– Что? – Ты готов вообще обо всем болтать? – недовольно спросила женщина, хмурясь. Роман отмахнулся, снова поворачиваясь в сторону Рины, которая с любопытством наблюдала за перепалкой. – Будь ваша с отцом воля, я бы потерял голос, а не ноги. – Что ты такое говоришь! Рина почувствовала себя лишней и не на шутку напряглась, став невольной свидетельницей семейной ссоры. Не этого она хотела. – Мне, наверное, лучше попозже подойти, – пробормотала она. – Я хотела книгу отдать. Роман помотал головой и поднял руки, жестом останавливая ее. – Не переживайте, Рина, мы с мамой всегда так… – Нет, не всегда, молодой человек! – перебила его мать. – Не смей так говорить! Парень устало вздохнул и опустил глаза. – Хорошо, – сказал он, успокоившись, – мы сейчас об этом поговорим, только дай девушке уйти без исключительных знаний об особенностях наших взаимоотношений, ладно? Женщина промолчала, но было видно, как внутри ее словно закипает лава недовольства и родительского возмущения. Рина внутренне усмехнулась, замечая, как ей это знакомо. Ее мама тоже не терпела возражений и, вмешиваясь в ее жизнь, всегда делала и говорила только то, что считала нужным. Даже сейчас, когда Рина просила ее оставить прошлое в прошлом, она продолжала искать ответы и пыталась докопаться до истины, раня дочь и мучая ее. Рина понимала Романа и его попытки сбросить с себя контроль, но видела, что он в силу физических ограничений вряд ли этого добьется. А его матери просто было плохо, ведь очевидно, что она хочет как лучше. – Пожалуй, я пойду, – сказала Рина, отступая. – Не хочу опоздать на занятия. Так, значит, сегодня вас ждет какой-то местный шаманский обряд? Мне хотелось бы послушать после, как это было… Она старалась говорить, как можно аккуратнее, чтобы не задеть мать парня и не вызвать новой порции неприязни. – Да, верно, – ответил Роман, – обряд проводится только в этой пещере, в долине. Мы говорим с духами и просим их поддержки. Рина кивнула в ответ. Понятно, почему старший Банушев покрывает Лесового, если обряд и присутствие в этих местах шамана можно организовать только с его помощью. – А когда вы поедете? И скоро ли вернетесь? Очень интересно послушать. Она лукавила, потому что не собиралась ничего слушать из уст Романа. Она хотела увидеть все своими глазами, но когда? Роман отодвинул рукав куртки и посмотрел на часы. – Через три часа, – сказал он, – вернемся под вечер, и я буду рад снова увидеться с вами за ужином. Здорово, что вам интересна история нашей родины. Я всегда рад говорить об Алтае с русскими. Вы любите отдыхать здесь, но плохо знаете нашу историю. Рина улыбнулась и посмотрела на пейзаж, почти не различимый в утренних сумерках. Занятия давно начались, но ей сейчас важнее другое. И она собиралась подготовиться. – Что ж, тогда до ужина! – Она помахала Роману и улыбнулась его матери нарочито приветливо. – А теперь мне пора на занятие. Она еще раз помахала, развернулась и торопливо пошла в отель, по пути забыв о правилах, выкуривая очередную сигарету. Глава 18 Встреча группы прошла спокойно. Наталья так и не объявилась, но Рина ждала чего-то подобного. Она не могла сосредоточиться на упражнениях и заданиях, которые давал Крайст. Даже его обыкновенная привычка поигрывать на гитаре, гипнотизируя участниц, подействовала на всех, кроме нее. Елизавета не спускала с нее настороженного взгляда, будто понимая, что что-то затевается, а Лариса как будто погрузилась в собственные мысли, потеряв свое обычное состояние блаженного спокойствия и удовольствия от происходящего. Рина видела, что ей трудно говорить и она явно переживает внутри что-то, не связанное с группой. Что же еще они все могли переживать? Крайст был уверен, что с Натальей ничего не случилось, и поначалу неохотно поддерживал эту тему, но потом, похоже, понял, что в текущем времени все иные активности бесполезны и работать нужно через переживания женщин о потерянной подруге. Рина молчала, когда он задавал ей вопросы, и просто пожимала плечами, но его понимающий взгляд прожигал ее насквозь – она знала, что он все понимает и чувствует, почему ее это так волнует. Он был готов оставить ее в покое наедине с ее мыслями и теми действиями, которые она намеревалась совершить. Как только время встречи вышло, Рина не медля отправилась к себе в номер, чтобы одеться потеплее и положить телефон в водонепроницаемый чехол. Она собиралась воспользоваться снегоходом, а это требовало забыть о красоте и подумать о практичности: чем теплее и плотнее, тем лучше. Она вышла из отеля, осматриваясь, чтобы не вызвать лишнего внимания. Вряд ли Данил обрадовался бы, узнав, что постоялица собирается ехать в горы на снегоходе в одиночку. Она, конечно, отметилась на ресепшен у Кати и взяла у нее ключи, но при этом сказала, что скоро к ней присоединятся Женя с Дашей. Возможно, так оно и будет, да только вот поедут они без нее. Рина прошмыгнула к ангару со снегоходами, медленно провожая взглядом отдаляющиеся темные фигуры на склоне горы: семья Банушевых вместе с шаманом уже выдвинулись в дорогу. Рина взяла один из двух оставшихся снегоходов, оставив ребятам, если вдруг будет нужно, тот, что побольше. У нее не было никакого груза, кроме того, что висел на душе, поэтому она просто завела машину