Следующим утром, по словам врача, мой “муж” приходил ознакомиться с результатами анализов. Визит занял ровно пять минут. Спящую пациентку своим присутствием беспокоить не стал, но я всё же проснулась от сообщения из банка с приглашением забрать перевыпущенную карту взамен заблокированной. Отпустил. Правда, только меня. Наивные надежды, что с Лёшки снимут обвинения, не оправдались. После ухода Карла, я долго успокаивала Нечаева историей про невнимательную Сову, которая, не посмотрев под ноги, упала и заработала сотрясение. Врала неуклюже, но он был так обеспокоен, что не заметил. Сразу же примчались Тимур и Дима. Заодно “обрадовали” - возвращения Нечаева придётся ждать до конца октября. Ещё четыре недели? Если кое-кому очень маленькому сейчас восемь, то будет двенадцать… Ждать или теперь можно полететь? Я как раз бронировала билеты в Гуанчжоу - там самый близкий к Лёше международный аэропорт, когда седой доктор, сообщил, что УЗИ показало ещё несколько проблем, и мне бы полежать у них недельку-другую под наблюдением и капельницами. Волноваться сильно не стоит, просто резкая потеря веса сказалась. И про полёты, особенно длительные, рекомендовал забыть месяца на три, из-за сотрясения. Помедитировав на этот запрет какое-то время, я поняла, что желание быть рядом с Нечаевым уничтожает во мне остатки здравого смысла, а ведь отвечаю я сейчас не только за себя. Надо привыкать и учиться тормозить импульсивные поступки. Сказать Лёше “ты станешь папой” - тоже один из них. Не успею договорить, как он будет выглядывать из иллюминатора самолёта по пути сюда. Вот следователь Короленко обрадуется… Тим не распространяется, но Сима делилась, что его до сих пор таскают на допросы. Исчезновение обвиняемого крайне огорчило органы, так что отыгрываются теперь как могут. Потому я продолжаю врать. Лёшке, нашим друзьям и родителям. Нечестно ставить других перед выбором - лгать Нечаеву вместе со мной или, спровоцировав прилёт, посадить его на два года. Это моё решение и моя ответственность. Официальный предлог для нахождения в больнице обеспечил Карл, но с каждым днём всё труднее смотреть в синие глаза и молчать. Узнавать новое о мелочи и не иметь возможности поделиться - ни радостью, ни опасениями, ни страхами. Да что там, я вообще не знаю, нужен ли ему ребёнок. Переход от “дай нам это лето” до “будь со мной” произошёл слишком быстро. Конечно, нам вместе волшебно отдыхать и работать, болтать и молчать, любить… Но ведь дети - это связь навсегда, а его "будь со мной" очень похоже на долгое "здесь и сейчас" - продолжающийся праздник без серьёзных планов на семью и потомство. Только работа и отвязный отдых. Лёшка - особенный человек для меня. Был и есть. Самый лучший. К его приезду малыш научится хмурить бровки, жмуриться, сжимать кулак и сосать палец... Мысль, что, возможно, Нечаев этому всему будет не рад, рвет душу сомнениями. Кладу руку на живот, в поисках поддержки у трехсантиметрового человека, и не понимаю, как же так получилось, что мне снова больно любить. Глава 33.3 Глава 33.3 Наше время. Октябрь Окончательно сдалась я в день свадьбы, которую Карл не отменил. После пощёчины заархивировала все чаты, в которых могли быть его родители и братья, не найдя в себе сил удалиться и объяснять причины людям, которые давно относились ко мне, как к своей. Казалось правильным, если семья всё узнает от Карла. Однако совершенно неожиданно в день предполагаемого бракосочетания начали писать даже малознакомые люди. Они слали стихотворения, музыкальные открытки со свадебным маршем Вагнера, забавные видео с женихами, невестами и прочими голубями с сердечками. Если бы я выходила замуж, то в общей суете весь поток этого кошмарного спама прошёл бы мимо. Читала бы поздравления потом, одним глазом, попивая игристое в бизнес-классе по пути в медовый месяц. Но когда лежишь под капельницей, у тебя столько свободного времени… Вишенкой на торте стало “поздравление” сестры Карла. Судя по содержанию сообщений, она владела полной информацией и, не стесняясь в выражениях, высказала всё, что думает. Если честно, я хорошо понимаю её эмоции. Правда. У них с братом тёплые, близкие отношения, только всё равно трудно слышать от вчерашней подруги о своей гнилой натуре, неблагодарности и подлости, предательстве… А ещё о том, сколько раз она предупреждала Карла, что всё так и выйдет, но он, наивный дурак, не верил. Карл кто угодно, но не наивный дурак, а что это меняет? Она права, мне даже оправдаться нечем. Потом я пойму, что тишина в эфире наступила ровно в момент начала церемонии. Но за полчаса до этого седой доктор нашёл меня в кресле у окна, трясущуюся в тихой истерике, и отобрал