– Я не потерплю, чтобы мною командовали. Я ему не доверяю. Он не лучше грека и плохо влияет на всех. Обхаживает красивыми словами и золотом, но все это фальшь. Улитка может дать пурпурный цвет из-за своей раковины, но все равно оставляет за собой след из слизи. – Людовик напустил на себя важный вид. – Я пойду в Иерусалим. Честь Христа намного выше потребностей и выдумок этого человека. Алиенора подождала, пока не убедилась, что Людовик остался один в своих покоях. Проведя час в молитвах, он составлял послание аббату Сугерию с помощью стилоса и вощеной скрижали, прежде чем лечь спать. – Мне нужно с тобой поговорить, – сказала она. Людовик бросил на нее надменный взгляд. – Неужели ты наконец нашла время и для меня, оторвавшись от своего драгоценного дядюшки? Она раздраженно вздохнула. – Он мой ближайший родственник по отцовской линии. Нам есть о чем поговорить. – Уверен, что это так, – усмехнулся он. Алиеноре захотелось дать ему пощечину. – Он прав насчет Алеппо. Ты сказал, что поможешь ему, так почему ты сейчас отказываешься? Неужели не понимаешь, насколько это важно? – Война – дело мужское, и тебе не следует вмешиваться. – Людовик пренебрежительно махнул правой рукой. – Если он прислал тебя просить за него, то это бесполезно. Я принимаю советы только от тех, кому доверяю, и уж точно не от тебя. – Ты оскорбляешь его, и ты оскорбляешь меня. – Я никого не оскорбляю; я говорю то, что считаю нужным. – Он бросил на нее сердитый взгляд. – У вас обоих есть свои планы, и я не буду пешкой в вашей игре. – Ты и так пешка, – презрительно усмехнулась она. – Твое окружение играет с тобой в свои игры за власть, но ты либо не видишь этого, либо не хочешь видеть. – Я сам себе хозяин, – огрызнулся он. – И сам по себе. Насколько ты мужчина, Людовик? Насколько король? Я не вижу в тебе ни того, ни другого. – Хватит! – Он отбросил стилос и тот упал с металлическим лязгом. Алиенора взмахнула рукой, длинный шелковый рукав затрепетал. – Если ты пойдешь в Иерусалим, то один. Я останусь в Антиохии. – Ты – королева Франции и, клянусь Богом, отправишься со мной. – Нет. – Она выпрямилась во весь рост. – Между нами все кончено, Людовик. Я хочу аннулировать наш брак. На его лице отразилось изумление, за которым быстро последовала ярость. – Это дядя подговорил тебя, да? – Ему это не нужно. Я все решила сама. Наш брак кровосмесительный – мы оба это знаем и делаем вид, что забыли, но Господь смотрит на нас вовсе не благосклонным взором. Лучше нам расстаться сейчас, чем мучить друг друга до конца жизни. – Так об этом ты с дядей говорила до ночи? – взвился Людовик. – Клянусь Христом, ты неверна и нецеломудренна! – Тогда зачем я тебе, если так не нравлюсь? – прошипела она. – Зачем тебе жена, которой ты не доверяешь, которую не желаешь? Оставь меня, и пусть у тебя будет сын от другой. У твоих баронов и священников больше не будет повода для мелочных жалоб. Сейчас самое время договориться. Ты можешь передать меня дяде, и это будет благородно, тем более что его жена – твоя троюродная сестра. – Она увидела блеск неуверенности в его глазах и настойчиво повторила: – Ты действительно хочешь, чтобы эта пародия на брак продолжалась? Если это так, то ты никак не намекнул мне на это с тех пор, как мы отправились в Крестовый поход из Сен-Дени. Он отвернулся. – Я дал обет не запятнать себя, ты же знаешь. – Запятнать? Разве из этого не все ясно? – Она буквально пылала гневом, каким-то чудом сдерживаясь. – Мне придется поговорить с советниками, – сказал он. – Точнее, попросить у них разрешения? – усмехнулась Алиенора. – Неужели ты во всем слушаешься аббата Сугерия и этого бездушного тамплиера? Неужели Тьерри де Галеран управляет твоим разумом, как и твоей спальней? Говоришь, что сам себе хозяин? Ну так докажи. Людовик бросил на нее неприязненный взгляд. – Я прежде всего служитель Господа и исполняю лишь Его волю. – Тогда у него и спроси. – Оставь меня в покое, – процедил Людовик сквозь стиснутые зубы. – Я дам тебе ответ, когда буду готов. – Делай что хочешь, но знай: я с тобой никуда не поеду. Мой выбор сделан, и я остаюсь здесь, в Антиохии. Когда