– А поэтому все не имеет значения в любом случае? Ты это хочешь сказать? – Хватит приставлять мне гребаный пистолет к виску. Все равно это ни к чему не приведет. Ты это знаешь, и я это знаю. – Почему ты так себя ведешь? – Как так? Это я. Вот она я. Это ПТИЧКА. Что, хочешь избавиться от меня, Джеймс? Он смотрит на меня, и его шок переходит в поражение. Он щурит глаза и качает головой: – Что-то здесь не так. – Я думаю, это твоя готовка. Он поворачивается, чтобы посмотреть на озеро, и снова качает головой. Мое сердце колотится, и я чувствую, как кровь приливает к шее вплоть до ушей. И когда он отходит на шаг назад от меня, я инстинктивно хочу протянуть руку и притянуть его к себе. Но не могу. Я должна отпустить его. Это никогда, никогда не должно было зайти так далеко. – Джеймс, – говорю я, отчаянно пытаясь… сама не знаю что. – Джеймс, – повторяю я, – я… – Но мой голос смолкает в тишине, и нет ничего, кроме ветра и воды, бьющейся о берег, когда он уходит. Я хочу схватить его за плечи, заглянуть ему в глаза и все объяснить, но это слишком сложно. Как мне что-то объяснить? И тогда я чувствую раздражение. Раздражение от того, что он такой чувствительный, и раздражение от того, что он расстроен. Раздражение от того, что мне приходится чувствовать себя виноватой в чем-то. Раздражение, на самом деле, от того, что я попалась и теряю контроль над ситуацией. Раздражение на Рокси. Раздражение на Билла. Раздражение на Джеймса. Раздражение на глупую себя. – Знаешь, вокруг есть целый мир, – начинаю я в лучшем стиле Птички, – не то чтобы ты его видел. Ты никогда не был за пределами Шотландии, черт возьми. – Да, – говорит он с полуулыбкой. – Ты права. А потом он смотрит вниз на мои грязные, безнадежно испорченные кроссовки, и на его лице появляется вспышка чего-то болезненно милого. Несмотря ни на что, он заботится о моих ногах. А потом он уходит. Исчезает в глубине тропинки, уверенно ступая в своих крепких ботинках, чувствуя себя как дома на этой земле. Когда он уходит, я испытываю почти приятное раздражение. Как будто у меня сняли огромный груз с плеч. Это к лучшему, думаю я. Мне нельзя влюбляться в этого парня. Будет так много препятствий, что лучше, если все просто займутся своими делами. Да. Лучший путь вперед – это опустить голову, дожить до конца моего пребывания здесь и убраться отсюда к черту. Больше никаких глупых ошибок. Больше никаких сюрпризов. Просто усердно работать, играть по правилам и свалить отсюда. Глава 32 Джеймс отменил наши два последних урока кулинарии, понятное дело. А сегодня утром он взял выходной и в очередной раз отправился с мамой к мистеру Макдональду. Ирен тоже ужасно молчалива со мной, и я задаюсь вопросом, рассказал ли ей Джеймс о том, что между нами произошло. Она дала мне выходной на утро, чтобы я, по ее словам, поработала над мероприятием Винного общества. Я чувствую, что все в «Лох-Дорне» висит на волоске, и мне хочется, чтобы они поговорили со мной об этом. Но я остаюсь одна и чувствую такую глубокую вину за все, что это невыносимо. Я беру ключи от внедорожника. Выехав на дорогу, на мгновение замираю, размышляя, куда ехать дальше, а затем сворачиваю на дорогу в сторону Скай и Портри. Я выключаю стереосистему, опускаю стекла и высовываю правую руку из окна, чтобы почувствовать прохладный воздух между пальцами. На дорогах тихо, хотя уже позднее утро. Когда я пересекаю мост на остров Скай, от потрясающего вида у меня замирает сердце. Ярко-зеленые поля возвышаются над галечным, скалистым берегом. Овцы, пасущиеся слишком близко к дороге, уносятся вверх по холмам, когда слышат звук моей машины. Джеймс однажды сказал мне, что это норвежское название: Ski означает «облако», а Ey – «остров». То есть «остров облаков» – из-за тумана, который часто нависает над его зубчатыми горами. Когда мы приехали