– Нет, я же говорю, я никогда ее раньше не видела. Но, кажется, меня она знает. – Лиз – сценарист. Стыдно не знать, ну правда. Такая печальная судьба. Она так и не реализовала свой потенциал до конца. В других обстоятельствах я бы улыбнулась, услышав, что сценарист, призер BAFTA не реализовал свой потенциал. Цинния оглянулась на Малка и улыбнулась. – Извини за это, Малк. Боюсь, что мой сын грубо обошелся с вашим старым другом и она все неправильно поняла. – Не надо, – тихо ответил Малк, заложив руки за спину. – Не извиняйся. Я сказала Себастьяну: – Почему ты мне ничего не сказал? Он выглядел озадаченным. – Я собирался сказать, когда мы пойдем выпить. Прости. Выскочило из головы. И я вспомнила, что не рассказала ему обо всем остальном: о фотографиях, о книге. Я поежилась. – Конечно. Не волнуйся. Ничего страшного. Но Цинния все еще смотрела на меня. Наступила небольшая пауза; Себастьян снова повернулся к Малку, чтобы закончить разговор, а она сказала: – Интересно, почему она считает, что знает тебя. – Не знаю. Она что-то знает про моего отца. И про мою семью. Она пыталась связаться со мной. – Я отбросила всякую осторожность. – Она говорит, что мой отец не погиб. Я… Не уверена, но может быть, она сумасшедшая. У тебя случайно нет… Нет ее адреса? – О, прости. Нет. – Вообще нет? А ты знаешь, где она живет? – О, в тех домах на той стороне Хит. В Приорс. Это те домики-замки, мимо которых мы недавно шли. Я потерла глаза. Малк встал под деревом, и Себастьян пожимал ему руку, прощаясь. Вдалеке появилась Шарлотта и позвала его, крича что-то насчет чая. Мы стояли в стороне от них, на краю холма. – Цинния, как ты думаешь, ты могла бы связаться с ней для меня? Выяснить, хочет ли она со мной снова встретиться. Я просто в отчаянии. Все это так странно и… – Еще раз, нет. – Извини? – переспросила я, подумав, что ослышалась. Цинния наклонилась ко мне. Она осторожно притянула шаль обратно на плечи. – Нина, дорогая, пойми меня правильно, просто потому, что мы не хотим, чтобы ты была в нашей жизни. – Что? – Прошу тебя, пойми. Я думаю, для всех будет лучше, если мы разойдемся каждый в свою сторону. – Она изобразила, как отталкивает лодку от берега. – Это ваше дело, пойти выпить и все такое, а что дальше? Эти встречи, все это, они все запутывают и расстраивают меня. Ты не должна тратить его время. Он был… Ты почти сломала его, я тебе это говорила в свое время. Вам с ним нужно начать все с чистого листа, говоря метафорически. Просто с чистого листа. Я сделала пару шагов назад, как будто она меня оттолкнула. – Но… Это ты хотела со мной увидеться, – сказала я, потирая переносицу, пытаясь не показывать, как сильно она меня задела. – Не понимаю… – Что ж, – сказала она спокойно. – Я просто хотела сказать тебе напрямую. Объяснить, почему будет лучше, если ты… Если ты оставишь его в покое, дорогая. Это трудно, я знаю. Я не хотела тебя обидеть. Я отрывисто засмеялась. – Итак, ты поняла. – На ее верхней губе появилось крошечное блестящее пятно от слюны. Немного помолчав, она мягко продолжила: – Нина, если бы ты была моей невесткой, я бы все сделала, чтобы поддержать тебя. Если бы ты была матерью его детей, я бы убила за тебя. Но ты его бывшая жена, и уже прошло два года, и я думаю, пришло время тебе просто… Да, оттолкнуть лодку, уплыть. Вот почему я не хочу тебе помогать. Ты меня поняла, дорогая? С годами я стала восхищаться Циннией, и я восхищалась ею и теперь, хотя это странно. Ее прямолинейность ошарашивает, буквально сводит с ума. – Я поняла, – ответила я. – Если ты решила мне не помогать… Хорошо. В любом случае, спасибо за честность. – О, не за что, – сказала она, как будто мы с ней болтали за коктейлем. Ее лицо было спокойно. – И еще, дорогая, раз уж мы об этом заговорили, я думаю, тебе лучше просто забыть и о Лиз тоже. Это нехорошо по отношению к ней. Она очень расстроена насчет тебя, дорогая. – Да, я понимаю, – ответила я, стараясь говорить обычным тоном. – Что она тебе сказала? – О, – Цинния тихо засмеялась, – ну, начнем с того, что она продолжает называть тебя «Тедди». – Тедди? Правда? – воскликнула я, когда остальные подошли к нам. – Как смешно. – И я снова поежилась, стараясь скрыть внезапный приступ злости, думая, как с ним справиться. – Извини еще раз, если мы поставили вас в неловкое положение. – О, Себастьян. – Я легонько пнула его. – О, Нина. – Созвонимся насчет следующей недели. Я бы хотела все же с тобой выпить. Я не смотрела на Циннию. Я знала, что это ребячество – но с ее стороны разве нет? Если я хочу его видеть, что в этом плохого? Разве я желаю ему зла? Разве я на самом деле как стихийное бедствие, каковым она меня считает? Но она промолчала, а Себастьян кивнул. – Отлично, – сказал