и вырулила по следам отбывшей группы, собираясь незаметно двигаться за ними, пока укатанную дорожку не замело снегом. Она не управляла снегоходом так уверенно, как это делала Юля, познакомившая ее с этим транспортом: руки дрожали, а пальцы крепко вцепились в руль. Но, задумав авантюру, Рина не хотела отступать. Она много раз видела в отеле карту долины с отмеченными на ней точками-достопримечательностями, и теперь надеялась, что память и зрение ее не подведут и она не упустит из виду идущую впереди колонну. Только бы не попасться на глаза. У нее не было специальных очков, и пришлось укутать лицо шарфом, но сквозь щель в плотной шерсти все равно ослепительно пробивалась белизна снежного покрова. Рина была в напряжении еще и оттого, что боялась где-нибудь застрять или провалиться. Главное – не сбиться со следа и ненароком не попасть в один из многочисленных горных ручьев, протекающих в долине. Очень скоро белый цвет загипнотизировал ее, и она на минуту остановилась, потеряв ориентацию и направление. Пришлось потратить немного времени, чтобы отыскать впереди движущиеся темные точки и продолжить двигаться за ними. Рина искала взглядом место, где можно проехать и остаться незамеченной, когда придется продвигаться к пещере. Она знала, что путь туда непрост, и собиралась оставить снегоход ниже по склону горы, чтобы не застрять там в одиночку. Вести снегоход по ровной поверхности было легко и весело, но вот ехать по лесу – опасно. Снова оказавшись в долине, Рина боялась думать, что Наталья могла уйти сюда и потеряться. С комфортной обзорной площадки или из теплого номера все казалось таким приветливым и простым, будто ничего не стоит спуститься к озеру пешком и погулять там в легкой курточке. Но здесь, внизу, впечатление сразу менялось: холодно, сложно, и расстояние, сверху казавшееся таким «детским», становилось несоизмеримо большим. Добравшись до леса у горного склона, Рина свернула с укатанной следами дороги и, проехав чуть выше, остановила снегоход у приметного сухого дерева, поросшего старым сизым мхом. Заглушив мотор и спешившись, она прислушалась к жужжащим звукам вдалеке: алтайцы еще продолжали путь на машинах. Рину это беспокоило, потому что она боялась не добраться до пещеры. Одно дело – видеть ее на карте, и совсем другое – пройти весь путь вверх по склону пешком, по снегу, на холоде. Радовало, что температура не опускалась ниже минус пяти, хотя влажность снежного воздуха делала его холоднее. У Рины начали подмерзать пальцы на ногах, и она стала шевелить ими, чтобы согреться. Наконец она уловила, что жужжание снегоходов вдалеке прекратилось. Голосов не было слышно, но, скорее всего, Банушевы добрались до места и теперь собирались идти в пещеру. Рине следовало поторопиться, и она, еще раз хорошенько запомнив то место, где оставила снегоход, двинулась вперед. Судя по карте, ей предстояло миновать замерзший водопад и пройти еще выше, к священной пещере. Пещера не пользовалась большим спросом у туристов, так как была небольшой и, согласно описанию, неприметной, там особенно нечего смотреть. К тому же вход туда запрещен, разве что с шаманом. Путь по склону оказался непростым. Рина старалась шагать ритмично и дышать размеренно, чтобы не устать, но с каждым метром это становилось все сложнее. Казалось, деревья движутся мимо нее невыносимо медленно, а цель не приближается. Мерно отсчитывая шаги, она вспомнила стихотворение, что учила в школе, и стала читать его вслух, ступая в такт: – Я опознал, чей это бор, Но вряд ли он покинет двор, Чтобы следить, как я в лесу Его снегами тешу взор. Моя лошадка смущена: Зачем осажена она От озера невдалеке, Где лес один да тьма одна? На сбруе бубенец звенит: «Окончен путь или забыт?» В ответ вздыхает ветерок Да снег летит, да снег летит. Как лес манящ, глубок, хорош! Но сам себя не проведешь: Пройдешь весь путь – тогда уснешь. Пройдешь весь путь – тогда…[4] Она резко остановилась, когда деревья расступились и перед ее глазами предстало удивительное зрелище: с отвесной скалы, окруженной соснами и отшлифованными водой камнями, молочным кружевом спускался вниз пористый лед, что намерз, когда осенью измельчал и застыл пузырящийся летом водопад. Рина стояла, открыв рот, и глубоко дышала, завороженная увиденным. Она была там одна, и на многие километры вокруг не нашлось бы ни одного человека, который мог сейчас прервать ее созерцание этого величественного и вместе с тем таинственного зрелища. Конечно, вверх по склону ушли алтайцы, но Рина знала, что они не заметили ее приближение, так как заняты своими делами, а о ее присутствии знали только снег, камни и лес. На глаза навернулись слезы. Как хорошо! Если бы только она могла остаться здесь навсегда, стоя так и глядя на лед! Ничего больше и не нужно. Какая разница, сколько она выпивала? Разве есть дело до того, кто мучил и убивал ее? Плевать, пусть это Вадим или кто-то другой из ее знакомых, это теперь казалось незначительными мелочами в сравнении с мощью горной природы, воды, деревьев и запаха хвои. Если бы сейчас ударил мороз и вмиг убил ее – она приняла бы это. Здесь все существовало веками без нее и создано не для нее, а то, что горы позволили к себе прикоснуться, – величайший дар, за который не жалко умереть.