сюда с Джеймсом в первый раз, это, конечно, соответствовало названию, но сегодня все вокруг покрыто веселой, очищающей душу летней синевой. Голубой цвет радости и надежды. Солнечного света и смеха. В Портри я пробираюсь к краю пирса, зажимая в руке завернутую в газету обжигающе-горячую рыбу с картошкой, которую я ем с безудержным удовольствием и без капли сожаления – соленый жир свободно стекает по моим пальцам, а холодная банка колы омывает горло шипучей сладостью. Я уверена, что у папы картошка никогда не получалась такой вкусной. Я бросаю остатки еды чайкам, наблюдая, как они галдят и дерутся в воздухе, пока я подбрасываю каждую пригоршню крошек все выше. Смотрю вниз, на воду, которая бьется о пирс, так же, как в ту первую поездку с Джеймсом. Может, во всем признаться? Я снова и снова прокручиваю в голове все возможные варианты. Представляю, как произношу слова «я сделала большую глупость», глядя ему в глаза. Пытаюсь представить, как Джеймс улыбается и говорит, что все понимает, и обещает мне помочь, но это кажется нелепой фантазией. Как и с Хизер: я представляю, как признаюсь ей во всем. История, которую я рассказывала сама себе, о том, как приехала в Шотландию и назвалась ею, а потом все это обернулось шуткой, над которой мы будем хихикать за кружкой пива, уже давно перестала казаться убедительной. Хизер примет это стоически. Она будет раздавлена тем, что я солгала, и убита горем, что я была так безрассудна. Я поднимаюсь с пирса и решаю прогуляться вдоль берега. Прохожу мимо маленького магазинчика рядом с кафе, где мы сидели в прошлый раз, и вижу в витрине туристические ботинки. Почему бы и нет? У меня теперь столько денег, а потратить их не на что. Через несколько минут я зашнуровываю свои походные ботинки за 100 фунтов стерлингов и выбрасываю старые кроссовки в ближайшую мусорную корзину. Почему бы не потратить свои с трудом заработанные деньги на что-то полезное. Я замечаю знак, который дает мне выбор: подняться на «Глыбу» или пройти по круговой тропе Скоррибрик. Три километра – бог знает сколько это займет времени. Солнце уже высоко в небе, и воздух становится горячим. Все эти переживания о том, что делать с Джеймсом, напрасны, говорю я себе, бредя по асфальтированной дорожке вдоль лесистого берега. Все кончено, и он будет жить дальше и встретит другую. Может, это и выглядело как курортный роман, но на самом деле мы были вместе меньше недели. Через несколько минут я останавливаюсь и оглядываюсь назад, в сторону гавани Портри, сверкающей в лучах солнца. Там видна каменная башня, выглядывающая из леса, которая, как мне помнится, была знаком для кораблей, что в городе есть медицинская помощь. Я хочу поговорить с Хизер, которая вчера вернулась в Лондон. Мы разговариваем каждые несколько дней, и я приняла твердое решение не рассказывать обо всем, что я сделала здесь, в «Лох-Дорне», пока не поговорю с ней с глазу на глаз. У меня такое чувство, что ей тоже нужно выговориться, и поэтому наши разговоры устремлены в будущее и в основном позитивные, хотя и немного пустые. Ни одна из нас не хочет говорить откровенно, пока не будет готова. «Скоро приеду», – написала я в своем последнем сообщении. После этой чертовой винной вечеринки. Мой план таков: устроить лучший праздник Винного общества на западном побережье. Хочу компенсировать часть потерь, которые навлекла этой дерьмовой рецензией, но кроме этого, хочу доказать кое-что самой себе. Может, я и не лучший знаток вин в Шотландии, но я знаю, как сделать так, чтобы люди хорошо провели время. Проведу эту вечеринку и уеду. Может быть, стоит уехать сразу после нее. Я могу заказать такси до Инвернесса, а оттуда улететь в Лондон. Может, оставлю небольшую записку на стойке бара для Билла и Ирен. Что-нибудь в таком роде: «Извините, что уехала немного раньше, чем