– Возьми эту лошадь, – приказала она. Гизела покачала головой, глядя на залитую кровью шкуру. – Я не могу, я не могу! – Ты должна! Серикос не вынесет нас с тобой! Быстрее! Алиенора схватила болтающиеся поводья. Тихонько всхлипывая, Гизела соскользнула со спины Серикоса. Из-за скалы на нее выскочил турок с занесенным скимитаром, и Гизела закричала. Сарацин приготовился нанести удар, но так и не смог завершить движение, потому что Сальдебрейль примчался галопом и срубил его взмахом меча. С ним были еще два рыцаря из эскорта Алиеноры и сержант. Он быстро сошел с коня, пересадил Гизелу на лошадь мертвеца и снова вскочил в седло. – Бог знает, где авангард, – прорычал он. – Нас режут направо и налево! – Он пришпорил своего истекающего кровью коня и ударил Серикоса плашмя окровавленным клинком. Спуск с горы был ужасающим. Лошади скользили по обрывистой, неровной земле, и Алиенора боялась, что они сорвутся и разобьются насмерть о камни. Тучи здесь были густыми, валуны и осыпи то и дело возникали перед ними из тумана. Она была уверена, что в любой момент они пересекут край мира и исчезнут в небытии. Алиенора все ждала, что вот-вот наткнется на утыканные стрелами трупы воинов авангарда, но ничего не было. Возможно, они действительно сорвались в пропасть. Земля стала мягче и ровнее, валуны уменьшились до осыпей. Позади них по склону, потревоженные их проездом, скатывались камни, пугая лошадей. Сальдебрейль вел их быстрой рысью по тропе, где кучи свежего конского помета говорили о том, что здесь недавно прошел отряд. В конце концов они вышли на открытое место в долине, к стремительному потоку ручья. Увидели расставленные палатки и пасущихся лошадей. От свежих костров поднимались клубы дыма, и картина была настолько пасторальной и спокойной, что Алиенора с трудом поверила своим глазам. Только когда караульные увидели всадников, приближающихся быстрым шагом, они поднялись на ноги. – Центр атакован! – крикнул им Сальдебрейль. – Назад, безрассудные глупцы! Нас истребляют и грабят. Королева спаслась милостью Божьей, но кто знает, что с королем! Солдат побежал за Амадеем Морьенским и Жоффруа де Ранконом, а рыцари бросились оседлывать коней. – Почему ты не подождал? – Сальдебрейль набросился на Жоффруа, когда тот прибежал, пристегивая меч. – Турки режут нас на горе, мы попали, как ягнята в загон! Это твоя вина, но обвинят всех аквитанцев! Смуглое лицо Жоффруа пожелтело. Не говоря ни слова, он повернулся и начал выкрикивать приказы. Де Морьен уже сидел на своем жеребце и собирал людей. – Охраняйте лагерь, – крикнул де Морьен Жоффруа. – Приготовьтесь к нападению. Я разберусь. – Он поскакал назад по дороге, по которой приехал, тяжелым галопом. Жоффруа сжал кулаки, его грудь вздымалась. Алиенора была в ярости, но не собиралась упрекать его сейчас, в безвыходной ситуации, и прежде всего с облегчением вздохнула, узнав, что он жив. – Делай, как сказал де Морьен, и побыстрее, – отрывисто приказала она. Не дожидаясь помощи, она соскочила с Серикоса. – Клянусь, я не знал. Я думал разбить лагерь в непогоду как убежище. – Его голос звенел натянутой струной. – Если бы я хоть на минуту подумал, что турки нападут, я бы никогда не поехал вперед. Я бы никогда не стал рисковать вашей жизнью. – Но вы это сделали. – Она вздрогнула всем телом. – За ваше решение придется заплатить высокую цену. Если у вас есть готовый шатер, пусть ваш оруженосец проводит нас туда. – Мадам… Она вздернула подбородок и отвернулась, боясь либо ударить его, либо упасть ему на грудь, заливаясь слезами. Оруженосец Жоффруа проводил Алиенору и ее дам в шатер в центре лагеря. На мангале тихо булькал котел с горячим рагу. Овечьи шкуры были расстелены на полу и покрывали несколько скамеек, расставленных вокруг углей. Марчиза, как всегда практичная, приготовила горячий травяной напиток и укутала Гизелу в теплую шкуру, так как у девушки стучали зубы. Алиенора слышала, как Жоффруа выкрикивал приказы, а люди бежали повиноваться. Она попыталась взять себя в руки, но внутри все еще было ощущение, что она несется вниз по склону из камней и осыпей навстречу сокрушительному удару. Слава Богу, Жоффруа был жив. Слава Богу, что они не предали друг друга. Но его ошибка будет иметь ужасные последствия как для всех, так и лично для нее. Ей стало плохо. Она выпила отвар и вышла из палатки, чтобы сделать все возможное для выживших, которые, ошеломленные, истекающие кровью и потерянные, пробирались в лагерь. Наступила ночь, и в лагерь продолжала просачиваться струйка из разгромленного среднего отряда паломников, а затем подошел и арьергард – в совершенном беспорядке. Короля никто