Она слезинку смахнула. – Первый год при нас жрец находился неотлучно. И пяток старух, которых блаженными почитают. Как по мне, обыкновенные, просто умом двинулись… ты не знаешь, каково это… Одна постоянно бормочет. Другая песни поет. Все воняют, потому что мыться – святость смывать. И молишься, молишься, а им все мало, все поверить не способны, что нет от нас с сестрицею вреда… а главное, случится в тереме беда какая… не важно, к слову, хоть чирь на заднице, а все мы виноваты. – Жалуешься? Арей все же флягу отыскал среди вещей. И, воды на полотенце плеснув, отер лицо. Полегчало. – Брат твой где? – Я ему не сторож… пришла, тут никого нет уже… только ты вот спишь сном беспробудным. Я тебя уже и звала, и за плечо трясла, а ты никак… вот и решила посидеть, поглядеть, что за беда… вдруг бы тебе помощь понадобилась. Ишь, заботливая какая. А все одно странно, что и Лойко, и Илья ушли, никому и слова не сказавши. – Отец хотел, чтобы мы стали сильней… он знал, что она не оставит нас в покое. Как же, царская кровь, благословенная… проклятая, как по мне. – Любляна пальцами по косе провела, распуская. – Я бы отказалась, если б можно было… но кто ж меня спрашивал, где родиться? – Опять жалуешься. – Привычка. – Она не смутилась. – Я не нелюдь, Арей. Я просто не совсем уже и человек. Помню, отец позвал меня вниз. Помню, как лежала на полу и плакала, умоляя меня отпустить… а потом стало холодно, и так холодно, что… я думала, насмерть замерзну. Потом… потом что-то было, но все как в тумане. Знаю, я делала не самые приятные вещи… или не я, но то, что в меня вселилось. Она вздохнула. – Отец как обезумел… или и вправду обезумел? Но все закончилось в один день. Я очнулась от боли, страшной боли, будто меня раздирали изнутри на мелкие клочки… потом жар… и холод… я едва не умерла, но очнулась. Кем? Сама не знаю. Знаю, что ее, той твари, больше нет… и что не будет… что я одна… почти одна, только вот Маленка, она способна понять, что я чувствую, но лишь потому, что чувствует то же самое… мы вдвоем остались друг у друга, а все вокруг только и ждут повода, чтобы от нас избавиться. Холод жемчуга Арей ощущал и сквозь ткань. Холод этот разбивал слезливый морок слов. – От меня тебе что надо? – Уж не жалости… а и вправду, скажи, чем она лучше меня? – Любляна поднялась, тряхнула головой, и волосы ее, медвяно-золотые, тяжелые, рассыпались по плечам. Летник вдруг соскользнул, и осталась боярыня в одной рубашке тончайшего полотна. – Неужели вовсе не по нраву? – Оденься. – Арей наклонился и летник подобрал. Хмыкнул. Тяжелый, что панцирь жучиный. – Я ведь и вправду царской крови… и многое умею… мы бы хорошо зажили. – Пока бы ты меня не сожрала. – Надо же какой трусливый… – Любляна плечиком повела, и рубашка с плечика этого соскользнула. А Арею вдруг смешно стало: экий он манкий для нечисти, то одна выплясывала всю ночь, то другая утречком продолжила. Неужто иной заботы нету, кроме как честного мужика в соблазн вводить? – Да не трону я тебя… не трону… и сестрица моя… да, нам силы нужны, но разве мы кого до смерти извели? – Это ты мне скажи. А рубашка и ниже съехала. Арей покачал головой и, летник протянувши, сказал: – На вот, прикройся, а то застудишь чего… – Людям обыкновенным с нами неуютно, твоя правда… а ты и не заметишь… я малость возьму… – Одна уже взяла. – Маленка? – Очи Любляны полыхнули. – Вот стервь! А обещала… – Оденься уже. Вы прочитали книгу в ознакомительном фрагменте. Выгодно купить можно у нашего партнера.