планировала, по семейным обстоятельствам». Да, это кажется правильным. Я бы уехала на позитивной ноте, надеюсь, и только за пару недель до конца высокого сезона. Они справятся и без меня. Тропинка проходит мимо маленького лодочного сарая и таблички с надписью Urras Clann MhicNeacail (на гэльском, наверное), и я задумываюсь об истории этого края: кровавые битвы кланов на берегу моря, суровые зимы, теплые костры и виски. И вот я снова думаю о Джеймсе, пока тропинка переходит с асфальта на гравий и начинает подниматься к небольшой скамейке, откуда открывается великолепный вид на холмы через озеро. Я сижу там некоторое время, глядя вдаль и чувствуя глубокую боль в сердце. И вот я плачу. Сначала это всего несколько слезинок, которые вытекают и мягко скатываются по моим щекам, но через несколько мгновений они превращаются в глубокий, утробный плач. Это катарсис горя, гнева и ненависти к себе. Я смотрю на свои руки с ногтями, которые обкусаны до крови. Закрываю лицо ладонями. Сколько жидкости может вылиться из моих глаз? И есть ли способ вернуться в прошлое и сделать правильный выбор. А потом я думаю обо всем, что упустила бы, если бы изменила свое решение. Я хочу остаться. Кто бы мог подумать, что приезд сюда ради посиделок в пабе тронет меня до глубины души? Этот ветхий семейный отель, который так отчаянно пытается казаться величественнее и великолепнее, чем он есть. Это несовершенное место, наполненное несовершенными людьми, все со своими нелепыми недостатками и огромными сердцами. Это место… Я отчаянно хочу остаться и помочь восстановить его. И я хочу, чтобы Рокси стала самой молодой сомелье в стране. Я хочу сидеть за стойкой из нержавеющей стали с Джеймсом и Анис и составлять меню. Я хочу, чтобы Джеймс был главным шеф-поваром и готовил настоящую, хорошую еду от всего сердца. Еду, которая не пугает людей, а успокаивает и радует их. Когда образ Джеймса всплывает у меня в голове, он кажется таким ярким, что ослепляет мои чувства, и нет больше ничего, кроме боли в сердце. Но боль – даже самая сильная – никогда не может мучать нас слишком долго. В нас всех есть воля к жизни. Наконец слезы начинают высыхать, и я позволяю солнцу высушить мне щеки. Глава 33 Когда я въезжаю в «Лох-Дорн» и возвращаюсь в зону действия мобильной связи, мой телефон показывает три пропущенных звонка. Это Тим. Что ему нужно? Пока я раздумываю, не проигнорировать ли его, он звонит снова. – Что такое? – ворчу я. – Птичка! – Он практически орет в трубку. Похоже, он пьян. – Три пропущенных вызова? Сейчас не то время суток, чтобы звать девушку к себе. – Да я хотел узнать, не знаешь ли ты, где здесь можно достать зарядку для телефона, но мы уже спросили на ресепшне. – На ресепшне? – Я чувствую холодок по телу. – Что ты имеешь в виду? – Мы здесь, Птичка! Мы у себя в комнате, и мне нужно зарядить телефон, – отвечает он, как будто уже выразился яснее некуда. – Из одного окна прекрасный вид на дерево, а из другого – на парковку. Только далеко от цивилизации: ближайший паб в восемнадцати минутах ходьбы. Мы засекали. Не знаю, как вы справляетесь. – О боже, ты здесь! – Я чувствую тошноту. – Да, детка. И мы сгораем от нетерпения. На мне бархатный пиджак Деймо, как на церемонии вручения премии Wine Awards, чтобы не выходить из образа. – О боже правый. – Деймо уже был в баре. – Я же просила тебя не приезжать. Говорила, что больше не хочу тебя видеть. Он разражается смехом, как будто это самое смешное, что я когда-либо говорила: – Да, да, я все это уже слышал. Если честно, я и раньше говорила Тиму, что не хочу его видеть, а потом снова спала с ним. – СЮРПРИЗ! – кричит Деймо на заднем плане. – Какого черта? Я слышу скрип половиц – это Джеймс ходит по второму этажу, и понимаю, что мне нужно как можно скорее подняться в главный дом и разобраться с ситуацией.