Часть 3 из 10 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Тяжело был ранен один из снайперов, Лёшка, бывший егерь. Умер.
Это моя ошибка. Наслушался, как в зимнюю войну финские «кукушки» стреляли с деревьев. Домысел, конечно, но для стрелков сверху действительно лучший обзор. Специально нашли две подходящие верёвки, чтобы мои «кукушки» могли мгновенно спрыгнуть и не разбиться. Да только больно опытный попался пулемётчик в экипаже «ганомага».
Ещё раздробило руку Леониду, комсомольцу. Он был вторым номером расчёта МГ. Мишка, товарищ его, бросился на помощь, перевязал как смог, после чего сам открыл огонь. Собственно, этим он и спас меня с жителями.
– Да-да, Михаил Козаков. После проверки направлен в армейскую разведку. Парня представили к награде, ордену Красной Звезды. Молодец, хорошо воевал.
Кстати, никак не мог поверить, что вы немецкий диверсант.
Да, совсем забыл! Вы в курсе, что на вас ушло представление на «Знамя»? Вот хохма. Немецкого диверсанта награждают одной из высших государственных наград! Хотя бывало и похуже. Врага порой тяжело разглядеть, верно?
– Товарищ капитан, ну какой я враг? Только что ведь с вами разговаривали!
Особист одёрнул меня движением руки. Неприязненно отвернулся, поиграл желваками. Достав папироску, картинно зажёг спичку, прикурил. После чего снова развернулся ко мне:
– Курите?
– Никак нет.
Лёгкая улыбка тронула губы капитана.
– Ну вот видите? Какой вы красный командир, если не курите?
– А вы определяете советского человека по признаку: курю не курю? Плохи тогда наши дела с таким отношением… лиц, наделённых особыми полномочиями.
– Не наглейте. Лучше расскажите, что было после вашей авантюры. Вы действительно думали, что немцы простят вам отбитых жителей?
– Нет, не думал. С их стороны было бы нерационально отказываться от столь эффективной тактики. Но прекратив борьбу, мы автоматически признали бы за ними право грабить, насиловать и убивать просто по прихоти. Оставалось только одно: отвечать на каждый удар.
Что касается наших последующих действий осенью 41-го… Знаете, сразу после засады я очень сильно растерялся. Не ожидал от эсэсовцев такой прыти. До того я с ними близко не сталкивался, в моём понимании они представляли собой карательные части, палачей. Вы же знаете этот психологический тип людей – безмерно жестоких, привычных к насилию над беззащитными, упивающихся собственной властью в момент мучений. Именно таких ублюдков обычно вербуют в каратели.
Обратная сторона медали заключается, как правило, в том, что вся их жестокость рождается от крайней трусости. Я рассчитывал, что, попав в засаду, эсэсовцы потеряются, и мы легко их перебьём. Людей у меня было немного, но зато суммарная огневая мощь довольно внушительная: два пулемётных расчёта, два отличных стрелка. Теми же силами, но с меньшим вооружением мы без потерь – да даже раненых не было – взяли экипаж бронедрезины. А там были кадровые солдаты.
Но противника я недооценил. Эсэсовцы не палачи, нет, они фанатики с отличной боевой подготовкой. В бой включились мгновенно, дрались умело и яростно. И я не был готов к тому, что мой отряд, каким бы маленьким он ни был, фактически перестанет существовать.
…Мальчишки были первыми, кого я взял под крыло. Немцы к комсомольцам относились, мягко говоря, не очень, и родственники, к которым ребята приехали на лето, спрятали их в лесу.
Про них я узнал от батюшки. Знаете, некоторые люди очень интересно исповедуются. Они умудряются во время покаяния переложить вину на других, да ещё и компроматом поделиться. Так что найти парней не составило для меня особого труда.
Двое юношей-подростков лет по 15–16 сидят под деревом и о чём-то уныло переговариваются. Обрывки фраз доносятся до моего слуха. Из них я понимаю, что ребята вспоминают дом, семьи, волнуются за любимых.
Они же ещё дети… Стоит ли включать их в отряд?
Стоит. Виктор был прав, война быстрой не будет, и пацанам, так или иначе, придётся браться за оружие. Тем более комсомольцы, у них и путь-то только один. Ещё чего предпримут по юношеской глупости да горячности и сгинут. А под моим началом у них появится хотя бы шанс.
… —А Витюха? Тщедушный, лицо как у гниды, его никто в упор-то и не замечал. А теперь как же, полицай, попробуй что против сказать!
– Он, кажется, к Любке твоей неровно дышал. Как бы не было чего…
– Чего?!Да пусть только покажется, я его…
– Что ты его?
Немая сцена достойна гоголевского «Ревизора». Моё появление в немецком камуфляже (впрочем, вряд ли они разбираются в таких тонкостях) произвело на ребят сильное впечатление. Один из них, достаточно высокий и худощавый светловолосый парень (хм, что ж тогда из себя представляет полицай-«гнида»?) попробовал встать. Прямым ударом ноги в живот я пресёк эту попытку, сложив парня пополам.