он. И вдруг Цинния добавила: – Да, бедная Лиз. О, что там она тебе сказала, дорогой? – она повернулась к Себастьяну. Он пожал плечами, смотря на меня с любопытством. – Не знаю. – Я помню. «Тедди сделала что-то плохое». Она продолжала это повторять. «Я прочитала об этом все. Она сделала что-то очень плохое». – Она хорошо изображала, и у меня на голове волосы встали дыбом. Меня знобило даже на солнце. – Она кажется сумасшедшей, – сказала я прямо. – Я же не Тедди, поэтому все легко объяснить, правда? Попрощайтесь за меня с Джуди, было здорово снова ее видеть. И Марка с Шарлоттой. Я полюбила Шарлотту, с ее застенчивыми глазами и длинными, шоколадного цвета волосами, и на мгновение я почувствовала отчаяние – от того, что, наверное, больше их не увижу. – Спасибо, Цинния. – Я поцеловала ее старческую, надушенную щеку. Она повернулась, обняв рукой сына. Когда они отошли, Малк сказал: – Чего она хотела? Ты что, продала ей органы? Или она собирается омолодиться с помощью обезьян, которых ты для нее разводишь? – Просто перетирали прошлое, – ответила я, шагая вперед, чтобы он не заметил, как я покраснела. – Обыкновенная чушь из мира Циннии. Но она права, и ты прав. Бедная та женщина. Я не буду ее беспокоить, если снова увижу. Малк догнал меня и обнял за плечи, и мы пошли к югу. – Что ж, наверное, она права. Мне больно это говорить. Ты знаешь, я люблю Себастьяна, но я никогда не понимал, как ты могла выйти замуж за человека из такой семьи. Глава 10 В понедельник ее не было в Лондонской библиотеке, и ни в один из следующих дней после того, как мы встретились с Фейрли, хотя я ходила туда на обед каждый день и каждый вечер после работы, когда они были открыты допоздна. Я просто стояла на первом или втором этаже, высматривая ее повсюду, ждала, что, может быть, она сама ко мне подойдет. Но ее нигде не было. В телефонной книге не было ее номера, хотя я прочитала все о ее блестящей карьере (две премии BAFTA, одна номинация на «Оскар», много других наград). Я взяла напрокат «Ветры власти», «Мейбел и благоразумие» и «Всеми правдами и неправдами» – три ее самых известных фильма – и посмотрела их в своей комнате на ноутбуке. Я искала ее сообщений, подсказок, знаков, которых там не оказалось. Когда май сменился июнем и настал день рождения Малка, я начала думать, что, наверное, они все были правы, все. Но бросить поиски значило отказаться от мечты о другой жизни, от новой версии себя, от кого-то другого, у кого нет двенадцати экземпляров одной и той же книги, разбросанных повсюду друзей, бывшего мужа, застывшей карьеры. И поэтому я не слушала голоса, твердившие мне, что я ошиблась, смеющиеся надо мной во сне, сидящие по темным углам, готовые наброситься на меня, передразнивая мое собственное воображение, выращенное на детской книге. Я продолжала ждать в библиотеке. Несколько раз я возвращалась в Хэмпстед и гуляла мимо домиков-замков, размышляя, который из замков ее, молясь, чтобы она вдруг появилась, как Спящая Красавица. Я стояла там ранним вечером, у высокой травы, которая раскачивалась и щекотала мои лодыжки, наблюдала, как лондонцы целенаправленно шагают домой с работы: рюкзаки, кроссовки, солнечные очки, все куда-то спешат, туда, где им надо быть. И я ждала, пока стемнеет, прислонившись к дереву с книгой Агаты Кристи и каждые полминуты поднимая глаза, просто чтобы убедиться, что она не проходит мимо меня. Ничего. Я знала, что это странно. Но никто не спрашивал меня, где я была. И мало-помалу настал момент, когда все стало казаться бессмысленным, и понемногу я перестала ходить и в Хит, и в Лондонскую библиотеку. Один день, потом два, потом три, и я удивлялась сама себе, но не шла туда. Я читала за своим столом, или болтала со Сью, или бродила по магазинам с Бекки. Каждый вечер я шла домой, притворяясь, что это нормально, что она меня больше не волнует. Я положила фотографии, аккуратно вложив их в конверт, в книгу «Нина и бабочки», потом положила под кровать, где книга примостилась посреди плотных комков пыли. Я сказала себе, что это разумно, что так я буду лучше себя чувствовать. В первую пятницу июня был день рождения Малка и, так совпало, у Брайана Робсона тоже. Эти два славных парня делили один день рождения, и мне это нравилось; это опровергало теорию Малка и напоминало мне, что совпадения, большие и маленькие, случаются повсюду. Во время обеда я пошла в Теско, выбрать капкейки для Брайана, в честь которого мы устраивали небольшое чаепитие после обеда, и что-нибудь для Малка, чтобы скрыть тот факт, что я так и не успела купить ему подарок. Примерно без десяти два я шла через площадь Святого Джеймса с вызывающе большой кипой пирожных. Я посмотрела на окна библиотеки, но не остановилась.