она вышла из комнаты, Тьерри де Галеран уже ждал, чтобы войти, и, судя по выражению его лица, явно подслушивал. На нем был мягкий шелковый халат, расшитый маленькими серебряными крестиками, а поверх него, как ни странно, кожаный пояс. Алиенора бросила на него полный ненависти взгляд. – Поговорите с ним об этом за молитвой. Тьерри ответил ей таким же взглядом, отвесил надменный поклон и вошел в комнату. Откинувшись в кресле, Людовик поднял голову, когда Тьерри закрыл дверь. – Ты все слышал? – Он ущипнул себя за переносицу. – Кое-что, сир, – осторожно ответил Тьерри. – Она хочет расторгнуть брак на основании кровного родства и остаться здесь, когда мы уедем. – Людовик опустил руку и поднял голову. – Я отчасти склонен удовлетворить ее желание. Тьерри нахмурился и застегнул ремень. – Я советую вам не спешить, сир. Если вы согласитесь, это повредит вашему престижу. Люди будут говорить, что вы не можете удержать жену и что другой мужчина увел ее, хотя этот мужчина – ее дядя. Это будет означать, что мужчины Аквитании будут искать лидера в Антиохии, а не во Франции. Вы – владыка Аквитании по закону, но если королева отречется от вас, ваше положение сильно осложнится. – Она – будто розовый шип в моем боку. – Людовик поморщился. – И боль тем сильнее оттого, что я все еще помню красоту розы. – Многие красивые вещи посланы дьяволом, чтобы уязвить нас, – сказал Тьерри. – Как прекрасна блестящая кожа гадюки, но ее укус смертелен. Разве не змей соблазнил Еву попробовать плод с древа познания и разве не она уговорила Адама съесть его? – Я напишу Сугерию, – ответил Людовик со вздохом. – Он даст мне совет, но ты прав. Пока же ей не следует оставаться в Антиохии. – Я не думаю, что вам следует вводить свою армию в Антиохию. Пусть лучше они присоединятся к нам по дороге. Глаза Людовика блеснули. – О чем ты говоришь? – Сир, до меня дошли тревожные слухи. – Какие слухи? Тьерри скривился, как будто глотнул уксуса. – Я думаю, что владыка Антиохии что-то замышляет против вас. – Думаешь или знаешь? – Дыхание Людовика участилось, и паника сковала грудь. – Я видел, как князь пытается вбить клин между нашими людьми. Он шепчется с вашим братом, и я думаю, что он замышляет сговор с королевой. – В тоне Тьерри сквозило отвращение. – Я подозреваю, что Раймунд и королева были неподобающе близки. Я видел, как они сидели рядом, будто любовники, одни, без сопровождающих, когда все остальные спали. – Его голос слегка дрогнул. – Я видел, как они обнимались. Она вела себя неподобающим образом и с другими мужчинами. Жоффруа де Ранкон находился в ее покоях до глубокой ночи перед отъездом из Антиохии, и мои шпионы доложили, что они расстались с нежностью. Поневоле задумаешься, а было ли то, что случилось с авангардом на горе Кадмос, чистой случайностью. Людовик в ужасе уставился на него. – Клянусь Христом и святым Дионисием, ты в этом уверен? – Сир, я бы ничего не сказал, не будь у меня серьезных сомнений. Я полагаю, что мы должны покинуть Антиохию, как только наша армия окажется в пределах досягаемости, и немедленно отправиться в Иерусалим, взяв с собой королеву. Если она будет рядом с вами, ее дядя не посмеет выступить против нас, а за ней пойдут и аквитанцы. Людовик сглотнул. – Что ты предлагаешь? – Надо уйти незаметно, как только узнаем, что наши войска близко. Нужно будет действовать быстро и рассказать только тем, кто достоин доверия. Раймунд не сможет помешать тебе уехать верхом, как и не сможет помешать забрать собственную жену. Нужно увезти ее и держать при себе, где у нее не будет возможности строить заговоры и подлые планы. Людовика затошнило. Он не мог осознать всю чудовищность того, что слышал. Он не хотел в это верить, и все же Тьерри был его глазами и ушами и чуял заговоры, как крыса кусок прогорклого сыра. Он уже давно чувствовал опасность, и новости его не удивили, лишь сильно испугали. – Позвольте мне заняться этим, сир, – спокойно сказал Тьерри. – Я позабочусь о том, чтобы королева была готова к отъезду, когда наступит нужный момент. Людовик кивнул с облегчением. – Ты всегда знаешь, как лучше, – сказал он.