– Он следит за нами, – снова загоготал Бенджи. Джеймс выглядит немного смущенным и поднимает руку в знак протеста: – Нет, нет. Дело не в этом. Это больше для того, чтобы понять, как у вас дела, что есть хорошего; поставщики могут рассказать, что они заметили нового, что может повлиять на следующий сезон. – Например, новая чертова микротрава или причудливая посыпка из морских водорослей для твоего претенциозного шеф-повара. – Бенджи качает головой и разворачивает бухгалтерскую книгу. – Джеймс мечтает о собственной кафешке на западном побережье, но не может устоять против звезды Мишлен – как и против своей матери – не так ли, приятель? – Это неправда, – говорит Джеймс, быстро поворачиваясь ко мне. – Еще как правда, – отвечает Бенджи, передавая Джеймсу бумажный сверток и собираясь уходить, затем хлопает меня по плечу и качает головой в сторону Джеймса. – Приятно познакомиться с тобой, Хизер. Всегда рад видеть новых дам «Лох-Дорна», – и уходит, перепрыгивая через перила. Он садится в свою лодку и заводит мотор, а мы отправляемся обратно по Набережной. – Я знаю Бенджи уже двадцать лет, – начинает Джеймс в попытке объяснить, – с тех пор, как мне было лет одиннадцать. – Это правда? Ты хочешь уйти из ресторана? – Уйти? Нет, не совсем. Может быть. – Джеймс пожимает плечами, как будто это пустяк. – Все повара мечтают о собственном ресторане. Хочешь кофе? – О боже, да, пожалуйста. Мы открываем дверь в маленькое кафе, и раздается приятный звон колокольчика. Внутри за разными столиками и в кабинках сидят местные жители и туристы, наслаждаясь английским завтраком. Джеймс машет рукой мужчине в резиновых сапогах и фиолетовой флиске. Ему около сорока лет, у него рыжие кудри и морщинистая кожа. Мы пробираемся между столиками, пока не доходим до самой дальней кабинки, и через несколько минут они с Джеймсом за чашкой чая и обсуждают сроки поставок, рыболовные квоты и качество пойманного на удочку морского окуня. Я с трудом поспеваю за ними, но меня в равной степени увлекают все тонкости ресторанных поставок и поиски идеального хека. Как и в любой другой рыбе, хитрость заключается во времени, но для хека это особенно важно, поскольку чем дольше находится без воды, тем больше становится мягким и похожим на вату. – Не получится, Фрейзер, – говорит Джеймс, – если посмотреть на график, разве что в среду. – Значит, в среду. – Фрейзер наливает себе еще чаю. – Как тебе западное побережье, милая? – Отлично, – отвечаю я, понимая, что, по крайней мере, сегодня это правда. Через полчаса мы выходим на улицу. Солнце пробилось сквозь облака, и впервые за неделю я чувствую его на своей коже. Я немедленно снимаю пальто и поворачиваю лицо к небу. – Солнце, – говорю я, – мой добрый старый друг, как я по тебе скучала. – У тебя просто было плохое первое впечатление. Подожди. Может, лето здесь и длится всего три месяца, но это потрясающее время. – Три месяца, – говорю я, смеясь. – Я бы не смогла жить в таком холодном месте. Не знаю, зачем я это сказала. Так говорят люди. На самом деле, я не против холода. Я создана для него. Я ненавижу, когда слишком жарко, и загар на моей бледной коже ложится красными пятнами. Однажды я поехала с Хизер в Мадрид в разгар лета и провела три дня в своей комнате с закрытыми жалюзи, смотря «Чокнутую бывшую»[23] серию за серией и выходя только позавтракать и полюбоваться на закаты. После этого мы больше никогда не ездили вместе в отпуск. – К этому привыкаешь. – Тон Джеймса немного обиженный. – Люди говорят, что можно привыкнуть ко всему, – вылетает у меня изо рта. Он ничего не отвечает, я добавляю, чтобы прервать молчание: – Мы встречаемся с кем-нибудь еще? – Нет, все, только эти двое сегодня утром. В любом случае, нам нужно вернуться к обеду. Он говорит чуть отрывисто, и мне становится не по себе. Я хочу сказать ему, что люблю лучи солнца на лице, когда воздух прохладный, что влюбилась в Скай, и в порт, и в маленький замок с арочным мостом, но не уверена, что это прозвучит искренне. – Хорошо. – Я следую за ним к машине. Я оглядываюсь через плечо на красочный маленький порт Портри и глубоко вдыхаю этот соленый воздух с запахом рыбы. Затем останавливаюсь, достаю телефон и быстро делаю пару снимков гавани по дороге. Жаль, что нельзя выложить их в Интернет, но во всяком случае они останутся у меня на память. Потом спешу за Джеймсом, который уже сидит в машине. – Извини, я фотографировала. – Я кладу пальто на заднее сиденье. – Значит, не все так плохо. – Он смотрит на меня так, словно выиграл спор. Затем он ищет глазами мои глаза. Я не отвечаю – не могу найти слов, – но улыбаюсь, а потом смотрю в пол. Через минуту он захлопывает багажник и идет к водительскому месту, мы оба садимся в машину и почти синхронно пристегиваем ремни. На обратном пути в машине ощущается странное напряжение. Это то же напряжение, что и в первую ночь, или