Второй, в какой-то степени являющийся противоположностью незадачливого товарища (чуть пониже и покрепче, тёмный), проворно вскочил, сжимая в руке короткий кухонный ножик. О! Видимо, этот жаждал разобраться с Витьком.
От яростного замаха я уклонился, просто отступив назад. Укол, довольно быстрый. Но недостаточно: правой ногой шагаю за спину, уходя от удара; левым предплечьем сбиваю атакующую руку и с силой обрушиваю на нижнюю часть бицепса локоть правой. Ножик вылетает из мгновенью онемевшей кисти.
Захват, удар коленом под рёбра, согнувший «пионэра». Финиширую задней подножкой.
– Ну что, бойцы, разобрались с полицаями? А если бы я был полицай, тогда что?
Значит так, слушайте меня внимательно, повторяю один раз. Эти леса в поисках окружённых красноармейцев скоро прочешут, и у тех, кто не умеет хорошо прятаться, шансов нет. А я вот умею: и прятаться, и драться, и стрелять. И только прятаться от немцев не собираюсь. За мной пойдёте, научу всему, что умею, немцам покоя не дадим. Согласны?
…Ленька и Мишка решились сразу. Хорошие, смелые парни. Хотя Михаил в этой двойке выглядел более предпочтительно: серьёзный, основательный, исполнительный. Сын простого рабочего, привыкший сам добиваться поставленных целей. Его товарищ из семьи инженеров в своё время жил в гораздо более комфортных условиях, что определённо повлияло на развитие парня. Ну нет в Леньке той рукастости и самостоятельности, как в Михаиле. Несколько неуклюжий, мечтательный, достаточно смелый, чтобы разок рискнуть, по-настоящему мужественным он стал только после засады. Правда, цену за это заплатил более чем…
Витька этого прижали потом, расписку мне лично давал о сотрудничестве с партизанами. Пару раз даже полезной информацией поделился. Потом, правда, его полицаи раскрыли. Предателей у них тоже не любят, так что Витька быстро пустили в расход.
Лёха-егерь… Он был самым ценным приобретением отряда. И самой тяжёлой потерей. Лес знал, как свои пять пальцев, легко находил в нём еду: малинники, орешники, грибные места, рыбные озёрца, звериные тропы, где хорошо силки ставить – всё знал. Как пройти сквозь непроходимые с виду буреломы, как скоротать расстояние, где удобные проходы к железке – да всё, одним словом. Он многому успел меня научить, многое показал, но то была явно меньшая часть знаний егеря.
А главное: он сам, без всяких призывов и приказов начал с немцами свою борьбу. За плечами у Алексея была срочная служба, опыт обращения с оружием имелся. В армию в июне он просто не успел попасть – был на дальнем кордоне, опоздал на сборный пункт, а после было уже поздно. Вырос Лёха в семье охотника, плюс егерская служба – готовый снайпер. Побывав на местах недавних боёв, егерь обзавёлся целым арсеналом: танковый ДТ, три винтовки «Мосина» и одна самозарядка СВТ, командирский самовзводный «наган», да плюс небольшой запас патронов, да плюс несколько гранат, «лимонок» и «РГД» – воевать он собирался серьёзно, с расчётом на создание собственного отряда.
Хотя на деле, при всей боеспособности и решительности, Алексей был «бирюком», привык действовать самостоятельно, не полагаясь на других. Обратной стороной автоматически стала неспособность организовывать людей и руководить ими. Хорошим, даже очень хороший боец, но всё-таки не командир.
Я узнал про нашего егеря от Виктора. Накануне кто-то обстрелял группу немцев, занимавшихся «сбором продуктов», сиречь грабежом. С их стороны погибло три человека. Я, признаться, подумал про нескольких нападавших, а Виктор вспомнил про егеря, исчезнувшего с момента прихода немцев.
Найти его было ой как непросто. Но некоторые звериные тропы были известны и Виктору, и он предположил, что там могут быть расставлены силки. Так и оказалось.
Наконец-то гибкая фигура мужчины показалась среди деревьев. Егерь идёт пружинистым шагом, мягко, неслышно. Сложен средне, но в сухом жилистом теле чувствуется звериная грация и сила.
Приближается. СВТ за правым плечом, несёт по-уставному. Вот почему я подумал, что на немцев напала группа: самозарядка даёт высокую плотность огня, как если бы огонь из трёхлинеек вели как минимум трое стрелков.
Ну а с интуицией у тебя как, почувствуешь чужака?
Почувствовал, остановившись метрах в пяти от моей лёжки. Я неплохо замаскировался листвой, плюс камуфляж, дышу очень ровно и мягко. Но егерь присел на колено и вперился взглядом именно в мой «бугорок», образованный телом и листвой. Ну, что дальше?
Резко срывая с плеча самозарядку, рывком вскакивает на ноги. Быстро, очень быстро.