не видел. Некоторые говорили, что он бросился со своим телохранителем на помощь сражающимся в среднем отряде, но с тех пор его не было. Прибыл Роберт де Дрё, с разбитым щитом, на израненном и хромом коне. С ним был Амадей Морьенский, потрясенный и постаревший. – Мы не нашли короля, – сказал он дрожащим голосом, – а турки и кочевники разбрелись по всему склону, грабя и убивая. Алиенора восприняла новость с первым всплеском шока, но, когда потрясение покинуло ее, она покачала головой. Людовик не был лучшим в мире командиром, но в том, что касалось боевых качеств в опасные моменты и простого везения, ему было мало равных. – Храни его Бог. Храни Господь всех нас. – Роберт перекрестился. Он дрожал, его глаза округлились и потемнели. Если Людовик не вернется, то Роберт здесь и сейчас станет королем Франции. В воздухе висело огромное напряжение. Она знала, как честолюбив Роберт, и уже видела взгляды, бросаемые в его сторону, – рыцари размышляли, осмелиться ли первыми преклонить колено и поклясться в верности. Если Людовик был мертв, то она больше не королева Франции. Вместо нее это бремя должна была нести жена Роберта, Арвиза. Она могла вернуться в Аквитанию со своей дочерью и на этот раз выйти замуж за того, кого выберет сама. Эта мысль была словно приоткрытая дверь тюрьмы, но она не смела даже подумать, что это может оказаться правдой, и отогнала ее, словно прикоснулась к раскаленному железному пруту. В течение всего вечера продолжали прибывать отряды. Караульные были на страже, боясь, что турки подкрадутся под покровом темноты и окружат лагерь. Облака на этой стороне горы были редкими, и звезды сияли в суровой ночи, как осколки горного хрусталя. Алиенора присела рядом с раненым рыцарем, произнося слова утешения, когда услышала крик: – Король, король нашелся! Слава Богу, слава Богу! Она поднялась на ноги, закуталась в плащ, изумленно оглядываясь. Она надеялась и боялась поверить. Она ожидала, что он справится и выживет, но в глубине души не исключала и другой возможности. Она поспешила на крики, но потом резко остановилась, потому что Людовик, грязный и забрызганный кровью, покачивался на месте, широко расставив ноги для равновесия, а на коленях перед ним, склонив головы, стояли Жоффруа де Ранкон и Амадей Морьенский. – Где вы были? – вопрошал Людовик. – Вы виноваты. Ускакали, чтобы позаботиться о собственном комфорте. Спрятались, как трусы, и оставили меня и моих людей умирать. Де Варенн, де Бретёй, де Буллас погибли на моих глазах. Это предательство, которое равносильно измене! – Сир, мы не знали, – взмолился де Морьен. – Мы думали, что это безопасно. Если бы мы знали, мы бы не спустились в лагерь. – Вы ослушались моего приказа, и люди, чьи имена вы не имеете права произносить, погибли сегодня из-за вашей глупости и трусости. – Я отдам свою жизнь, если ты попросишь, племянник, – вызвался де Морьен. Взгляд Людовика пронзил коленопреклоненных мужчин. – Я склонен принять ваше предложение, – прорычал он. – Ни один из вас не стоит и горшка мочи! Вы оба арестованы, и утром я поступлю с вами так, как вы того заслуживаете. Готовьтесь. Мои телохранители пожертвовали собой ради меня, и их тела лежат на склоне горы, раздетые и растерзанные неверными. – Его голос дрожал от ярости и горя. – Их кровь навечно на ваших руках, слышите меня? Навечно! – Он поднял свои грязные, окровавленные кулаки, чтобы подчеркнуть это, а затем медленно опустил их. – Принесите мне карты, – приказал он. – Найдите де Галерана – если он выжил. – Он указал на палатку де Морьена. Я забираю ее себе. Проследите за этим. Жоффруа и де Морьена протащили через толпу, жаждущую, чтобы их повесили здесь и сейчас, особенно Жоффруа. Люди плевали на них и били, когда они проходили мимо, под крики «Позор!» и «Измена!». У Алиеноры заколотилось сердце. Накинув плащ, она поспешила к палатке, которую только что захватил Людовик, и пробилась мимо солдат, охранявших вход. – Муж мой, – обратилась она к Людовику, вспоминая знакомое обращение, когда за ней упал полог палатки. Людовик стоял посредине, закрыв лицо руками и содрогаясь от рыданий. Он резко повернулся к ней и поднял голову, слезы текли по его измазанным щекам. – Что тебе нужно? – хрипло спросил он. Она подняла подбородок. Никто не упал никому в объятия. Не прозвучало никаких «рад, что ты жива». Эту грань они давно перешли. – Мне жаль доблестных рыцарей, которых мы потеряли, но ты не можешь завтра повесить своего дядю и моего сенешаля и должен убедиться, что твои люди не сделают этого сегодня. – Снова пытаешься управлять мной? – Он оскалил зубы. – Не диктуй, что я могу делать, а что нет. – Я говорю