нет? Возможно, я все нафантазировала. Для напряжения всегда нужны двое? Или его можно создать в собственной голове без посторонней помощи? Джеймс наклоняется вперед, чтобы включить радио, а мы проезжаем мост Скай и возвращаемся по главной дороге в сторону отеля. Я не хочу говорить о ресторане, потому что как только мы заговорим о нем, я снова стану Хизер, но помню, что мы должны были обсудить вечер Винного общества. – Винное общество, – быстро бормочу я. – Черт, да, – отвечает он. – Нам нужно придумать тему. – Как насчет британских вин? – Я вспоминаю Винную премию. Это буквально единственное, что я знаю о британских винах: у них есть награды, и они сейчас в моде. – Британские вина? – Да, они сейчас в почете. – Я знаю, знаю, – говорит он, быстро оглядываясь на меня, видимо, чтобы удостовериться, что я говорю серьезно, – ну, с меню у нас сложностей не будет. – Я знаю, что много на себя беру. Но это отличная идея, правда же? – Я вспоминаю слова Ирен о том, что мне не хватает уверенности в себе. – Мы могли бы сделать что-то вроде уличной вечеринки, понимаешь? Какие-нибудь милые украшения в зоне бара. Сосиски в тесте для гурманов или что-то в таком духе. А на десерт какой-нибудь выпендрежный трайфл? Джеймс смеется, а я съеживаюсь. Я сказала что-то глупое, но не знаю, что именно. – Что? – Это должно быть изысканно, – медленно произносит он. – Но почему бы не повеселиться в процессе. Сделать уличную вечеринку, достойную звезды Мишлен. Я имею в виду, что в основном мы проводим вечера каберне или вин долины Вахау или что-то в этом роде, – продолжает он, – но твоя идея игривая. Для нее весело будет готовить еду, это точно. – Тебе нравится идея? – Я считаю, это интересно. – Но ведь есть и «но»? – Дело в Расселе. Его нужно убедить, а у него определенно есть свои мысли. По поводу всего. – Предоставь Рассела мне, – уверенно говорю я. – Конечно, если ты думаешь, что это может сработать. – Я считаю, что это может сработать. Я считаю, что это прикольно. Очень в твоем стиле. – В моем стиле? – Я пытаюсь выудить, что он думает обо мне. Люблю узнавать, какой меня видят другие люди, ведь мне так трудно оценить себя самой. – Ну… неожиданное всегда в твоем стиле, – продолжает он, и мы еще немного едем в тишине, пока я наслаждаюсь этим сомнительным комплиментом. – Я влюбилась в Скай, – переспрашиваю я. – Правда? – переспрашивает он, переключая передачу, пока мы быстро выходим из крутого поворота, и его слегка заносит. Я хватаюсь за подлокотник и пытаюсь скрыть свой страх, глядя в окно, но машина тут же замедляет ход. – Да, – отвечаю я, задыхаясь. – Отлично! – Я украдкой смотрю на его лицо. Хотя мы уже на очередном повороте, он тоже бросает на меня быстрый взгляд, прежде чем повернуть обратно на дорогу. Потом снова смотрит на меня, и я краснею. И как раз в тот момент, когда я думаю, что он почти идеален, по радио звучит Фил Коллинз, и Джеймс делает громче. Хотя, возможно, я могу простить ему это. Полдень еще не наступил, когда мы сворачиваем на ветреную лесную дорогу, ведущую к отелю, но я не хочу, чтобы поездка заканчивалась. В тишине мне обычно неуютно. Меня мучает страх, если никто ничего не говорит. Нервное опасение, что скоро случится что-то плохое. Молчат потому, что думают о чем-то, о чем не хотят говорить. И хотя я понимаю, что это ужасно эгоцентрично, я не могу не беспокоиться, что они думают обо мне. Так было и в детстве; моя мама была мастером зловещего молчания. Я знала, что это способ отгородиться от людей. Не подпускать меня. Не давать мне задавать вопросы типа «Куда делся телевизор?» или «Почему в заборе перед домом дыра?» Молчание держало меня подальше от кухни, где она копошилась, убирая улики, скрывая правду. – Молчать легче, чем объяснять, что случилось что-то плохое, – шепнула мне двенадцатилетняя Хизер, когда мы отправились в одно из наших бесконечных субботних путешествий с карманами, набитыми деньгами. В деньгах не было недостатка, когда отцу было особенно плох, или их вообще не было, когда ему становилось лучше. Я называла их «деньгами на отвали». Но сейчас – когда мы едем, и я смотрю на холмы с одной стороны и темную воду с другой – это совсем другое молчание. Глава 14 Мы останавливаемся перед коттеджем, но Джеймс не выключает двигатель. – Вылезай, – говорит он. – Разве тебе не нужно тоже переодеться? – спрашиваю я. – Нет, моя форма в шкафчике. В любом случае, я должен припарковать машину позади дома. – Он улыбается. – Ты ведь знаешь, что у нас сейчас сокращенное обслуживание? Так что неделя будет легкой, – говорит он. – Спасибо, что съездила со мной. Тут он протягивает руку и касается моей. Я сразу же чувствую эту чудесную энергию взаимного притяжения, и теперь я уверена, что она существует не только у меня в голове. Он на мгновение задерживает свою руку, мы застенчиво улыбаемся друг другу, и затем он ее убирает.