула на Наталью, которой явно стало неуютно. Понятно, что она знает, зачем приехал полицейский, но знание это не из приятных. Значит, наверняка что-то выясняли у Сергея о жене. Интересно, каково это, когда у мужчины ты всегда вторая после памяти о бывшей? Каково это, когда твой любовник подозревается в убийстве жены? Рина не хотела бы испытать подобное. Крайст нарушил тишину: – Расскажи, как на тебя повлиял приезд полицейского, Лиза, – спокойно попросил он, произнося имя на английский манер. Елизавета слегка растерялась, не зная, что ответить, а Рина усмехнулась, оценив, как легко учитель перевел тему на личное. Она, правда, сказала бы Елизавете проще: «Какое твое дело?» – Никак, мне просто интересно. Крайст мягко рассмеялся, как взрослый, умиляющийся безобидной проделкой ребенка. – Мы здесь говорим только о себе. Полиция не имеет отношения к делу, хотя, признаюсь, я был удивлен тоже. Елизавета была вынуждена согласиться с этим. Но не успела Рина порадоваться, что Елизавета замолчала, как она выдала: – Тогда, может, будем говорить по кругу? Никто не против? Пусть Рина расскажет, как ей спалось. Рина вспыхнула. Вчера после неприятного разговора с Крайстом и с матерью она выговорилась перед Антоном, но рассказывать об этом в круге… Нет, ей этого не хотелось. Елизавета, скорее всего, узнала, что Антон вчера сбежал от нее к Рине и они всю ночь пили. И вот решила в отместку выставить ее дурой перед всеми, а особенно перед Крайстом. Рине стало стыдно. Она попыталась сказать, что спала хорошо, но по лицам присутствующих прочитала, что они все поняли. – Рина, как твое самочувствие? – мягко спросил Крайст. – Есть чем поделиться? Рина потерла гудящую переносицу и ничего не ответила. Она кожей чувствовала на себе торжествующий взгляд Елизаветы. – Она ведь совсем не спала, бедняжка, – Елизавета не унималась. – Я случайно услышала ночью, как она с кем-то говорит. – Лиза, – на этот раз голос Крайста звучал твердо и убедительно, – хочу напомнить, что мы здесь говорим только о себе. Если Рине нужна твоя поддержка, она всегда может ее сама попросить, а до тех пор соблюдайте очередь говорения, пожалуйста. Он снова повернулся к Рине, а Елизавета поджала губы. Надо признаться, в этот момент Рина и правда почувствовала поддержку, потому что, будь она вне этого круга, вряд ли бы кто-то так же охотно мог ее защитить. Но все же она не собиралась ничего рассказывать и хоть как-то комментировать ситуацию. Елизавета может пойти лесом, ей не пробиться сквозь выстроенный барьер, который Рина училась возводить уже не один год. А Крайст запросто перетерпит. Подтверждая ее мысли, ведущий спокойно сложил руки на груди и пожал плечами: – Это твоя воля, Рина. Сообщи, если захочешь что-нибудь сказать. Кто дальше? Рина выдохнула и отвернулась к окну. Сегодняшнее занятие с самого начала далось ей тяжело, а это значило, что вряд ли и дальше она получит что-то полезное для себя. Лучше не высовываться, однако… – Меня очень тревожит, что Рина продолжает употреблять алкоголь. Рина с удивлением услышала голос Ларисы и, округлив глаза, повернулась к ней. – Мы ведь здесь для того, чтобы исправить ситуацию, а не усугублять, правильно? – продолжала женщина, все больше подкрепляя ощущение удара под дых. Она говорила и переводила взгляд с Крайста на Рину и обратно. Ведущий слегка нахмурился, но все равно кивал, будто соглашаясь. Рина понимала, что Лариса права, но сам факт ее выступления обижал ее: она ведь считала, что из всех участниц группы именно Лариса за нее, но, похоже, все они здесь заодно. – Ты права, Лариса, но дело ведь не в Рине, – ведущий снова, на удивление, сумел обойти острые углы. – Почему тебя так задевает ее поступок? Лариса всплеснула руками. – Мне казалось, мы здесь, чтобы помогать друг другу. Крайст кивнул: – Это правда. – Я не чувствую в себе прогресса, когда одна из участниц уходит все дальше от результата. Мне как будто нужно, чтобы мы все успешно разобрались со своими сложностями. Крайст слегка улыбнулся и снова потянулся за гитарой. – У каждого свой темп, – сказал он, перебирая струны. – Мое сердце радуется, когда вы искренне беспокоитесь друг за друга, но всем нужно свое время. И тебе, Лариса, и Рине, и мне. Будьте терпеливы. Лариса нахмурилась и промолчала. Рина посмотрела на Крайста почти с благодарностью, хотя он даже не повернулся к ней, перебирая струны. Он объявил, что сыграет одну из своих песен для того, кому слова придутся по душе. Рина плохо знала английский, но, когда зазвучали первые аккорды, сразу почувствовала, что играет он именно для нее: This time is different It’s not like the times before I crossed my heart, that I won’t kill no more Jesus watch over me, keep my anger at home You better bless these wicked hands