Но недостаточно быстро, когда тебе противостоит «бранденбуржец». В две секунды рву дистанцию; ударом ладони сбиваю ствол СВТ. Резко приседая, зашагиваю правой под колени. Рывком на себя выхватываю ноги – и мой невольный противник летит вверх тормашками.
Прыгаю на грудь коленями, выбивая дух. Левую руку фиксирую под шею, правой хватаю за горло; левым же коленом прижимаю правую руку, сжимающую СВТ. Контроль.
Вот теперь можно и поговорить.
– Слышь боец, я спрашиваю, отвечаешь кивком. Понял?
Алексей вперил вмени полный ненависти взгляд. Не понял.
Сжимаю до упора кадык.
– Не геройствуй. Не то время, не та ситуация. Гансов ты три дня назад пострелял?
Ярости во взгляде не убавилось, но кивком ответил.
Отпускаю горло, встаю. Протягиваю руку.
– Ты не обижайся, что я с тобой так жестковато. Лес – твоя стихия, и иначе я бы просто не смог к тебе подобраться. Наслышан о снайперских способностях. Ну а часть своих я только что показал.
У меня к тебе есть предложение…
Обязательна ли была демонстрация силы? Думаю, да. Мальчишки зачастую живут инстинктами, практически всё время проводящий в лесу егерь не особо далеко от них ушёл. Чтобы доказать своё право командовать, я должен был проявить силу. Доступно проявить, так, чтобы мысли нарушить или оспорить мой приказ в принципе не возникало.
С красноармейцами всё прошло проще и легче. Виктор и отец Николай сумели собрать необходимую информацию о чужаках, появившихся в сёлах после отступления Красной армии; их было не так и много. И все на виду, так что полицаи успевали «поработать» с материалом прежде, чем мы узнавали о людях. Выбор их нередко склонялся к службе у немцев: слишком убедительным был наш разгром в приграничном сражении, а темп германского наступления в сентябре был ещё очень высок. Никто особо и не верил, что Красная армия выстоит.
Тем более, тогда далеко не всех полицаев вязали кровью, да и «громких» карательных дел за ними не водилось. Сыто, спокойно, немцы не придираются, чем не жизнь?
Тут ещё вот что надо учесть: по деревням и сёлам разбредались в основном те, кто разуверился в возможности продолжения борьбы. Они просто искали тихого и спокойного места, оседали у соломенных вдовушек, потому и предложения немецкой администрации принимали. Те же, кто хотел сражаться, прорывались на восток, к фронту.
Но среди человек десяти местных окруженцев нашлось трое, кто поначалу отказался идти служить фрицам. Конечно, потом бы их или уговорили, или заставили, а может, забрали бы в заложники или угнали в Германию.
Так вот эти трое, Владимир, Виталий и Илья, после недолгих бесед со мной согласились вступить в отряд. Большую роль в этом сыграли моя служба в органах и старшинство по званию. Субординация и дисциплина сидели в ребятах крепко.
Что ещё я могу про них сказать? Владимир и Илья были из одной части, причём второй был ведомым по отношению к старшему товарищу. Зато честным и когда надо – стойким. Но в общении тихий, неконфликтный и, в общем-то, не очень решительный. К сожалению, я плохо его запомнил. Хотя была одна любопытная деталь: когда я пришёл за обоими товарищами, именно Илья первым решился принять моё предложение, причём достаточно уверенно.
Владимир был полной противоположностью сослуживца. Шумный, весёлый, к тому же рослый и крепкий, он умел нравиться женщинам. Потому и сумел задержаться в деревне у одной из самых красивых молодок. Мой призыв он поначалу пытался проигнорировать. Не получилось. Из личных качеств: как ни странно, был не очень смелым и вперёд в бою не лез. Но хорошо знал пулемёт, потому я и включил его в расчёт вторым номером.
Виталий чем-то похож на погибшего Илью. По крайней мере, был похож: застенчивый и тихий, немногословный. Но с развитым чувством долга и, когда нужно, смелый до безрассудства. Со временем и голос прорезался, и командирские навыки появились. «Гадкий утёнок» после пары схваток с немцами превратился в «прекрасного лебедя».
Я долго создавал отряд, учил людей, провёл с ними две успешные боевые операции; наконец, я просто узнал их, привык к ним. А тогда…
Алексей был в сознании. Он тянул ко мне руки, хватал за рукава, пытался что-то сказать. Но изо рта раздавались только хрипы, воздух выходил с кровью сквозь пробитые лёгкие. Я пытался его перебинтовать, пытался… Отчётливо понимая, что рана смертельная, что бьющийся подо мной человек обречён.
Потом бледный от потери крови Виталя с наспех перебинтованным левым плечом притащил на пару с Мишкой Леонида. Мальчишка был без сознания. Пуля пробила предплечье правой руки, в хлам раздробив кость. Плоть тут же пришлось резать.
Может, руку и смогли бы спасти в хорошей больнице, собрав осколки костей, прочистив и сшив рану. Но тогда это было просто невозможно.
И всё. Я, Виктор, Виталя и Мишка, вот и весь уцелевший отряд.