постоянно вибрирующий гаджет, пообещав вернуть его в следующей жизни, если не начну беречь себя от стрессов. Медсестра уколола успокоительное и, уплывая в блаженное забытье, я ощущала, как что-то внутри ломается. Хотелось заснуть и не просыпаться до возвращения Нечаева. Лишь бы не справляться со всем этим одной. Несколько дней приходилось выключать телефон - одолевали звонки с незнакомых номеров. Не отвечала, хотя среди них могли быть последние заказчики. Лёшка от неизвестности сходил с ума - успокаивала сообщениями, всеми способами увиливая от видеосвязи. Уже давно кончились правдоподобные предлоги, но если б увидел меня такую, его бы никто не удержал. И тогда всё было зря. Он голосом рассказывает новости об их проекте, которым очень заинтересовались китайцы. О том, что, возможно, следующие несколько лет я стану настоящим перелётным птицем, потому что придётся жить на две страны, а без меня он больше никуда уезжать категорически не согласен. С треком тоже дела продвинулись: получили все разрешения и весной там закипит работа — коммуникации, трасса, трибуны, но если поднапрячься, то зимой смогут принять дрифтеров… Эх, Лёшенька, какие две страны с грудным ребёнком? Да и не с грудным тоже. Особенно Китай. Это не Европа и не Америки, где можно обойтись английским при поиске няни или даже элементарно на рынке и в магазинах. Он не сомневается, что выйдет уладить дело с судом, и бодро строит планы, в которых точно не предусмотрены бессонные ночи с коликами и режущимися зубками. Пялясь в больничный потолок, мысленно веду с ним диалоги, а в реальности - молчу. Всё больше вопросов, ответы на которые дать не могу, как бы ни ломало. Надо подождать, не сейчас. Он это чувствует, нервничает, психует, потом остывает, извиняется, а после снова психует. Несколько раз внепланово присылал убедиться, что Карл вне периметра и я в безопасности. Убеждались, подтверждали, но долбанная недосказанность медленно и безвозвратно отравляет то, что между нами расцвело. В каждое сообщение вкладываю всё оставшееся тепло, чтобы подпитать его терпение, молясь, чтобы хватило на дольше. Пожалуйста, мой хороший, держись. Не хватило. Гружу видео, отправленное три минуты назад. У нас семь утра, у них час ночи. Лёша с влажными волосами и в мокрой у шеи футболке для бега, в ушах - вкладыши. Бежит. Кажется, случайно включил камеру, потому что выражение лица меняется с опустошённо-уставшего на сосредоточенно-напряжённое. Хмурится, зависая свободной рукой у трубки, но решает не выключать. Замедляется, останавливается у лавки, садится и низко опускает голову, оставляя в кадре светлую макушку. - Привет, птиц, - звучит тихо, неровно, со сбитым дыханием. Долгая пауза, словно он подбирает слова, пряча глаза под светлыми ресницами. Не видела его целую вечность… Дня два? Вечность и есть. Тяну носом воздух, и мозг подбрасывает острый запах распаренного, горячего после бега Нечаева. Вот бы прижаться. Он меня не видел пять вечностей. - Снова не отвечаешь… - трёт лоб длинными пальцами и поднимает взгляд. - Больше не могу так, есть разговор. Нервно теребит одну из цепочек на шее. Прикрываю ладонью рот, будто он может услышать мой всхлип. Где-то на границе сознания мелькает догадка: он сейчас попрощается. Попрощается и моё сердце разорвётся. - Так скучаю по тебе… - сколько раз я слышала эти слова от него, но ни разу в них не скользила обречённость. - И совсем не понимаю, какого чёрта у нас происходит. Парк, в котором он бегает, чтобы “проветрить извилины”, тих и пустынен. Чётко слышу каждый вдох и тихий голос с тонкими оттенками злости, растерянности и разочарования. - Столько всего передумал, скоро тронусь уже. Иногда вообще посещает мысль, что ты мне приснилась. Если бы не это… - оттягивает и щёлкает моей резинкой для волос, надетой на крепкое запястье. Украл! - Знаешь, как охарактеризовал терапевт то, что было у меня к Симе? - криво улыбается. Замираю. Он никогда не говорил о годах своего “проклятья”. То ли сам не хотел вспоминать, то ли меня берег. Изображает пальцами знак кавычек: - Тихое, бескорыстное чувство, не требующее обладания… гм… предметом, на который направлено”. Я, типа, принял выбор Симы, но оставался рядом, - несколько раз прочёсывает пятернёй отросшую чёлку и впивается взглядом. - С тобой так не выйдет, птиц. В подтверждение отрицательно качает головой, а во влажных глазах столько болезненных эмоций, что я не вывожу и захлёбываюсь слезами. Добела прикусывает нижнюю губу. Ну куда! Только зажила же! На тонкой кожице ожидаемо выступает кровь. Стирает указательным пальцем. - Лиз, если передумала ждать, - голос сипнет, - быть со мной... Просто скажи, не мучь нас обоих...