вам, что если вы сделаете это, то между нашими войсками начнется война, которая завершит то, что начали турки. – Она поднялась. – Жоффруа де Ранкон – мой вассал, и это моя прерогатива – наказывать его за то, что он сделал или не сделал. Вы не имеете права его вешать. – Они ослушались моего приказа, – прорычал Людовик, – и из-за их проступка мои люди – мои друзья – погибли. Я поступлю так, как сочту нужным. – Они поступили так, как считали верным. Они совершили ошибку, но это была глупость, а не измена. Вы не имеете права вешать Жоффруа, потому что он мой вассал. Если вы это сделаете, то аквитанское войско поднимется против вас. Вы действительно хотите посмотреть, что из этого получится? А если вы повесите Жоффруа, вам придется повесить и вашего дядю – брата вашей матери, потому что в равной степени они виновны оба. Ты готов пойти на это, Людовик? Будешь ли ты смотреть, как они качаются рядом? Как это воспримут твои люди? – Ты ничего не знаешь! – всхлипнул он. – Если бы ты была там, видела, как на твоих глазах друзей режут на куски, не стала бы так резво бросаться на их защиту! Мои телохранители отдали свои жизни, чтобы защитить меня, а де Морьен и де Ранкон грели свои зады у костра и развлекались. Это все их вина! Если бы ты была мне хоть немного женой, ты бы поддерживала меня, а не строила препятствия на моем пути. – Ты часто склонен видеть препятствие в причине. Если ты повесишь этих людей, то потеряешь двух боевых командиров и всех их вассалов, которые больше не будут служить твоему знамени, а это значит, потеряв все, ты будешь вынужден винить только себя. – Молчи! – Он поднял свой сжатый окровавленный кулак. Алиенора не дрогнула. – Если ты это сделаешь, то обречешь себя на гибель, – сказала она, ее голос был тихим, но твердым. Она повернулась к нему спиной и вышла из палатки. Позади она услышала грохот, как будто что-то опрокинули. «Настоящий мужчина не закатывает истерик, как мальчишка», – подумала она, и этот звук только усилил ее презрение к Людовику и страх перед тем, что он может сделать. Алиенора вместе с Сальдебрейлем отправилась в палатку, где под домашним арестом содержались Жоффруа и Амадей Морьенский. Толпа рыцарей и сержантов, оставшихся в живых из арьергарда, собралась снаружи и выкрикивала оскорбления, большинство из которых было адресовано Жоффруа. «Трус из Пуату!» и «Южный слизняк!» были самыми мягкими из них. Угрозы повесить мужчин то усиливались, то ослабевали, и с каждым мгновением все больше солдат подходили к палатке и присоединялись к толпе. – Найдите Эврара де Бара. Быстро! – приказала Алиенора Сальдебрейлю. Он отрывисто крикнул что-то одному из своих людей, а затем с горсткой аквитанских рыцарей проложил коридор, чтобы Алиенора могла подойти ко входу в палатку. – Дорогу королеве! – прокричал он. Вопящие солдаты отступили, но Алиенора слышала их бормотание и недовольство. Опасность покалывала спину ознобом. У входа в палатку королева остановилась, сделала глубокий вдох, а затем распахнула створки. Жоффруа и де Морьен сидели за низким столом, между ними стояли фляга и блюдо, на котором лежали буханка черствого хлеба и корка сыра. Когда она вошла, они с напряженными лицами подняли головы; затем оба встали и опустились перед ней на колени. Алиенора знала, что она не смеет выдать свои чувства ни взглядом, ни жестом. – Я говорила с королем, – сказала она. – Он в ярости, но я верю, что, когда дело дойдет до сути, он пощадит вас обоих. – Тогда мы должны верить в то же, что и вы, мадам, – сказал де Морьен, – и в здравый смысл моего племянника. Но что будет с ними? – Он кивнул в сторону створки палатки. Что-то сильно ударилось о край полога. «Камень», – подумала она, и крики зазвучали еще громче. – Помощь близка, – ответила она, молясь о том, чтобы так оно и было, и надеясь, что к утру Людовик действительно образумится. – Ну, если мы ждем на помощь французов, они, скорее всего, повяжут нас, – мрачно сказал Жоффруа, – а если вы вызвали наших людей, в лагере начнутся кровавые бои между группами. – У меня еще есть кое-что в голове, – огрызнулась она. – Я послала за тамплиерами. Мужчины с облегчением переглянулись, но затем Жоффруа покачал головой. – Возможно, мы действительно заслуживаем смерти, – сказал он. – Ты уже совершил достаточно глупостей, чтобы дожить до старости, не добавляя новых, – сказала она, прикрывая свой страх гневом. – Когда мы достигнем Антиохии, мессир, я отправлю вас обратно в Аквитанию. – Он вдохнул, протестуя, и она подняла руку, чтобы заставить его замолчать. – Решение принято. Это принесет мне и Аквитании гораздо больше пользы, чем если бы вы остались здесь.